Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С радостью!
Мы вышли из двора заведения и побрели по улице. Я даже не представлял, в каком районе Парижа мы находимся. Но явно – далеко от центра. По пути основная масса ребят от нас откололась, попрощавшись, и двинулась в сторону метро, а я остался наедине с Мишель и странным пирсингованным субъектом. Прохожие иногда оглядывались на нашу странную компанию и посмеивались.
Дойдя до небольшого парка, мы присели на лавочку. Картинка была почти идиллическая. После вчерашнего дождя едва начинавшая золотиться листва блестела на солнце. На клумбах перед нами цвели розы. На соседней скамеечке мирно сидел пожилой бомж. Он как раз собрался позавтракать: культурненько разложил на газетке какие-то припасы и налил себе вина в пластиковый стаканчик.
– Откуда ты приехал? – спросила меня Мишель.
– Из России.
– Ясно, – обреченно махнул рукой парень в странном одеянии и закурил. – Там у вас еще полное отсутствие свободы личности и возможностей самовыражения. Фриков-то в России мало, а фриганов и вовсе нет. Люди у вас зажатые, закомплексованные…
– Фрики, – подхватила Мишель, – это как Поль: они внутренне свободны и неподвластны моде и разным общественным влияниям. Они могут себе позволить выглядеть, как хотят. Искать себя, создавать любые образы.
Я снова посмотрел на Поля: да, этот парень действительно в поиске. А поиск, похоже, грозит надолго затянуться.
– А пирсинг зачем? Например, на губах? Или на языке? Неудобно же…
– Для того чтобы внимание привлекать! – сообщил мне Поль. – Надо показывать людям альтернативу их привычному образу жизни, способу мышления. Иногда используются преувеличения: так доходчивее. Пирсинг – знак того, что я свободен! У меня еще вся спина в татуировках. Хочешь, покажу?
– Нет, нет, не стоит… – уклонился я от такой чести на всякий случай.
– Просто фрики – это смелые и отвязные люди, бешеные, немного сумасшедшие, – продолжил Поль. – Даже западная культура, которая считается свободной, не всегда готова к восприятию людей такими, какие мы есть. Я не боюсь быть толстым, лохматым, красить глаза и ногти. Это все – выражение моей свободы. Меня вот выгнали с работы, когда я однажды пришел в офис в пижаме.
«Хорошо, хоть в дурдом не упекли!» – подумал я про себя и ехидно хмыкнул.
– Первый фрик, наша родоначальница и гордость – это Жорж Санд! – огорошил меня между тем Поль. – Она тоже свободно самовыражалась, одевалась, как хотела, спала, с кем считала нужным, вела себя независимо и этим шокировала высшее общество Парижа.
– То есть у фриков главное – свобода и в одежде и поведении? – уточнил я.
– В принципе да. Но из-за этого нас, честно говоря, часто путают с трансвеститами, что обидно. Но мы – не такие… Хотя и за свободу секса тоже выступаем. Просто мы можем позволить себе одеваться в секонд-хендах, на блошиных рынках, а не в бутиках на Елисейских Полях, быть оригинальными, непредсказуемыми, классно выглядеть! Никакие Готье и прочие жертвы моды от кутюр с фриками рядом не стояли. Тут пришьешь, там подрежешь – вот и новый кутюрный наряд готов! Просто отпад! Смотрят на нас люди – и настроение у них поднимается.
– Короче, – весело подытожила Мишель, болтая в воздухе ногами, – про фриков ты все уже понял. Посмотри на Поля, он – классный фрик! Только другие обычно веселые, перфомансы устраивают везде, а наш – особенный, задумчивый.
– Философ я просто, философ! – меланхолично отозвался Поль.
– Теперь про фриганов. Вот что ты, Тимоти, думаешь про западное общество потребления?
Такой серьезный вопрос, прозвучавший из уст этого симпатичного создания, поставил меня в абсолютный тупик. Я промычал нечто абсолютно невнятное.
– Вот и доказательство твоей низкой социальной сознательности и активности! – торжествующе сообщила Мишель, подняв вверх указательный палец. – Ты даже не думаешь о том, как, что и зачем ты потребляешь. И так же поступают еще сотни, тысячи, миллионы людей во всем мире. Просто бредут, как стадо баранов, в указанном им направлении. А между тем, ты знаешь, сколько производимого продовольствия оказывается потом на свалках?
– Понятия не имею, – честно признался я.
– Ага! Так знай: миллионы тонн в год! Из которых, как минимум, одна пятая часть продуктов остается съедобной и пропадает! Ради этого уничтожаются леса, загрязняются реки и воздух, тысячи рабочих днем и ночью работают на заводах и фабриках. Где-то в Африке голодают дети…
– И что из этого следует?
– То, что за продуктами совсем необязательно ходить в магазин! – подмигнув, сообщила Мишель. – Достаточно заглянуть на ближайшую свалку.
– Что мы регулярно и делаем! – подал голос Поль. – Это у нас такой ритуал.
– В России я много встречал людей, которые едят и одеваются на помойках, – сказал я. – И большинство из них делают это вовсе не от хорошей жизни. Так поступают те, кто в жизни все потерял… Короче, бомжи.
– В нашем сообществе все по-другому, – сообщила Мишель. – Конечно, они тоже часто от нужды на помойках питаются, ничего плохого в этом нет. Но мы это делаем по другим соображениям, не от того, что не можем пойти в супермаркет.
– А почему же тогда?
– Фриганы – это идеология. Мы нормальные современные люди, работаем, получаем от жизни удовольствие.
Вообще, чтоб ты знал, фриган – это аббревиатура от двух английских слов: веганы – вегетарианцы и фри – свободный. Я сейчас учусь в университете, готовлюсь защищать работу как раз по этой теме.
– Здорово! – восхитился я. – И что, ни разу не травилась? Продукты-то могут быть опасными для жизни.
– Надо быть внимательным и смотреть на срок годности. Просроченные продукты мы не берем. Там и нормальных хватает.
– Кстати, что-то я проголодался! – сообщил Поль, поглядывая на аппетитно хрустящих свежими багетами людей, проходящих мимо. – Приближается ланч. Может, и мы перекусим? Завтрак как-то не задался сегодня. Не люблю ночлежки!
– С удовольствием! – отозвалась Мишель. – Ну что, Тимоти, ты с нами?
– В смысле, вместе идем за едой на помойку? – на всякий случай уточнил я.
– Точно!
– Ладно! – Я ощутил в желудке слабое брожение. И хотя плохо представлял себе грядущий помоечный ланч по-парижски, все же пошел с Мишель и Полем. Цветущая, жизнерадостная парижанка внушала некоторый оптимизм. Возможно, все будет не так страшно.
* * *По пути на «обед» Мишель продолжала рассказ об идеологии фриганов.
– В западной культуре существует вечная гонка за чем-нибудь: модой, новыми шмотками, квартирами, бытовой техникой. Люди становятся заложниками информационного и потребительского процесса. Они не успевают нормально проживать свою жизнь: только приобрели новый DVD-плеер или фотоаппарат, а он уже устарел. Или сосед купил себе новую модель и хвастается ею. У человека появляются комплексы, что он одет не в одежду из последней дизайнерской коллекции, что он гладит себе рубашку не тем утюгом, который рекламируют по телевизору, что его компьютер катастрофически устарел… И так – каждый день. В результате этой бесконечной гонки за вещами в помойке ежедневно оказывается масса всего полезного и функционального: начиная от еды и заканчивая бытовой техникой. Впрочем, сейчас ты сам все увидишь.
– Вот зеленые мусорные баки, – сообщил Поль, показывая на здоровые контейнеры на колесах возле одного из домов, – в них выбрасывают бытовые отходы.
– Но мы тут еду добывать не будем, – рассмеялась Мишель и подмигнула мне. – Есть места и получше. Вообще-то, сейчас не лучшее время для фриганов, но голодными не останемся! Обещаю.
– А какое время – лучшее? – поинтересовался я.
– Мусоровозы выезжают ночью, ближе к утру. По всему Парижу опустошаются баки, спать невозможно! Надо успевать до них. Много всего полезного сваливается парижанами на помойку по вечерам. Особенно рядом с супермаркетами и рынками, если говорить о еде. А если покопаться в мусорках других магазинов, можно тоже отыскать много интересного и полезного! Например, у нас есть знакомый меломан Рони, он все свои диски собрал исключительно на помойках музыкальных магазинов. Оттуда же у него MP3-плеер.
– Поль, а в ночлежке-то вы с друзьями как оказались? – спросил я.
– Лоханулись немного. Не успели быстро сориентироваться и убежать, вот нас и отловили социальные службы. Мы как раз ужинали неподалеку от одной помойки, выпили немного. Документов и денег обычно при себе не носим. Иногда нападают арабы, они агрессивные, все отбирают. Вообще, в разных частях города конкуренция существует. Раньше быть фриганом было безопаснее…
– А одежда твоя… – я немного помялся, – она тоже добывается на свалках?
– Бывает и такое, – довольно кивнул Поль. – Я этим горжусь! Какая разница – бродить по помойкам или бутикам в поисках редких винтажных вещей? Вот эти чудесные зеленые штаны я нашел в баке около театра на бульварах. Прекрасный наряд, правда? Несколько раз мне вообще офигительно везло. Я подбирал редкие дизайнерские вещи – от Диора, Армани, того же Готье. У меня большая коллекция неожиданных находок из помоек – сумки, ремни, перчатки, носки, галстуки. Когда-нибудь я мечтал бы сделать фэшн-выставку «Одежда из мусорного бака».
- Бомж городской обыкновенный - Леонид Рудницкий - Современная проза
- АРХИПЕЛАГ СВЯТОГО ПЕТРА - Наталья Галкина - Современная проза
- Лето Мари-Лу - Стефан Каста - Современная проза
- Паразитарий - Юрий Азаров - Современная проза
- История одиночества - Джон Бойн - Современная проза
- Гибель Помпеи (сборник) - Василий Аксенов - Современная проза
- Влюбиться в Париже - Лия Иванова - Современная проза
- Париж на тарелке - Стивен Доунс - Современная проза
- Костер на горе - Эдвард Эбби - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза