Коварные пески - Виктория Холт

— Вряд ли вы разберете, что там написано, — сказала миссис Линкрофт, когда я приостановилась, чтобы прочесть ее. — Это на средневековом английском. «Бойся Бога и чти короля».

— Вполне благонравное наставление, — отозвалась я.

Миссис Линкрофт затаенно улыбнулась и предупредила:

— Осторожно, здесь ступеньки. Они крутые и истертые.

Во внутренний двор вели двенадцать ступеней вверх. Этот двор, окруженный высокими серыми стенами дома, был шире. Окна были в тяжелых мелких переплетах, над водосточными желобами виднелись головы чудищ, а верх желобов был украшен замысловатым узором.

— Сюда, пожалуйста, — и миссис Линкрофт толкнула массивную дверь.

Мы оказались в огромном зале под сводчатым потолком с четырьмя высокими оконными проемами. Окна были большие, но в мелких металлических переплетах, и хотя был полдень, в зале лежали глубокие тени. В одном конце зала находился помост, на котором стоял рояль. В другом виднелась галерея с хорами. Там же была двусторонняя лестница под арочными перекрытиями. На побеленных стенах было развешано оружие, а у подножия лестницы стояли рыцарские доспехи.

— Теперь этим залом почти не пользуются, — пояснила миссис Линкрофт. — Когда-то здесь устраивались балы… и музыкальные вечера. Но с тех пор, как умерла миссис Стейси… В общем, с той поры сэр Уилльям редко устраивает приемы. Иногда бывают, правда, званые обеды, но сейчас, я думаю, этим залом будут пользоваться чаще, поскольку в доме появилась молодая хозяйка и даже, может быть, возобновятся музыкальные вечера.

— Вы полагаете, что мне предложат…

— Вполне возможно.

Я представила себе, как сажусь за этот рояль… но тут раздается смех Пьетро. «Ну вот, выбралась, наконец, на сцену. Но в качестве кого?»

Прислуги? Хотя что я говорю — учительницы музыки в благородном замке.

Миссис Линкрофт повела меня по лестнице наверх. Поднимаясь по ступеням, я оперлась рукой о перила и тут заметила на балясинах изображения драконов и еще каких-то свирепых существ.

— Неужели все эти чудища были сделаны для того, чтобы устрашать! — поразилась я. — Хотя часто, кто стремится напугать других, сам чего-то боится. Да, наверное, здесь действительно царил страх, раз тут столько свирепых чудищ.

— Раньше верили, что они могут сразить ужасом тех, кто нападет на этот дом.

— Думаю, они успешно с этим справляются. А эти длинные темные тени! Они не меньше, чем каменные монстры, создают атмосферу опасности.

— Вы очень впечатлительны, миссис Верлейн. Надеюсь, у вас не возникло подозрение, что здесь водятся привидения. Вы суеверны?

— Есть в мире много такого, во что мы не верим, пока сами с этим не столкнемся. Большинство из нас рано или поздно убеждаются в этом.

— Уверяю вас, здесь с вами ничего не произойдет. Хотя о таких домах, где на протяжении веков жили многие поколения людей, ходит множество всяких историй. Какая-нибудь служанка увидит собственную тень, а затем уверяет, что это было привидение. Такие вещи часто происходят в подобных домах.

— Не думаю, что меня может испугать моя собственная тень.

— Хорошо помню, что я сама чувствовала, когда впервые здесь оказалась. Войдя в этот зал, я в ужасе замерла на месте.

При воспоминании об этом миссис Линкрофт содрогнулась.

— Я нашла… свое место в этом доме. Со временем. — Она слегка тряхнула головой, будто отгоняя какие-то мысли о прошлом. — Прежде всего, я думаю, мы пройдем в классную комнату. Я распоряжусь, чтобы туда подали чай. Наверное, вам уже пора подкрепиться.

Мы поднялись на галерею. На стене висели несколько портретов и прекрасные гобелены; их стоило потом рассмотреть внимательней, так как сюжеты показались мне весьма необычными.

Миссис Линкрофт открыла одну из дверей и объявила:

— Приехала миссис Верлейн.

Я вступила следом за ней в обширную комнату под высоким арочным потолком и увидела трех девушек. Они представляли собой прелестную картину. Одна сидела в нише у окна, другая за столом, а третья стояла спиной к камину, по обеим сторонам которого располагались литые подставки для дров.

Первой ко мне подошла девушка, сидевшая у окна, и я ее тотчас узнала, потому что это она шла под руку со своим женихом в церкви Лоувет Милла. Она выглядела очень робкой, еще не осознающей своего нового положения хозяйки дома, да и представить ее в этом качестве было довольно трудно. Она казалась совершенным ребенком.

— Добро пожаловать, миссис Верлейн, — она произнесла эту фразу так, словно много раз ее репетировала. Я пожала протянутую руку. — Мы рады вашему приезду.

В те несколько секунд, что я держала ее руку в своей, меня пронзила глубокая жалость к этому юному созданию, и мне захотелось как-то защитить ее.

Волосы Эдит составляли ее главную гордость. Они были цвета спелого зерна, две толстые косы уложены вокруг головы. Несколько прелестных завитков лежали на ее низком белоснежном лбу, оживляя ее несколько эфемерный облик.

Я ответила ей, что рада оказаться здесь и с нетерпением жду начала работы.

— Мне тоже не терпится начать с вами заниматься, — ответила она, и милая улыбка озарила ее лицо. — Оллегра! Элис! — позвала она.

Оллегра отошла от камина и приблизилась ко мне. Ее вьющиеся темные волосы, необыкновенно густые, были перехвачены красной лентой; кожа имела несколько болезненный желтоватый оттенок, глаза смотрели с вызовом.

— Значит, это вы, миссис Верлейн, приехали учить нас музыке, — произнесла она дерзковато.

— Полагаю, что ты и сама хочешь заниматься, — не без резкости ответила я, так как с этой ученицей, как подсказывал мой опыт и предупреждение миссис Ренделл, у меня будут сложности.

— Разве я должна хотеть этого?

О, да, с этой ученицей будет нелегко.

— Если у тебя есть желание играть на фортепьяно, то должно быть и желание учиться.

— Не думаю, что мне хотелось бы чему-нибудь учиться… по крайней мере, уж точно не тому, чему учат учителя.

— Возможно, став старше и умнее, ты будешь думать иначе.

— О, Боже, — промелькнуло у меня в голове. — Словесные перепалки в самом начале — плохой признак.

Я отвернулась от Оллегры, чтобы взглянуть на сидевшую у окна девочку.

— Подойди, Элис, — позвала ее миссис Линкрофт. Элис подошла ко мне и скромно сделала книксен.

Вероятно, она была одного возраста с Оллегрой, лет двенадцати-тринадцати, хотя ростом поменьше, да и выглядела она не такой взрослой, как Оллегра. Она была сама аккуратность в чистеньком белом фартуке с оборками и габардиновом платье, длинные светло-каштановые волосы были зачесаны назад и перехвачены голубой бархатной лентой, открывая маленькое жесткое личико.