Гуси, гуси… Повесть о былом, или 100 лет назад - Евгений Пекки

– Молитесь за нас, люди русские. Молитесь, чтобы мир и покой воцарились на Руси, чтобы опять настали в Отечестве порядок и процветание.

После этого он сел в коляску и уехал. Вслед поскакали за ним офицеры и почётный конвой. Слыхать потом было, что матушка-императрица Екатерина его на Север отправила, границы со Швецией посмотреть и Петровский Завод посетить, что в Олонецкой губернии. Вот так, Митя, ваш прапрадед с Суворовым последний раз виделся. Кирсановых сейчас в Нижней Добринке больше десятка дворов. Все ведь от этого Вахрамея свои корни ведут. Мы Кирсановы-Петрушковы. Были Кирсановы-Турки, да им потом Бог дал только девчонок родить. Вот род и пресёкся, хотя, может, кто в город съехал. У твоего дяди и братьёв двоюродных прозвище до сих пор – Турчонок. Мы их в крёстные берём, они – наших приглашают.

– Да помню я. На Пасху прошлый год мы к ним христосоваться ходили и разговлялись.

– Род наш знаменит. Известны мы не только в Нижней Добринке. В Жирнове и Воронеже, в Тамбове и Царицыне нашего корня люди живут. Так что, сын, ты уж не срами ни меня, ни род наш.

Сваты

– Давай, сын, снова к свадьбе перейдём…

Дмитрий молча пожал плечами и склонил голову, что можно было принять за согласие.

– Вот я думаю, – сказала Евдокся, – надо тебе дядю Фёдора Кирсанова-Турчонка в сваты брать. Он, как и Ашнин Иван Осипович, ямским извозом занимается, они быстрей сговорятся. А ты в дружки кого возьмёшь?

– Серёгу Краснокутского, он уже на трёх свадьбах в дружках был, обычаи знает и до вина не охоч. Мы с ним, на кулачках когда, вместе кузнеца Вавилу прикрываем.

– Вот и Вавила, пожалуй, к свату в помощь хорошо подойдёт. Он ведь Турчонку лошадей частенько перековывает, и мастер он на деревне уважаемый. Так что, пожалуй, я с ними двумя перетолкую, а ты с Серёгой, да в субботу сватов и зашлём. Иван Осипович к субботе да к бане обычно дома.

Митяй с Краснокутским договорился быстро. Тот был пятью годами старше Дмитрия, но до сих пор неженатый, хотя вполне уже самостоятельный. Жил с одной матерью, ещё не старой, из казачек родом, а сам работал на шерстобойне, где валяли валенки, делали лошадиные попоны и иной товар. Работа пальцы Серёги сделала железными, он мог пятак согнуть. Митяй как-то поинтересовался, почему тот в холостых ходит. Но Серёга отшутился: «Часто в дружки на свадьбы зовут. Как венец над головой у кого подержу, так подруга невесты, что рядом с венцом в руке стоит, всенепременно понравится, а ведь ей за меня после этого замуж нельзя. Вот и хожу сам невенчанный». На свадьбы его звали потому, что пил немного и всегда мог драчунов разнять.

В субботу у Кирсановых, после обедни, собрались сваты. Все трое были одеты в своё лучшее. Посидели немного, обсудили кое-какие детали и пошли садиться в лёгкие сани, запряжённые лучшим рысаком Фёдора Турчонка. Евдокся, выйдя во двор, перекрестила их:

– Ну, с богом.

Рысак с места взял бойко, только снежные комки отлетали в стороны от шипованных подков.

– Па-а-берегись, – покрикивал Фёдор на гуляющий по улице народ.

Так и долетели в пять минут до избы Ашниных. Несмотря на отчаянно лаявшего, на цепи у крыльца, здоровенного пса, вся троица, не торопясь, взошла по ступеням и, постучав, но не дождавшись ответа, вошла в избу.

Хозяин дома Иван Осипович, крепкий мужик, обросший смоляной, с чуть заметной проседью, бородой, сидел под образами за дубовым столом и пил чай из большого блюдца, фыркая и вытирая пот. Его раскрасневшееся лицо отражалось в начищенном боку медного самовара. Сидел он в одном исподнем, видно, только из бани.

– Здоров будь, хозяин, – произнёс Фёдор, снимая с головы шапку. Сняли шапки и два его товарища.

– И вам не хворать, – отозвался Ашнин.

– С лёгким паром, приятно чаю попить.

– С чем пожаловали?..

Они, все трое, переглянулись, и Фёдор Турчонок шагнул вперёд.

– Летал наш сокол за околицу да увидал одну горлицу. Хоть росток у неё небольшой, да полюбил её всей душой. Она, было, к нему прикорнула, да потом в ваш двор и упорхнула.

– Это чего такое? – даже не сообразил Иван Осипович, отставляя блюдце. Хотя это была обычная приговорка при сватовстве.

– Да ничего, – подхватил Сергей. – У вас горностаюшка, да у нас соболь. У вас товар, у нас купец.

– В общем, сваты мы, – угрюмо встрял Вавила, доставая из кармана армяка бутылку и высадив из неё пробку ловким ударом о донышко. – Мы к тебе, Осипыч, с добром, так что, прикажи рюмки подавать, а не гарбуза готовить.

С этими словами он поставил бутылку водки на большой стол. Хозяин наконец-то сообразил, что к чему, выскочил из-за стола, потом смутился своего вида перед вошедшими.

– Да вы проходите, садитесь за стол, гости дорогие. Коль с «казённой» пришли – дело, стало быть, серьёзное. Дочки! – крикнул он.

Из соседней комнаты вышли трое: Маша, Дуся и маленькая Нюся.

– На стол закуску давайте, быстро, – а сам скрылся.

Девчата засуетились. На столе стали появляться обливные глиняные посудины с квашеной капустой, солёными огурчиками, мочёными яблоками. Из печи достано блюдо с шанежками. Расставили четыре рюмки зелёного стекла.

Из комнаты вышел Иван Осипович, одетый уже в широкие штаны и косоворотку синюю в белый горох, в шерстяных белых носках на ногах.

– Присаживайтесь, гости дорогие, закусим, чем бог послал, – и, перекрестив лоб с большой залысиной, сел на скамью со стороны иконостаса. Со стороны печи поселились сваты, успевшие скинуть с себя верхнее.

– Спаси Христос, – буркнул Вавила в ответ на приглашение и перекрестился, глядя в сторону иконостаса.

За ним стали креститься и друзья-сваты.

– Говорите толком, с чем пожаловали?

Фёдор Турчонок опять начал скороговоркой:

– У вас товар, у нас купец, – но Вавила его прервал.

– Да ладно, не бубни, к делу давай.

– Сваты мы. А к тебе по делу, – уже ясно и раздельно сказал Турчонок.

– Да кого сватать-то? У меня, конечно, девок в доме – не одна, да все дети малые.

У Фёдора даже глаза стали круглые.

– А Маруся?

– Машенька? Бога-то побойтесь, ей годов сколь?

– Не меньше поди, чем твоей Анне было.

– Дак, и не очень-то больше. Да и где Анна моя?

– А если не болезнь, до сих пор бы жила.

– Ну, в общем, молода Маша ещё. Рано ей замуж выходить.

Вавила крякнул что-то невразумительное, пожал плечами и уже стал, было, подниматься из-за стола.

– Вот что, Иван Осипыч, мы к тебе с уважением? – неожиданно встрял Серёга, что было не по чину. Роль у него в сватовстве предполагалась вспомогательная.

– Спору нет, все вы люди уважаемые. Да ведь дочь она мне родная. Я ей зла не хочу.

– Дядя Фёдор, наливай, пожалуй, что-то без вина разговор не идёт, – отметил опять Серёга.

– Вот и я думаю, – глубокомысленно добавил главный сват, берясь рукой за бутылку и разливая поровну участникам этого нерядового события.

Выпили, крякнули и бодро захрустели солёными огурчиками.

– Шанежков берите, тёплые ещё, – захлопотал Иван Осипович, желая угостить сватов получше, видя их нерешительность.

Первую взял Фёдор, за ним потянулись другие.

– А, хороши у тебя шаньги-то, – глубокомысленно заметил Вавила.

– Правда, вкусные. Кто же пёк-то, Осипыч, не сам ли? – улыбаясь, с подковыкой спросил Серёга.

– Машенька моя, умница, – улыбаясь тоже во весь рот и не чувствуя подвоха, с достоинством произнёс отец.

– Ну, вот, я так и думал, – тут же подхватил Серёга, – а ты: «ма-а-а-аленькая», – передразнил он. – А на обед у вас что-нибудь было, или одни шаньги ели? – опять спросил Серёга.

Ашнин сидел, насупившись, не зная, что ответить, и дожёвывал шаньгу, которую целиком засунул в рот.

– Щи у нас были с бараниной, Манечка варила, вот, – вдруг прозвучал звонкий голосок. Это вмешалась в разговор маленькая Нюша, которая, как и старшие сёстры, внимательно прислушивалась к разговору.

– Цыть у меня. Мала ещё старших перебивать, – рявкнул, нахмурив брови, отец.

Хотя чувствовалось, что строгий вид напускает больше для виду. Сваты дружно захохотали, за ними засмеялся и Осипыч. Чарка водки, разливаясь по чреву, начала делать своё дело.

– Да ты бы, хозяин, хоть спросил, за кого мы её сватаем, – продолжил разговор Фёдор.

– И за кого же? – уже с интересом спросил Ашнин.

– Да за Дмитрия Кирсанова.

– Так ведь и ты Кирсанов. За сына, что ли?

– У меня оба сына женаты. И мы Кирсановы-Турчонки, а я за племяша сватаю, за Дмитрия Кирсанова-Петрушкова. Аль семья их тебе негожа?

– Что ты, – замахал тот на него руками. – Эти в деревне уважаемые. Так у них парнишка ещё молодой совсем, какая ему женитьба?

– Обижаешь. Ему уже больше восемнадцати, полгода, как стукнуло.

– Невелик возраст, – хмыкнул Осипыч.

– Ты себя вспомни. Ты – во сколь женился?