Исцеление для неисцелимых: Эпистолярный диалог Льва Шестова и Макса Эйтингона - Елена Ильина

И, представьте, Добрый отнесся очень хорошо – сразу дал ему тысячу франков и, по-видимому, вообще готов поддержать его. И позже достать немного денег – так что пока он держится. [3] Кроме того, сейчас уже начинают хлопотать о вечере для него – это тоже ему кой-что принесет. [4] Так что в общем, кажется, самое трудное уже позади, особенно, если Питоев, как предполагается, поставит в мае его пьесу и если пьеса будет иметь успех.

Какие Ваши дальнейшие планы? Долго Вы еще собираетесь оставаться на Ривьере? И, на обратном пути – не проедете ли через Париж? Очень было бы приятно повидаться. Как себя Мирра Яковлевна чувствует? Наверно рада, что, вместо туманов Берлина – теплое и яркое солнце Италии над нею. А от Фрейда имеете вести? Как его здоровье <?>

А<нна> Е<леазаровна> шлет Вам и Мирре Яковлевне свой привет. Она бы тоже написала – но сейчас у нас в доме маленькие осложнения – у Наташи свинка и у А<нны> Е<леазаровны> уже совсем нет ни минуты свободной. Обнимаю Вас, сердечный привет Мирре Яковлевне.

Ваш Шестов

* Фрагмент (2-й абзац) приведен в кн. Барановой-Шестовой, I: 304.

1. См. прим. 3 к письму 2, от 2 октября 1923 г.

2. Жорж (Георгий Иванович) Питоев (Georges Pitoëff) (1884–1939), русский и французский актер, режиссер, театральный деятель армянского происхождения; основатель целой актерской династии. Вместе с женой, Людмилой Яковлевной Питоевой (урожд. Сманова; 1895–1951), организовал в Швейцарии в 1918 г. труппу Театр Питоевых, с которой обосновался в Париже в 1922 г. Питоев хотел поставить в своем театре пьесу Ремизова Бесовское действие, которую совместно с женой перевел на французский язык (перевод опубликован в Женеве в 1922 г.), однако спектакль не состоялся.

3. Абрам Юрьевич (Уриевич) Добрый (?-1936), промышленник, общественный деятель, меценат. Шестов был знаком с Добрым еще по Киеву, киевлянином, как и он сам, и хорошо помнил шумную историю, когда в 1918 г. Доброго пытались там похитить (организатором похищения оказался глава Совета министров Украинской народной республики В.А. Голубовский, см. об этом: А.А. Гольденвейзер, “Из киевских воспоминаний (19171921)”, Архив русской революции. VI. Берлин, 1922, сс. 213-14). Ремизов был участником сборника Памяти Абрама Юрьевича Доброго (Париж, 1939, сс. 19–22); он также упоминает Доброго и его сестру, Дору Юрьевну (Уриевну) в Мышиной дудочке (Дору Добрую еще в рассказе Стекольщик, (Грани, 1952, № 15, с. 7)). См. также в ремизовском письме Шестову от 31 января 1924 г., в котором сообщается о встрече с Добрым: «К Доброву <sic> завтра вечером, нет, сегодня», и в следующем письме ему же: «Как же зовут m<ada>me Добрую <?>» (Переписка Шестова с Ремизовым, Русская литература, 1993, № 4, сс. 149, 150).

4. Вечер Ремизова, о котором пишет Шестов, состоялся 4 апреля в зале Hotel Lutetia; согласно газетной информации, писатель готовил к нему свои новые произведения: китайский рассказ, сказки, монолог из Трагедии об Иуде, принце искариотском (Хроника, I: 131).

6

ШЕСТОВ – ЭЙТИНГОНУ

7. Rue Sarasate

Paris (XV)

28/II. <19>24

Дорогой Макс Ефимович!

Очень порадовался, получив Ваше письмо. Правда, поправка у Вас идет не так быстро, как бы хотелось, но, раз Вы поправляетесь, значит, надо думать, при настойчивости и совсем поправитесь. [1] А Вы ведь пишете, что в настойчивости подражаете мне, а Мирра Яковлевна в требовательности – Анне Елеазаровне. А это уже не мало!

И я себя чувствую лучше – даже последние недели позволил себе писать. Конечно, приходится и прерывать, и ограничивать себя – но все же кое-как можно работать. Удивляюсь я Фрейду – как же он так быстро после операции вернулся к работе. [2] Я думаю, что это хороший знак, хотя, конечно, не каждый на его месте проявил бы такую энергию. Видно, он человек не только большого ума, но и большого характера!

Очень благодарю Вас за Вашу заботливость. Шолем-Аш действительно долго жил в Америке и, вероятно, может много рассказать о тамошних издателях. [3] Кто издал мои книги в Америке – к сожалению, сейчас не могу сказать. Мне даже, для приличия, не прислали экземпляров. [4] Но я написал своему кузену в Чикаго – просил его навести справки. [5] Как получу ответ, напишу Вам.

О Ремизове ничего нового не могу сообщить Вам – т. к. вот уже две недели, как его не видел. Мы сейчас живем в карантине, т. к. Наташа две недели тому назад заболела свинкой – ужасно прилипчивой болезнью.

В знакомой семье нашей (от которой Наташа эту свинку принесла) – все члены, не только молодежь, но и мать, женщина старше 50 лет, переболели свинкой.

У нас пока только Наташа – хотя, быть может, и к Тане придет – заболела, но к нам теперь боятся ходить, и мы почти никуда не ходим. О Ремизове только знаю, что он квартиру переменил – больше ничего. [6] Но если могли переехать на другую квартиру, значит, было чем заплатить и за месяц вперед и за перевозку. Стало быть – пока существует.

О концертах Плевицкой ничего никто не знает – даже Борис Федорович <Шлецер>, который вращается постоянно в музыкальной среде. А меж тем Вы пишете, что концерт предполагается в начале марта. Отчего же нет нигде объявлений, и вообще из концерта как бы делается тайна? Вероятно, у нее неумелый импресарио! Если Вы с ней переписываетесь, напишите ей, чтоб она обратилась или к Шлецеру или к нам, и мы, конечно, с радостью сделаем, что можем. [7]

Всего Вам доброго – привет Мирре Яковлевне. Пишите – и, главное, подробнее о здоровье.

Ваш Шестов

1. См. прим. 3 к письму 2, от 2 октября 1923 г.

2. См. прим. 4 к письму 2, от 2 октября 1923 г.

3. Шалом (Шолом, Шолем) Аш (1880–1957), еврейский (идишский) писатель. Во время Первой мировой войны жил в США, затем вернулся в Польшу, оттуда перебрался во Францию, где, по всей видимости, встречался с Шестовым (в Париже широко и торжественно, например, отмечалось его 50-летие, в котором принимали участие известные французские, еврейские, немецкие и русские деятели культуры, см.: “Юбилей Шолома Аша”, Последние новости (Париж), 1931, № 3587, 17 января, с. 2); в 1938 г. окончательно переселился в США.

4. Речь идет о переводе книги Шестова Апофеоз беспочвенности: (Опыт адогматического мышления) (1-е изд., 1905) на английский язык: All Things Are Possible / Authorized translation by S.S. Koteliansky, with a foreword by D.H. Lawrence. New York: R.M. McBride&Co., 1920 (эта книга не учтена в наиболее полной библиографии Шестова, составленной Н. Барановой-Шестовой, в которой указано лишь ее параллельное лондонское издание, см.: Bibliographie des œuvres de Léon Chestov / Étable par Nathalie Baranoff. Paris: Institut d’Études slaves, 1975, p. 14).

5. Имеется в виду живший в Чикаго кузен Шестова Николай Яковлевич Прицкер (1871–1957).

6. По приезде в Париж Ремизовы временно поселились у одной старинной приятельницы Алексея Михайловича. Затем они сняли квартиру на 59, rue Chardon-Lagache в районе Auteuil (XVI-e), где они прожили осень и зиму 1923–24 гг., и затем перебрались на 120 bis, Av. Mozart (XVI-e), которую занимали в течение трех лет (см. описание последней в кн.: Н.В. Резникова. Огненная память: Воспоминания о Алексее Ремизове. Berkeley: Berkeley Slavic Specialties, 1980, cc. 72–3 (Modern Russian Literature and Culture, Studies and Texts, vol. 4)).

7. Н. Плевицкая дала в Париже два концерта – 11 и 24 марта (оба в Salle Gaveau, 45–47, rue La Boétie, VIII-e); ей аккомпанировал за роялем Мирон Якобсон, см.: Хроника, I: 128, 129.

7

ШЕСТОВ – ЭЙТИНГОНУ*

7. Rue Sarasate

Paris (XV)

11/III. <19>24

Дорогой Макс Ефимович!

Очень порадовало меня, что Вы стали поправляться. Бог даст, если только у Вас хватит выдержки, а у Мирры Яковлевны настойчивости – Вы и совсем поправитесь. По-видимому, причина заболевания – все-таки переутомление, а с переутомлением бороться возможно.

С концертом Плевицкой вышла большая путаница. Сперва я совсем ничего не знал о концерте и Б<орис> Ф<едорович> – тоже. Когда пришло письмо Ваше, я говорил с Б<орисом> Ф<едоровичем> – и он обещал, что пойдет в концерт. Но билеты от нее не приходили. И только сегодня (в день концерта) три часа тому назад пришли билеты. Я сейчас же отправил ему pneumatique [1] – но только что получил от него открытку: «уезжаю в Брюссель на три дня читать лекцию о Стравинском в Cercle litteraire». [2] Когда он едет – сегодня или завтра, не знаю. Если завтра, он пойдет в концерт, если сегодня уехал, значит в концерте не будет. И из наших никто, увы! пойти не может!

Я, кажется, писал Вам, что Наташа заболела свинкой. От нее свинка перешла к А<нне> Е<леазаровне>, а потом к Тане. Мне пришлось уйти из дому (к сестре), т. к. комната, в которой помещалась Таня, не отопляется. А когда Наташа немного оправилась – я ее поместил тоже на время к Плехановым [3]. Так как сейчас А<нна> Е<леазаровна> и Таня еще больны, я, по-прежнему, по вечерам принужден сидеть или, вернее, быть дома, и никому, таким образом, никак в концерт не попасть. Отдам билеты племянникам и племянницам. Жалко, что не удалось послушать Плевицкую: очень хотелось. И тоже жалко, если Шлецер не побывает в ее концерте. Хотя, я думаю, концерт пройдет с успехом: сейчас здесь много русских и русское в моде у французов. Вероятно, и второй концерт состоится.