Государь Иван Третий - Юрий Дмитриевич Торубаров

не увидим, стыдно, поди, ему. Наобещал…

– Конечно, хоть бы что-то сказал, – заметила Софья и шутливо подтолкнула Андрея к выходу. – Иди же!

Андрей вернулся довольно быстро, хотя узелок его заметно уменьшился в объеме. Подав встречавшей его Софье остатки непроданных вещиц, он высыпал из кисета мелочь. Подскочивший Мануил глазом окинул деньгу.

– На недельку хватит. Я пошел за нитками, – беря несколько монет, проговорил Мануил и спросил, повернувшись к Софье: – Какие те нужны?

– Возьми золотые и голубые, – ответила она.

Но уйти Мануилу далеко не довелось. Он столкнулся с… Виссарионом. Парень от удивления даже отступил назад, не веря своим глазам.

– Кого я вижу! – Виссарион как ни в чем не бывало радостно развел руки, в одной из которых был букет. – Дорогой мой Мануильчик!

Подойдя, он обнял несколько настороженного парня.

– О! Да ты совсем стал мужчиной! – продолжая сохранять радостное настроение, отступив на шаг и разглядывая Мануила, воскликнул кардинал.

– Да. Наверное, изменился. Вы так давно у нас не были. – Последние слова прозвучали с укором.

– Мой друг, – и обнял парня за плечи, – новый папа – вулкан, а не человек. Так загрузил работой… еле вырвался. Как сестра, брат? – спросил он, снимая с плеч Мануила руку.

– Да-а, – разочарованно произнес Мануил, – пока ничего хорошего.

– Понимаю, понимаю, – со вздохом проговорил Виссарион, – но будем надеяться, что Бог не оставит вас. Пошли.

– Пошли, – ответил Мануил и пошел рядом с кардиналом к калитке.

Входя в дом, он прямо с порога громко оповестил:

– А у нас гость!

Софья, услышав этот странный крик, выскочила из комнаты с пяльцами в руках. Увидев Виссариона, она растерялась, потом быстро спрятала руку с пяльцами за спину. Но поздно! Острый глаз Виссариона заметил это сразу и понял, чем занимается девушка. «Еще не то будет, дорогая!»

Но увы! Радостный вид человека, обрадованного этой встречей, породил у Софьи совсем другие мысли. В ней затеплилась надежда: «Долго не шел, не решалось сватовство. А теперь… неужели… Господи, ради всего святого! Помоги! Неужели я… королева?»

Он, подойдя, вручил ей цветы и, не скрывая восхищения, произнес:

– Как ты изменилась! Похорошела еще больше! Как я жалею, что мне сейчас хотя бы не тридцать!

– Проходите, Виссарион, проходите.

Он продолжал любезно улыбаться. То, что он увидел, поразило его: нищета била из всех углов. Да, они были бедны, он это знал, но не думал, что настолько. Выбрав кресло, он осторожно присел. Софья села напротив, жадно поедая глазами кардинала. Он понял, чего она ждет от него. Виссарион поочередно посмотрел на братьев, сидевших с обеих сторон от сестры, потом попросил:

– Мне бы чем-то промочить горло.

С места сорвался Мануил, сбегал на кухню и принес глиняный горшок, в котором была какая-то жидкость. Он взял глиняную кружку, стоявшую на подоконнике, и налил в нее апельсиновый сок. Сделав пару глотков, Виссарион понял, что сок наполовину разбавлен водой. Достав неторопливым движением руки из кармана тряпицу, вытер ею губы и так же медленно возвратил ее на место.

– Да-а… – протянул Виссарион, – короли тоже нуждаются в деньгах.

Сказав эту фразу, он посмотрел на Палеологов. По выражению их лиц ему стало ясно, что они не поняли его. Кардинал вздохнул. Его лицо стало скорбным.

– Я это к тому, что король Франции… – Он опять закашлялся.

Похоже, он выжидал, чтобы они поняли: сватовство не состоялось. Но они молчали. Пришлось выразиться яснее:

– Ты, Софьюшка, не печалься. Может, это и к лучшему. Может, Он, – Виссарион поднял руку с вытянутым пальцем вверх, – готовит тебе что-то более значимое.

Софья, громко зарыдав, выбежала вон. Братья не очень доброжелательно глядели на кардинала. Он понял, что происходит в их душах.

– Вот так, – развел он руками. – Франция, сто лет воевавшая с англичанами, бедна, как нищий на паперти.

Он поднялся:

– Мне пора, разных дел уйма. Софьюшке скажите, что папа и я постараемся что-то придумать. Да, чуть не забыл.

Он достал из кармана кошелек. Осторожно положил его на стол и каким-то извиняющимся тоном произнес:

– Что могу…

Братья, переглянувшись, проводили его. Уже стоя у калитки, он, повернувшись к ним, сказал:

– Передайте Софьюшке, что мы обязательно ей поможем. Пускай не расстраивается. Мы ищем… Но пока… – И, разведя беспомощно руками, он повернулся и не оглядываясь засеменил прочь.

Вернувшись к себе, братья, не сговариваясь, бросились в столовую и, взяв кошелек, обнаружили в нем двадцать дукатов. Сумма эта была довольно приличной. На нее можно небедно прожить месяца два, а там… А там – что Бог даст! И, напевая, они направились к Софье.

Она сидела у раскрытого окна и на их шум даже не повернула головы.

– Софья! – обнимая ее за плечи, сказал подошедший Андрей.

Она, по-прежнему не оглядываясь, сняла его руку и сказала тихим, убитым голосом:

– Оставьте меня, прошу вас.

Мануил кивнул брату, мол, пойдем. Но тот покачал головой. Оглянувшись в поисках кресла, он подтащил его к Софье. Сев рядом, он, не глядя на сестру, сказал:

– Чудесный вид!

Да, действительно, вид был прекрасный. Окно выходило на реку Тибр, где группа подростков ловила рыбу. За дальностью трудно было увидеть их улов. Но они радостно прыгали при извлечении его из воды.

– Давайте и мы, – Андрей повернулся к брату, – попробуем. Мы наловим, а Софья пожарит, – проговорил он.

Но та, расстроенная, встала и бросила:

– Ловите!

– Что это она? – глядя вслед удаляющейся сестре, удивился Мануил.

Андрей вздохнул:

– Переживает!

– А! – безразлично махнул младший. – Пошли на рынок, а то жрать охота.

– Пошли, – произнес Андрей, – бери кошель.

Как только братья удалились, Софья вернулась на свое место и погрузилась в мечты.

Она видела мощеную парижскую улицу, по которой ехала нарядная карета в окружении богатой свиты, каждый из которой так и хотел поймать ее взгляд и считал бы это великой наградой. А вокруг все кланялись ей в пояс. Вот она подъехала к роскошному дворцу…

В своих мечтаниях она не заметила, что вернулись братья с переполненными корзинами всяких яств. При виде этого богатства ее мысли куда-то испарились.

– Эй, сестра, – окликнул Андрей, – хватит печалиться! Подумаешь, не стала королевой. Вон сестра наша стала ею, а что она, счастлива? Даже нам не пишет, не приезжает. Видать, живет как затворница. Аль затворили ее. Не горюй, что-нибудь да будет. Пошли лучше на реку! Глянь, погода-то какая!

Голос Андрея был наполнен оптимизмом, и это в какой-то мере передалось и ей.

– Ты что такой радостный? – отметила она, поднимая на него красные от слез глаза.

– А что же не радоваться? Твой Виссарион не поскупился. Дал двадцать дукатов.

– Двадцать дукатов? – удивилась она.

– Да, двадцать. И сказал, чтобы ты