Ведьма с Лайм-стрит - Дэвид Джаэр

Ни один медиум в Европе не прошел столь тщательной и дотошной проверки, как она. Немецкий исследователь Альберт фон Шренк-Нотцинг проверял ее влагалище перед сеансом и после, чтобы убедиться в том, что она не прячет там поддельную эктоплазму. Гудини часто столь же кропотливо обыскивали перед трюком с побегом из тюрьмы, проверяя, не прячет ли он в отверстиях тела ключи или отмычки. Впрочем, ему не приходилось разрабатывать трюк побега из устройства, в конструкции которого экспертом был Эрик Дингуолл, дознаватель из Общества психических исследований. Дингуолл был автором научного труда, посвященного истории пояса целомудрия, и куратором коллекции объектов эротического содержания «Секретум» в Британском музее. Тем не менее Гудини считал, что этот эксперт недостаточно ограничил Еву К. в возможности мошенничества.

Гудини несколько раз присутствовал на ее выступлениях, где проявлялись ее сверхъестественные способности. Зрители – в том числе и Гудини – скандировали «Donnez! Donnez!»[16]. Светящаяся жидкость выделялась из ноздрей медиума, на надбровных дугах образовался эктоплазматический «рог», изо рта показался какой-то полупрозрачный предмет и вскоре, как по волшебству, исчез, а однажды на появившейся эктоплазме проступило нечеткое лицо призрака.

Гудини был настроен скептически и в то же время был заинтригован. Он отметил, что Еву К. обыскивали женщины-дознаватели из комиссии Общества психических исследований, причем в другой комнате, и он считал, что телесные отверстия медиума не были проверены должным образом. Гарри рассказал Дингуоллу, как во время работы на выставках диковинок один японский акробат научил его глотать и затем выплевывать биллиардный шар. Гудини знал, что тот акробат мог проделывать тот же трюк с лягушками, змеями и другими безволосыми существами. Иллюзионист подозревал, что Ева прятала в пищеводе, а затем исторгала из себя склизкое призрачно-белое гипсовое вещество. Он вообще не был уверен в существовании такой субстанции, как эктоплазма. «Что ж, вчера вечером на спиритическом сеансе вещество действительно выделялось, – писал он Дойлу, – но я не готов сказать, что в этом веществе есть что-то сверхъестественное».

У сэра Артура тоже были свои подозрения… касательно выступлений самого Гудини по всей Англии – в частности, его удивительной способности выбираться из надежнейшим образом запечатанных помещений. «Мой дорогой друг, – писал Дойл, – зачем ездить по всему миру в поисках проявления оккультных феноменов, если вы сами воплощенное проявление оккультного… Разум подсказывает мне, что вы наделены удивительнейшими сверхъестественными способностями и иного объяснения нет».

Зная о том, как ему удается создавать иллюзию сверхъестественного на собственных выступлениях, Гудини не был готов признать подлинность способностей какого-либо медиума. Возвращаясь в Соединенные Штаты на судне «Император», он все так же скептически относился к разделяемой Дойлом теории, как и во время своего прибытия в Уиндлсхем. Жена сэра Артура, Джин, была уверена, что ей каким-то образом передался от Лили Лодер-Саймондс дар астрального зрения, и Дойл не принимал ни одного важного решения, не посоветовавшись с духами близких. По словам Гудини, Дойлы действительно верили в спиритуализм. Он сомневался, что рассудок сэра Артура затуманился, как утверждали злопыхатели. Он знал, что даже умнейшие и образованнейшие люди могут угодить в ловушку спиритической мистификации. Однажды во время спиритического сеанса на этом самом судне он видел, как был потрясен Теодор Рузвельт. «Но море не возвращает мертвецов, – думал он, – если не использовать какой-то фокус».

Спиритический сеанс для Рузвельта

Незадолго до начала Первой мировой войны Гудини плыл из Англии в Америку на судне «Император» и повстречал на борту Теодора Рузвельта. Хотя командир Первого полка добровольческой кавалерии США, прозванного Мужественными всадниками, и великий мастер побега принадлежали к разным мирам, во многом они были похожи. Оба любопытны и импульсивны, словно дети, и оба неотступно добивались своих целей – слова Г. Л. Менкена о Рузвельте прекрасно подходят и Гудини: мол, он наделен «почти патологичным стремлением к действию».

Надеясь развлечь полковника Рузвельта, Гудини хотел прыгнуть в наручниках в океан и провернуть трюк с освобождением. Капитан корабля запретил эту эскападу, но Теодор, прогуливаясь с Гудини по палубе и обсуждая спиритуализм, предложил другую забаву.

– Проведите для нас небольшой спиритический сеанс, – попросил он.

Всю жизнь Рузвельта интересовали разве что библейские чудеса. Тем не менее он был почетным членом Американского общества психических исследований и терзался осознанием собственной смертности. Недавняя неудачная экспедиция к устью притока Амазонки со звучным названием Рио-да-Дивуда – Река Сомнений – подорвала его здоровье. Двое членов экспедиции погибли в джунглях, а сам Рузвельт, свалившись от приступа малярии, впал в горячечный бред. Температура поднялась выше 40 °C, и Теодор был на волосок от гибели. После этого приключения он так полностью и не оправился.

Хотя Гудини к тому моменту уже оставил имитации спиритических сеансов, он был рад чем-то подбодрить павшего духом полковника. В условленное время Гудини, готовясь проводить сеанс, потребовал, чтобы его представление проходило при включенном свете – мол, он не из тех медиумов, кто вещает из-за занавеса или из закрытого помещения. Повернувшись к Рузвельту, Гудини осведомился, есть ли у того вопросы к духам. Подыгрывая ему, Теодор написал на листе, скрытом от глаз иллюзиониста, вопрос, затем сложил бумагу и спрятал ее в конверт. Гудини поднял две «доски духов» – небольшие грифельные дощечки – и продемонстрировал, что на них ничего не написано, а затем попросил своего глубокоуважаемого зрителя вложить конверт с вопросом между ними. Гудини связал дощечки между собой, и, следуя его указаниям, Рузвельт огласил вопрос:

– Где я был на прошлое Рождество?

Гудини сразу же развязал дощечки, и между ними обнаружилась цветная карта окрестностей Реки Сомнений – именно там встретил Рождество Рузвельт во время своей экспедиции в Бразилию. Полковник восхищенно охнул. Он только что придумал этот вопрос, у Гудини не было времени подготовить карту.

– Ей-богу, вот это доказательство! – воскликнул Теодор.

Зал взорвался аплодисментами, когда обнаружилось, что карта подписана покойным английским журналистом Уильямом Томасом Стедом: мол, именно его дух явил залу послание. Стед сам считался медиумом и якобы получал сообщения из мира духов. Повинуясь их зову, он отправился в Америку, но, к несчастью, купил билет на «Титаник» и погиб в холодных водах океана. Тем вечером он, как сочли зрители, достучался до них из Страны лета – друг Стеда, плывший на корабле, подтвердил подлинность подписи.

Новость об этом спиритическом сеансе мгновенно достигла Нью-Йорка и Вашингтона. Никто не понимал, как Гудини мог это сделать. Следующим утром Теодор обнял Гудини за плечи и попросил – как мужчина мужчину – ответить на вопрос: был ли вчерашний сеанс проявлением «подлинного спиритуализма». Улыбнувшись и подмигнув, иллюзионист сказал:

– Это был просто фокус, полковник.

Так развеялось краткое очарование Рузвельта миром духов. Теодор умер через полгода после того, как его сын Квентин погиб в воздушном бою, и утешение новой религии трансцендентного оказалось не для него.

Часть III. Новые земли

Грань между двумя мирами – познанного и непознанного – все еще прочна, но кое-где она истончается, и, как камнеломы, пробивающие туннель друг другу навстречу, кроме журчания подземных вод и иных шумов, мы порой слышим, как наши товарищи с другой стороны бьют по камню кайлом.

Сэр Оливер Лодж

Сэр Артур Конан Дойл

Сэр Оливер Лодж

1922: «Не позволяйте никому приручить себя»

В коротком красном платьице, едва прикрывающем бедра, танцовщица босиком выступала на сцене. Ее танец под балетную музыку был у всех на устах в Европе. Но тут ей не Париж. Старые добрые янки сочли ее выступление куда более вульгарным, чем танцы в знаменитых публичных домах на площади Сколлей-сквер. Когда, оскорбленная реакцией публики, она оголила грудь, многие зрители покинули зал. Но гарвардские студенты, гуманитарии и ученики музыкальных колледжей остались, с ликованием восприняв ее слова: «Когда-то вы были дикими! Не позволяйте никому приручить себя!»

Скандальная пламенная речь полуобнаженной Айседоры Дункан в Симфони-холле стала настоящей сенсацией. Несколько дней назад она выступала с той же программой в либеральном Нью-Йорке – правда, не оголяя грудь – и получила хвалебные отзывы критиков как «самобытная представительница авангардного балета». Но тут ей не Манхэттен. В Бостоне ее поливали грязью в газетах, в штате ее выступление запретили, а в гостиных наиболее фешенебельного района Бостона ей не уставали перемывать косточки: мол, она старая и толстая, груди обвисли, задница разжирела. А ее речь – «Этот шарф красный! И я такая же!» – мол, была большевистской провокацией. Когда мэр Бостона Керли выгнал Айседору из города, запретив ее выступления, в газетах Херста это его решение нашло восторженные отклики. Многие из граждан, кто, подобно доктору Крэндону, редко одобрял поступки их консервативного мэра-католика, поддержали изгнание Айседоры Дункан. Пусть пропагандирует власть толпы сторонникам Ленина у себя на новообретенной родине, раз уж она их так любит.