Колония - Виталий Владимиров

Заполнили иммигрантские карточки и на выдаче багажа обнаружили Николая Марченко с двумя тележками. Стоял, широко улыбаясь, как радушный хозяин. Обнялись, расцеловались, все-таки родные люди на чужой земле.

Хорошо, когда встречают, когда ждут.

Как-то на выставку советских машин и оборудования в Латинской Америке прилетел художник. Ему бы прибыть пораньше, вместе с директором и бригадой монтажников, но на ком-то надо экономить валюту, вот и приземлился он впритирку к открытию, как раз перед ноябрьскими праздниками, перед годовщиной Великого Октября.

Город, где проводилась выставка, крупный, промышленный, столица штата, свой международный аэропорт, а губернатор - антисоветчик, имеющий сильное политическое влияние в стране. Сам посол приехал проверять ход подготовки выставки, а тут, как всегда, аврал, горячка, каждая пара рук на счету, короче, не встретили товарища. Вышел он с вещичками из аэропорта, постоял на солнышке, что делать? По-иностранному ни в зуб ногой, валюты в кармане только перевалочных пять долларов, представителя "Аэрофлота" а этом порту нет, отделения консульства или торгпредства тоже. Подошло такси. Шофер веселый, глазастый, подмигивает, спрашивает что-то, может, хочешь к девочкам или мальчикам отвезу. Наш махнул рукой, сел. Шофер опять что-то по-своему, наш твердит одно - отель и все тут. С таксистом расплатился консервами и бутылкой шампанского, валюту не отдал, жалко. В гостинице поселился по паспорту, да так и жил три дня, пока администрация не догадалась, что клиент с той самой выставки русских, которая в местном цирке открылась. А клиент питался консервами, кипятил чай в стакане и пил понемногу водочку из своих запасов, пока не приехали за ним соотечественники и не учинили ему форменный допрос, где он три дня пропадал и с кем общался. Долго его еще потом проверяли по всем статьям, не продался ли иностранной разведке, не уронил ли высокую честь советского гражданина в каком-нибудь притоне.

На нас с Леной подозрение в антигосударственном сговоре не должно было пасть - мы находились под опекой Николая. Стоило нам выкатить тележки с багажом на улицу, как сразу налетела ватага чумазых, оборванных мальчишек. То ли милостыню просят, то ли за чемоданы хватаются, баксис какой-то требуют. Алена за моей спиной спряталась, напуганная. Николай и тут защитил, прикрикнул что-то лениво-грозное на пацанву, те врассыпную, а нам велел подождать, пока подгонит машину.

Огляделись. Полное впечатление неуловимого сходства, что находишься где-то в Адлере летом - тусклое раскаленное небо и пыльные чахлые кипарисы.

В микроавтобусе, куда мы загрузились, очень неприятное поначалу ощущение - едем не по той стороне. Так оно и есть. Движение здесь левостороннее - наследство Англии. Николай невозмутимо восседал за рулем, а я, инстинктивно напрягаясь, давил ногами на несуществующие тормоза. И позже, прожив в этой стране четыре года, я так и не смог привыкнуть к особенностям ее трафика, ее уличного движения, хотя диапазон здешних транспортных средств не так уж и велик.

Громадные, так и хочется сказать, грубо сколоченные грузовики. По бортам приварены железные крючья, за которые крепится поклажа, по объему и весу похоже превышающая норму в два-три раза. Если груза нет, то над кабиной в кузове обязательно торчат три-пять человек, стоящих во весь рост, замотанных, как мумии, в пыльное тряпье, похожих на оборванных дервишей или исчадия ада. Резина колес стерта чуть не до обода, мотор ревет от натуги, выхлопная труба изрыгает клубы черного дыма. При этом кабина разрисована голубым и желтым, красным и зеленым орнаментом, на бамперах навешена блестящая мишура.

Подстать грузовикам и железные, какие-то квадратные автобусы с выбитыми стеклами, продавленными боками, оторванными бамперами. Дверные проемы почему-то очень узкие. На остановках автобусы никогда не останавливаются, только притормаживают, и толпы бегут рядом с ними, запрыгивая внутрь, как обезьяны, или повисают гроздьями снаружи.

Легковые автомашины местного производства похожи на доисторические рыдваны, внутри нет подлокотников и ручек на потолке салона, чтобы держаться, зато шофер сидит под углом к лобовому стеклу и руль для него специально скошен, чтобы не сидеть спиной к господину. Резко выделяются своей элегантностью, бесшумностью западногерманские мерседесы, японские тойоты, шведские вольво, французские пежо. Но их немного с голубыми дипломатическими или черными именными номерами.

Неотъемлемая часть городского транспорта - трехколесные мотороллеры, такси-тривиллеры, черный металлический кузов которых накрыт желтой кабинкой, похожей на кибитку. Есть и гужевая тяга - белые волы, медленно тянущие длинные телеги, и маленькие, словно игрушечные лошадки с шорами на глазах в двухколесных повозках.

Если добавить к этому двухколесные мотороллеры, велосипеды и кишащие толпы прохожих, то сливаются они в непрерывно сигналящую, гудящую, кричащую лавину, которая несется с возможно максимальной скоростью в миллиметрах друг от друга, пересекая, подсекая, увиливая, влезая в любое свободное пространство. Полное жуткое впечатление, что вот-вот обязательно произойдет катастрофа.

Белыми неприкасаемыми островами в бурном потоке движения выделяются коровы. Рогатые, горбатые, но с томным разрезом красивых глаз, как на клеенках Пиросмани, они величественно равнодушно стоят или возлежат посреди проезжей части, не снисходя к трубящим истошно сигналам. Задавить корову - это не то, что человека - грех неискупимый, урон невозместимый, а их, словно специально, тянет на самые оживленные перекрестки.

Правила движения существуют только на бумаге и, возможно, только для того, чтобы их регулярно и повсеместно нарушать. На дорогах страны действуют свои неписаные законы, свой кодекс. Гудок вовсе не означает уступите дорогу, сигнал равнодушно предупреждает - я здесь, и все тут. У некоторых грузовиков просто рожок с резиновой грушей - ква-ква, как зуммеры, хрипят мотороллеры, заливаются клаксоны, позванивают велосипедисты, указывая отставленным в сторону мизинцем - поворачиваю направо и попробуй тронь меня.

Аварии ежедневны, еженощны, на месте происшествия тут же собирается толпа и вершит суд по одному единственному принципу - кто тяжелее и больше, тот и не прав. Грузовик всегда виноват перед автобусом, тот перед легковой машиной, та - перед мотороллером, тот - перед велосипедистом, тот - перед прохожим.

Толпа знает свою силу, она настороженно вслушивается в споры сторон, она всегда на стороне меньшего, мгновенно возбуждается и готова учинить немедленную и жестокую расправу. В провинции как-то сожгли автобус вместе с шофером, который случайно задавил девочку и отрицал свою вину.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});