Тарантул - Герман Матвеев

Мишин рассказ развеселил Ивана Васильевича, но он уверил, что это был не ученый, а какой-нибудь завхоз*, который и выдавал себя за кандидата наук. Настоящие ученые не важничают. Чем больше ученый, тем он умнее, а значит, проще.

Рассказ Мальцева о глупом Василии окончательно сбил Мишу с толку, и он потерял всякое представление об ученых. Какие же они бывают на самом деле? Но только не такие, как Мальцев. В этом сразу можно угадать шпиона.

Одним духом взбежал Миша по лестнице и позвонил. Дверь открыла Лена.

– А мы знали, что ты вернешься, – с улыбкой сказала она.

– Мы? – удивился Миша, но сейчас же сообразил и кивнул на противоположную дверь.

Лена также молча ответила утвердительным кивком.

Бураков сидел в кухне и внимательно разглядывал привезенные продукты.

– Ну что? – спросил Миша.

– Ничего особенного. Продукты наши. Подозрительного ничего не обнаружил.

– Ивану Васильевичу звонили?

– Звонил.

– Ну?

– Что «ну»? Ну, приехал немного раньше. Мы же не знали точно, когда он приедет. Теперь надо держать ушки на макушке…

– И не называть меня Леной, – с лукавой улыбкой прибавила девочка.

– А меня Мишей.

– Нет уж… Извините, пожалуйста, Коля. Я тебя называла Мишей раньше, когда его не было, а ты меня назвал при нем.

– При нем? Не ври, пожалуйста.

– Конечно, при нем. Он же был здесь. Где-то внизу на лестнице стоял.

– А он слышал?

– Я не сказала, что он слышал.

– Не будем спорить, друзья, – вмешался Бураков. – Если были ошибки, надо их учесть и не повторять. А теперь так… Вернется он из бани и, как я полагаю, завалится спать. Ну и пускай себе отсыпается. А мы, как ни в чем не бывало, будем жить да поживать да поглядывать. Задача у нас простенькая. Не теряйтесь, не смущайтесь.

– Товарищ Бураков, по дороге мы разговаривали, и он…

– А почему ты не в училище? Почему ты здесь, Миша? – спросил Бураков и, спохватившись, закрыл рот рукой.

Но было уже поздно. Слово вылетело, и вернуть его назад было невозможно.

– Ага-а! Попался! – торжествующе крикнул Миша, а Лена захлопала в ладоши.

– Виноват, виноват… Грубую ошибку допустил. Проговорился, – с деланным смущением признался Бураков. – Видите, какая сила – привычка. Голову мне надо оторвать за такую ошибку. Счастье, что нас никто не слышит… А теперь будем считать, что все мы виноваты, и не будем больше попрекать друг друга. Теперь надо сделать выводы. А выводы такие: следить за собой, за каждым словом, за каждым шагом. Всякие словечки непотребные, вроде «пошамать»*, «утекать»*, – долой, изъять из обращения.

– А разве мы говорим «пошамать»? Я даже не знаю, что это такое. Коля, ты говорил? – спросила Лена.

– Нет.

– Это я для примера. Не забывайте, что вы профессорские дети, – сказал Бураков и, перейдя к своим костылям, прислоненным к шкафу, со вздохом взялся за них. – Вы думаете, это легко – ходить на четырех ногах? Надоело и никак не привыкнуть… Пошли, Коля. Ты, наверно, опоздал в училище. Дело делом, а про учебу не забывай.

11. БЬЮТЕФУЛ БОЙ

Да, на первый урок Миша опоздал. Но если бы даже и можно было успеть, все равно он бы не пошел в училище. Какая сегодня учеба! Ему просто не усидеть за партой. После разговора с Бураковым он немного успокоился, или, как говорил Сысоев, «пришел в норму», но не настолько, чтобы внимательно решать задачи или без ошибок писать диктант. А двойки получать не хотелось. И Миша решил «прогулять». Сходить сначала домой, посмотреть, нет ли письма, а потом побывать у Люси в детском саду.

Выполняя волю отца, Миша сохранил комнату за собой, хотя последние два года жил на судне. В начале лета отец был ранен третий раз, и, пока лежал в госпитале, они часто переписывались. Недавно отец выздоровел и снова ушел на фронт. Но где он?.. Четырнадцатого ноября Красная Армия заняла город Житомир. Очень может быть, что и отец освобождал этот далекий неизвестный город с таким приятным названием. По старой мальчишеской привычке, Миша разделил это слово на две части: «жито» и «мир». Что такое «жито», он точно не знал. Лена говорила, что это рожь, но Миша думал, что это какая-то крупа. Во всяком случае, что-то хорошее. Ну а мир – это самое прекрасное слово. Мир – это значит победа. Ведь только после победы наступит прочный мир и судно выйдет в море. Все лето Миша мечтал о дальнем рейсе и досадовал, что фашисты после разгрома под Сталинградом на что-то надеются и не сдаются. Войну они проиграли – это всем ясно. Сысоев утверждал, что, как только Красная Армия подойдет к границам Германии, война кончится. Николай Васильевич думал иначе. «Главное впереди, – говорил он. – Предстоят большие упорные бои. Гитлеровцы будут защищаться до последней возможности». В душе хотелось соглашаться с Сысоевым, но как можно не верить Николаю Васильевичу!

Выйдя на Большой проспект, Миша почувствовал, что сзади кто-то идет. «Уж не следят ли?» От этой мысли он сразу внутренне собрался, но продолжал спокойно шагать не оглядываясь. Было время, когда, получив задание от Ивана Васильевича, Миша в каждом человеке начинал подозревать врага и всегда был настороже. Но тогда у него не было опыта и он был совсем мальчишкой. Сейчас он настоящий разведчик, и не случайно Иван Васильевич сказал, что совершенно за него спокоен. Другой вопрос – Лена. Она даже не предполагает, какие неприятные и неожиданные сюрпризы подкарауливают разведчика. И Мише почему-то вспомнилась прошлогодняя операция по разоблачению воровской шайки. Вспомнились Крендель, Нюся, картежная игра, противогаз, взрыв… Здесь, возле «Молнии»*, был задержан Жора Брюнет, а сам он чуть не отправился на тот свет. Вон там, немного подальше, Брюнет ударил его финкой.

Шаги за спиной становились слышнее. Кто-то догонял… Наконец Миша услышал голос:

– Алексеев!

Оглянувшись, он увидел торопливо шагавшего за ним Степу Панфилова с набитой авоськой в руке. Приятель шел без пальто, но на нем был надет новый костюм и даже повязан галстук.

– Ого! Бьютефул бой! – насмешливо сказал Миша.

– А что это такое? – удивился Степа.

– Это? Я даже не знаю, как тебе перевести… По-английски это значит красивый парень. Ну вроде франт лихой!

– А я тебя сначала не узнал, Миш, – не обращая внимания на шутку, сказал Степа. – Ты, думаю, или не ты? Давно иду следом и все сомневаюсь. Богатый будешь.

– Я-то тут при чем? Это ты богатый. Вон какой костюмчик оторвал! Не гнется.

– По ордеру получил. План выполнили…

– Это я слышал. А ради какого праздника вырядился?

– Я выходной. Мать в магазин гоняла. Ты домой?

– А куда больше?

– Ну пошли!

С улыбкой поглядывая друг на друга, они медленно направились вперед. Новый костюм, видимо, нравился Степе, и он старался держаться в нем как можно прямее, отчего и создавалось впечатление, что костюм не гнется, словно сшит из очень грубого материала. Пока шли до дому, Степа раза два поправил галстук. Все это было как-то неуклюже, непривычно и очень забавляло Мишу. Свернули под арку ворот.

– Да! Ты знаешь, какая история, – вдруг спохватился Степа. – Васька-то чуть не сгорел. Заживо!

– «Чуть» не считается.

– Нет, верно! Он в госпитале лежит.

– А что такое? – с тревогой спросил Миша, сообразив, что в госпиталь с пустяками не положат.

– Это он, понимаешь, на работе. В цеху чего-то делал, а тут как раз обстрел, и туда, в цех, снаряд зажигательный. Ты знаешь, как они, гады, сейчас стреляют: выпустили зажигательный, а потом фугасками лупят в то же самое место, чтоб не тушили, – все больше оживляясь, рассказывал Степа. – Ну а Васька что? Ясно, не растерялся, а прямо, понимаешь, руками цоп! – и в окно, цоп! – и в окно. Фосфор горит*, а он его руками в окошки выбрасывает. Понимаешь? А фосфор вредный, сам знаешь. Трещит, брызгает. Шутишь! Чуть заживо не сгорел. Сознание потерял. Хорошо, там женщин много было, потушили.

– Что потушили?

– Ваську.

– А цех?

– Потушили. Васька же тушил… – со вздохом проговорил Степа и, помолчав, добавил: – Орден получит. Факт!

– Молодец Васька!

– Ясно, молодец. Он много не думает. Раз – и готово! Помнишь, как мы ракетчика с ним ловили? Раз – и в морду!

Последних слов Миша не слышал. Ему представилась нарисованная Степой картина. Он видел, как рвутся зажигательные снаряды, как горит фосфор, и нетрудно было понять положение обожженного друга. «А вдруг он умрет?» От этой мысли больно сжалось сердце.

– Слушай, Степан, надо бы к нему сходить. Ты знаешь, где он?

– Пойдем сейчас! – обрадовался Степа. – Успеем. Сегодня как раз пускают. Я только снесу домой…

– А я сбегаю посмотрю, нет ли письма от бати.

– Только не задерживайся, – предупредил Степа. – Надо успеть до семи.

Через несколько минут друзья встретились во дворе и быстро зашагали к трамвайной остановке.

– Письма нет? – спросил на ходу Степа.

– Нет.

– Давно не было?