Охотники за привидениями - Дмитрий Емец

- Ты думала о том, что я похож на живого? - пытливо спросил он.

- Я? Нет... Хотя, да, думала... - призналась Катя.

Князь Багрятинский улыбнулся:

- Знаешь, что отличает меня от живого? Лишь то, что моё тело давно стало прахом, однако моя бессмертная душа, мои мысли и моя любовь по-прежнему со мной. Каждую ночь я снова и снова брожу по этим улицам и переулкам. Ведь здесь стоял когда-то ее дом.

- Ее дом? - переспросила Катя.

Князь Багрятинский кивнул:

- Это часть моей истории. Ее завершающая, самая грустная часть. Именно по этой причине, я полагаю, я и стал призраком, и это же мешает моей душе оставить землю и полететь на встречу с ее душой. Если хотите, я расскажу вам, как я жил и как умер.

- А вам не будет тяжело?

Гусар печально покачал головой:

- Какая разница? Разве такое можно забыть? Куда бы я ни шел, что бы ни делал ее лицо неотрывно стоит передо мной. Зачем судьбе угодно было так жестоко разлучить нас?

Внизу хлопнула дверь. Кто-то поднимался по лестнице. Судя по сочному бормотанию, которым сопровождалась каждая новая ступенька, это был жилец квартиры No 11 Григорий Головастов. Только он мог ни разу не повторившись проругаться все восемьдесят четыре ступеньки, ведущие от первого этажа до четвертого.

Князь Багрятинский негромко присвистнул от удовольствия:

- Хорошо набрался! Помнится, был у меня в полку ездовой из ярославских мужиков. Знаменитый был ругатель. Бывало как начнет кого-нибудь костерить, так все дела бросают и вокруг него собираются слушать. До самых костей пробирал, так пробирал, что даже старые служаки краснели.

Дон-Жуан достал из кармана ключ:

- Давайте пойдём ко мне, а то Головастов сейчас поднимется. Правда, дед дома, но он ночью всегда спит как убитый.

Ухитрившись не попасться на глаза Головастову, ребята расположились в комнате у Дон-Жуана. Катя присела на диван, Дон-Жуан рядом с ней, Паша прилег на кровать, а оба близнеца разместились на ковре, прислонившись спинами к стене.

Призрак неслышными шагами прохаживался по комнате. В начале своего рассказа он ходил медленно, потом все быстрее и быстрее, а под конец уже метался, как тигр в клетке. Вот его рассказ. Приводим его целиком.

РАССКАЗ ПРИЗРАКА

Я из рода князей Багрятинских. Наш род всегда был славен, но невезуч. Не преувеличу, если скажу, что не было войны, на которой не сложил бы голову кто-нибудь из моих предков.

Родился и вырос я в большом родовом имении Березово под Орлом. Я был единственным сыном своих родителей и ни в чем не знал ни отказа, ни ограничения. Родители безумно любили меня, дали мне отличное домашнее воспитание и мечтали определить меня на гражданскую службу. Однако у меня душа не лежала протирать штаны в судах или канцеляриях. С детства я мечтал о другой службе во благо царя и отечества - службе военной. Я воображал, как хорошо будет сидеть на мне военный мундир, как под звуки трубы я буду нестись в атаку, как ночью у костра стану курить длинную трубку с янтарным мундштуком и танцевать на балах кадрили с уездными барышнями.

Родители долго противились моему намерению, опасаясь препоручать мою жизнь превратностям военной службы, но под конец уступили и определили меня в Лейб-гвардии Петровский гусарский полк.

Поначалу служба моя в полку складывалась удачно. Я был баловнем судьбы, товарищи любили меня, начальство ценило и в каких-нибудь пять-семь лет я уже основательно продвинулся и стал майором.

Как-то один из товарищей пригласил меня в дом графа R., в котором велась крупная карточная игра. Надо сказать, что я не считал себя азартным игроком и, хотя играл иногда, но всегда мог вовремя остановиться и не проиграть больше, чем было бы разумно при моем небольшом состоянии.

Первую часть вечера я вообще не садился за стол, а прохаживался вокруг него, наблюдая как в одну минуту составляются и разлетаются в пыль целые состояния.

Серьезных игроков было трое. Первый - хозяин дома граф R., человек абсолютно лысый, с мешками под глазами. Его лицо во время игры было неподвижно. В карты он смотрел пристально, словно хотел пробуравить их насквозь, и лишь крупные капли пота выступали у него на лбу. Карточная игра была его страстью. Мне казалось, что он проигрывает и выигрывает огромные суммы не ради самих денег, а подчиняясь лишь страсти.

По правую руку от графа R. сидел молодой богатый повеса Оверков, видимо, примчавшийся сюда прямо с бала. Теперь его накрахмаленная манишка была сбита набок, а рукава фрака испачканы мелом. Он проигрывался в пух и прах, и уже, по-моему, потерял счет своему проигрышу. Желая отыграться, он всякий раз шел ва-банк и только увечивал сумму своего долга. Мне казалось, что, потеряв голову, он играет глупо и неосторожно.

Третий игрок, узкогрудый сгорбленный грек Фесандопулос был похож на черного ворона. Его кожа ссохлась, ее бороздили морщины и лишь нос обозначался на лице словно клюв хищной птицы. Этот Фесандопулос был темной лошадкой, о нем никто ничего толком не знал. Известно было лишь, что у него огромное состояние, он карточный игрок и порой снабжает повес из хороших семейств деньгами под большой процент.

Играл Фесандопулос небрежно, едва ли не с брезгливостью притрагивался к картам и лишь мельком взглядывал на них своими потухшими глазами. Однако удача шла к нему широким потоком. Возле него возвышалась уже пухлая кипа ассигнаций, а вымушторованный лакей - настоящее изваяние, а не человек - стоя за его стулом, сгребал золотые монеты особой лопаточкой.

Сам же Фесандопулос, казалось, безо всякого интереса относился к своему выигрышу и лишь равнодушно отодвигал локтем кипы ассигнаций, когда они ему мешали. Только порой, когда Оверков в полном отчаянии сжимал виски или, в момент, когда карта его бывала биты, из груди его вырывался стон, глаза старика вспыхивали, словно погасшие угли, на которые подули свежим воздухом. Казалось, немощная старость, уже почти повисшая над могилой, торжествовала и радовалась унижению юности.

Наконец наступил момент, когда ни граф R., ни молодой человек не могли больше поддерживать игру, и оба одновременно встали из-за карточного стола.

- Нынче вечером удача явно на вашей стороне, господин Фесандопулос! Если я и отыграюсь, то не в этот раз, - сказал граф R, доставая из шкатулки деньги и выплачивая свой проигрыш.

Затем тяжело ступая и морщась от подагры, граф R. отправился в залу.

- С вашего позволения я отдам свой долг завтра утром. Мне надо побеседовать с управляющим. А сейчас позвольте откланяться, - с трудом выговорил Оверков и быстро, ни на кого не глядя, направился к выходу. Наутро я узнал, что он не смог выплатить всей суммы и застрелился.

За карточным столом остался один Фесандопулос. Он сидел напротив свечи, а вокруг на столе лежали пухлые ворохи ассигнаций и столбики золотых монет. Его потухшие глаза - я вдруг это заметил - были устремлены на меня.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});