Сказание о Громушкиных - Нина Катерли

Витек обошел тем временем книжные магазины и пришел к выводу, что куда лучше его редких изданий идут современные книги из России – и детективы, и новые модные писатели. Впрочем, может, это для него они – новые, он ведь современной литературой никогда не интересовался. Марина, конечно, все это знает, да где, если и решил бы, эти книги здесь возьмешь? Надо лететь в Россию, связываться с издательствами, с базами, посетить книжные ярмарки. Средства найдутся. Тут Витек кстати вспомнил о коробке с долларами, закопанной на даче под старой елкой. Смотаться и забрать. Только бы папаша за это время не угробил Машину. Мать пишет, правда намеками, что его состояние не лучше, чем у Гурвичей, – все забывает, настроение плохое, в супермаркете дела тоже не блеск, а главное, ему стало неинтересно.

Сперва затеял было обмен товарами между нынешним годом и семидесятыми того века. Туда переправлял дешевое заграничное барахло, которого тут сегодня полно, копейки стоит – разные кофточки с Апрашки, заколочки, трусики "неделька", импортные духи, крем от морщин. Особенно презервативы – тогда-то если были, то сплошь советские, жуткие, вроде резиновых перчаток, а теперь – какие угодно – всех размеров и цветов, с какими-то невозможными усиками и запахом клубники… и писать-то неловко, но торговля есть торговля, такие покупки именно ей отец поручает. Неудобно как-то. В ее возрасте… Но ему разве откажешь? Такой стал раздражительный! Все это барахло продавали в теперь уже прошлом, XX веке, рискуя, что посадят за спекуляцию. Отец завел там какую-то тетку, наплел ей, что, вот, на пенсию не прожить, а сын ходит в загранку, привозит… Тетка продавала, себе брала 10%. На вырученные деньги Громушкины покупали на тамошнем советском рынке продукты и потом по нашим ценам они шли в супермаркете. Мать радовалась: старик нашел занятие. Нет. Надоело ему. "Хватит, – говорит, – быть "челноком". Не царское это дело. Разве это коммерция? Суета одна".

Мать писала Витьку, что отец устал, капризничает, супермаркет ему надоел. Все чаще использует Машину для путешествий в советское время – просто так, без дела – погулять, посмотреть, полюбоваться на очереди в магазинах да на прежние лозунги и плакаты. Здесь ему, видишь ли, тошно – старых знакомых растерял – кто уехал, кто помер, кто на пенсии. Кругом на нужных постах – одна молодежь. Раньше все знали Громушкина, уважали. А нынешним он кто? Старый маразматик, с ним и говорить-то не о чем. В случае чего не к кому стало и обратиться.

Так что магазин он собирается продать и переехать на дачу, чтобы жить там круглый год. Но для этого нужно сменить всю сантехнику, что-то пристроить, а что-то вообще переделать, чтобы был зимний дом. Уже, мать писала, заказал проект, "в общем, приедешь – будет тебе сюрприз". Витек от этих папашиных планов стариков отговаривал – ну что это? Запереться в четырех стенах в деревне… ну, пусть не в деревне, а все равно до всего далеко – взять хоть бы тех же врачей. И вообще, чем киснуть, поездили бы, пока силы есть, посмотрели мир. Ведь нигде же никогда не были. При любимой советской власти не больно попутешествуешь, а теперь – хоть в Рим, хоть в Париж, хоть на отдых в Турцию. Или, как наступит осень и в Израиле не будет такой жары, ехали бы сюда.

А он прилетит будущей весной, дел в России полно, да и соскучился.

Но заграничные путешествия Громушкиных не прельстили. Тимофей Алексеевич все чаще ходил в гараж, а оттуда – в прошлый век на свою любимую рыбалку. Или просто в лес, подышать без вонючих автомобилей и горластых туристов и дачников, что везде бросают пустые бутылки, банки, а то и презервативы.

Читая письма матери и разговаривая с ней по телефону, Витек чувствовал – что-то она не договаривает, настроение у стариков, видать, совсем паршивое, хоть и радуются внуку. Сейчас Юлька с семейством живет у них на даче, и свекор ее, старый профессор, там же. Ведет с Громушкиными умные беседы. В шашки играют и в шахматы – профессор научил Громушкина, и тому очень нравится. Но в августе, мать пишет, придется отправить их в город и самим переехать – начнутся крупные строительные работы.

А в сентябре пришло сообщение, что отец продал-таки магазин, занимается новым домом, так что к весне, когда приедет сын, все будет готово.

Сам Витек уже не мог дождаться, когда сможет лететь в Россию. Честно говоря, надоело тут! И торговля хилая, и с языком задолбался, и Гурвичи ноют, Маринка целыми днями торчит у них. Уж переселялись бы, что ли, в свой хостель!

А магазин, видно, придется перепрофилировать, оставить, конечно, букинистический отдел, но и современных книжек привезти и продавать.

Старый Гурвич тут вдруг высказался:

– Ты, – говорит, – Витюша, живешь не как люди. Вот у тебя и дела не идут.

– А что это я, дядя Изя, не так делаю? – удивился Витек. Дядей Изей свекра тогда еще будущего, он с детства звал. – Что у меня не как у других?

– А все! – Гурвич заявляет. – Вот ты приехал в страну, так живи по ее правилам, а не как раньше, в России. В синагогу ты не ходишь. Это раз. Трефное ешь, тебе без разницы. Шаббат не соблюдаешь. И вообще…

Витек вдруг разозлился:

– А вот я, – говорит, – не пойму, у вас-то откуда взялась такая религиозность. Раньше что-то не замечал. А тут вдруг в Бога уверовали. Вы хоть знаете, в какого? В чем разница – русский, допустим, Бог или здешний?

– А мне знать не надо! – отрезал Гурвич. – Не положено. Бог един. И все. А ты, вон, фамилию нашу взял, а чтобы, как приличный еврей, обрезание сделать…

– Что-о? А это еще зачем?

– Затем! Вот тогда все и пойдет, как положено. Увидишь. И торговля твоя…

– А я – что, в магазине с расстегнутой ширинкой хожу?! – разошелся Витек.

Еле Марина их с отцом успокоила. Пыхтели до самого вечера, пока ужинать не сели. Хорошо – оба отходчивые, зла друг на друга не держат.

Только Виктор уже недели считал до того момента, когда можно будет слетать домой. Соскучился. Хотя, если уж честно, Израиль – страна хорошая, добрая. Все вежливые, о стариках заботятся, дети ухоженные, и никто на них не орет, не дергает. А солдаты? У нас от армии только и смотрят, как бы отмазаться, а тут – гордятся. Страну свою называют с большой буквы. Нет, чего уж тут… А природа? Горы, море. Леса, которые сами же когда-то посадили, а теперь там грибы растут. Ведь пустыня была, голое место, а они такую устроили красоту. Чистота везде. У нас говорили – евреи бездельники и неряхи. Ничего себе неряхи… А что обычаи соблюдают, так это, может, даже хорошо – жить по правилам, не как попало. Конечно, сам Витек как был неверующим, так и остался. Но все же съездил один раз к Стене Плача, надел, как порядочный, кипу, подошел к стене и сунул между камней записку. Все так делают. Написал: "Помоги, Господи, в бизнесе, и чтоб все были здоровы". Сунул записку, оглянулся и незаметно, потихоньку перекрестился – на всякий случай.

Так прошла зима. Зима в Израиле неприятная, дождливая, и в домах холодно – у многих даже отопление не предусмотрено. У Виктора с Мариной, конечно, тепло – кондиционер летом гоняет холодный воздух, а зимой теплый. Но эти их мраморные полы… Да и на улице как-то зябко. Одно хорошо – короткая тут зима. Вот уже и март, за ним апрель.

VIII

Виктор прилетел в Петербург вечером 25 апреля. В Израиле день был жаркий, солнечный, а тут холодный ветер, и с неба что-то сеяло – не то дождь, не то снег. А хорошо! Соскучился Виктор по питерской погоде.

Встретили родители, и он ахнул, увидев, как изменился отец. Даже не в том дело, что как-то особенно постарел, – погас. Глаза, как у больной собаки, рот кривится, волос совсем не осталось. Мать – та молодцом, только во взгляде – тревога, хоть и старается изо всех сил казаться веселой и бодрой. Волнуется за отца, это ясно.

Расстроились, почему один, собирались ведь приехать с Мариной вместе. Пришлось объяснять, что за три дня до вылета старики Гурвичи вдруг объявили, что переселяются в хостель. Срочно – там освободилась квартира, какую они хотели, будешь тянуть – упустишь. Обсуждать и доказывать, что рано им еще ехать в эту богадельню – пустой номер. Дядя Изя уперся, он же, известное дело, все знает лучше всех. Переезжать – и все! Да ладно бы еще хостель этот был в Иерусалиме, нет, ему понадобилось в Хайфу – там, видишь ли, живут Левковичи, очень хвалят: прямо не хостель, а гостиница пять звезд. Гурвичи съездили, все осмотрели, но тогда квартир не было, а теперь вот есть. И – вынь-положь! А кто будет помогать собираться?

Витек, проклиная про себя тестя с тещей, уже решил сдать оба билета, жена отговорила – она останется, нечего им особенно собирать, там все есть, возьмут только самые любимые вещи, одежду, посуду. Справится, друзья помогут. У нее там уже завелись друзья – познакомилась на курсах иврита. А Витьку велела лететь к старикам в Россию – "ты только представь, какое для них будет разочарование, если не приедешь сейчас. Небось, ждут – не дождутся".