Камуфлет - Антон Чижъ

Мотор замер. Полковник в штатском нажал дверную ручку:

— Завтра встретимся в шесть на этом месте. У нас трое суток. До катастрофы.

С наслаждением Родион Георгиевич глотнул горячий, но свежий воздух. Четырехколесное чудо уркнуло и исчезло вдали. А коллежский советник оказался там, где и был: около пригородного вокзала. Ворота в дачный ад встречали паровозным чадом отца семейства.

Августа 6 дня, года 1905, около шести, полегче

Летняя дача в Озерках

У любящего мужа два союзника — воля и терпение. Они помогли пережить не одно мгновение счастья наедине с Софьей Петровной. Драгоценная супруга умела поставить дело так, что разумный и уважаемый чиновник сыскной полиции дома оказывался виноватым болваном; при этом он, разумеется, делал все исключительно назло, чтобы только обидеть. Даже трагические события января, когда жизнь семьи оказалась под угрозой, не образумили госпожу Ванзарову. Оправившись от испуга, она еще крепче взялась управлять мужем. Хомут семейной жизни натер шею крепко.

Нет, жены Родион Георгиевич не боялся. Тут было другое. На допросах законы логики ставили преступнику ловушки, а пред Софьей Петровной логика оказывалась бесполезна. Меч побед, выкованный в словесных дуэлях, рассыпался в прах. От такого бессилия и старина Сократ зарыдал бы мраморными слезами. Грядущее объяснение с дражайшей половиной требовало полной мобилизации духа.

От пригородной станции нужно было пройти пешком. Ванзаров свернул на протоптанную тропинку, но тут в кустах послышался шорох. Обнимались два силуэта. Они кажется, вальсировали. Да, любовь на природе — вещь восхитительная.

Коллежский советник вежливо кашлянул.

Ему ответил шум веток.

Родион Георгиевич отворил потихоньку калитку и вошел в летний сад, так и не решив, как приступить к делу.

На веранде властвовала Глафира. Старая нянька жены, она же стряпуха, горничная, воспитательница дочек, домашний диктатор и серый кардинал, расставляла сервиз к ужину. Порой Ванзарову все же удавалось найти верный подход к супруге, но кухарку от него отделяла стена глухого презрения. Всегда.

— Прекрасный вечер! — выжал из себя Родион Георгиевич.

Глафира стукнула супницей об стол:

— Визигу астраханскую привезли?

— Не с руки было… — Глава семьи подхалимски хихикнул. — Где девочки? Отчего Софьи Петровны не слыхать?

— Олю с Лелей в гости позвали, а барыня в саду.

— А что, поутру…

Исчадие ада надменно удалилось. Пришлось обождать, пока она вернется с дымящимся самоваром.

— Отчего Софья Петровна сегодня в такую рань ездила в Петербург? Что за дела такие в фесть утра в город мчаться?

Глафира недобро сдвинула брови:

— Чего выдумали, барин? Раньше полудня барыня наша из кровати не вылазит. Такой вот у нас распорядок заведен, прости Господи.

— Значит, с утра дома почивала?

Наградой стал взгляд: «Моя б воля — упекла бы я тебя, милок, в дом умалишенных, там тебе самое место». Кухарка показала спину, не желая тратить слов на человека, загубившего судьбу ее любимого дитятки — Сонечки.

Можно считать, разминка прошла как нельзя более успешно. Родион Георгиевич отдал себе приказ встать и пойти на эшафот.

Как нарочно, его встретила картина в стиле Левитана, а может, Куинджи, пес их, пачкунов, знает: под ветвями яблони, озаренными розовым солнцем, стройная фигурка нежно обвила ствол. У супруги-то возвышенное настроение, плохо дело.

Верный супруг и рта не успел открыть, как Софья Петровна оттолкнула дерево и налетела на него:

— Родион, нам надо серьезно поговорить.

Тон трагический, приветствий и поцелуев нет.

— Скажи, мне, что хорошего в нашей жизни? — заявила обожаемая супруга.

«Вопрос, конечно, риторический, но…»

— Так я скажу тебе: ничего!

— Сонечка…

— Ты пропадаешь на службе, а когда приходишь, не можешь и слова выговорить. Ты забыл, когда в последний раз занимался воспитанием дочек, и не изволишь заказать новый мебельный гарнитур, я уже не говорю, что ты постоянно издеваешься надо мной. Вот что такое наша жизнь! К чему эти мучения? Не лучше ли каждому идти по жизни свои путем? Ты слишком сильно изменился. Ты стал холодным и чужим, постоянно занят непонятными мыслями. Представляю, какие ужасные вещи ты совершаешь на службе, поддерживая прогнивший режим, а потом приходишь и ласкаешь грязными руками наших девочек! Не хочу жить с человеком, у которого руки по локоть в крови несчастного народа! Я задыхаюсь рядом с тобой, пойми это! Хочу прожить остаток своей жизни в счастье, а не с человеком, для которого служба важнее всего!

Тирада окончилась всхлипами.

— Я осведомлен, что у тебя есть любовник, — проговорил Родион Георгиевич с исключительным спокойствием и даже улыбнулся. — Хочефь развода? Изволь. Когда отправляемся в суд?

Надо сказать, что в августе дела о разводах передали от непреклонной духовной консистории в либеральный окружной суд, отчего разведенных пар увеличилось втрое. Ну, не может быть, чтобы Софья Петровна только этого и ждала! Видимо, в ее жизни действительно происходит нечто.

— Жестокий человек! Иезуит! — воскликнула она с заметной растерянностью.

— Не иезуит, а инквизитор, дорогая… — любезно поправил супруг. Но довод логики раздул пожар.

— Я всегда знала, что ты не любишь меня! — закричала госпожа Ванзарова. — Бедные девочки! Ну, ничего, они вырастут, и ты еще пожалеешь! Откуда ты знаешь…

— Полиции известно все.

— Сатрап! Прислужник царя Кровавого!

«Вот ведь досада: анонимный доброжелатель прав. Что ж, пока не время думать, как жить дальше. Об этом я подумаю завтра».

— Где вы познакомились с Одоленским? — допросной резкостью хлестнул Ванзаров.

— О чем ты? — Она смотрела прекрасными заплаканными глазами.

Но сейчас трюк не сработал. Напротив, придал решимости:

— Могу ли знать, как давно у вас роман с князем Одоленским?

— Боже, какая гадость!

— Советую отвечать, дело касается серьезного преступления…

Софья Петровна заплакала по-настоящему, дернулась, но была схвачена за локоть:

— Требую ответа как чиновник сыскной полиции. Вы не понимаете, во что вас могли втянуть.

— Я не знаю никакого Одоленского! — Она попыталась вырваться, но супруг держал крепко. — Пустите, вы сломаете мне руку!

— Не знаете? Значит, не он ваф любовник? А кто же?

— Отпустите…

— Зачем вы утром выехали с дачи и передали Одоленскому сундук, то есть ковчежец? Для чего были в нафем доме?

— Мне больно…

— Кто вафи друзья — содалы?

— Боже мой…

— Содалы называют вас Пенелопой? Отвечать!

Госпожа Ванзарова перестала всхлипывать и посмотрела в лицо мужа с испугом:

— Родион, что с вами сделала полиция… Вы сумасшедший!

Пощечина звонким шлепком украсила физиономию чиновника полиции. Захват локотка ослаб, преступница вырвалась и принялась улепетывать в глубину сада, поднимая юбку и отчаянно голося. Родион Георгиевич невольно сжался: не ровен час споткнется, упадет и разобьется…

Он выбрался на дачную тропинку и побрел к станции, не торопясь. Поезд в город будет минут через двадцать, не раньше. Думать о чем-либо сил не было.

Внезапно, из кустов, в шагах десяти, выскочила фигурка, заметила Ванзарова и опрометью кинулась обратно. Над лесом опустились молочные сумерки, но узнать беглянку не представляло труда. В зарослях, без сомнения, исчезла Антонина Берс.

Донесение старшего филера А. Ф. Курочкина помощнику начальника сыскной столичной полиции С.-Петербурга Р. Г. Ванзарову о проведении дознания

Секретно

Милостивый государь, Родион Георгиевич.

Во исполнение Вашего поручения и поручения ротмистра Джуранского, под моим руководством отрядом филеров был проведен подробный опрос служащих Финского вокзала, а также извозчиков, принимающих пассажиров на прилегающей территории, на предмет свидетельских показаний, касающихся неизвестной дамы в черном платье с сундуком, бывшей на вокзале 6-го дня сего месяца.

Могу донести следующее: служащие вокзала доподлинно подтверждают, что на утренних и дневных поездах упомянутая дама замечена не была. Показания эти повторяют дежурившие утром на площади городовые и патруль корпуса жандармов на транспорте, находившиеся в помещении вокзала. Дополнительно опрошенные мною носильщики вокзала не припомнили, чтобы видели оную даму. Считаю их показания заслуживающими полного доверия.

Из всего вышесказанного могу заключить следующее: августа 6 дня сего года интересующий объект не прибывал на Финский вокзал Финляндской железной дороги никаким поездом и не находился в здании вокзала с шести до десяти ура.

Подобные дознания были проведены на Ириновском, Царскосельском и Сестрорецком вокзалах. Означенная дама на указанных вокзалах замечена не была.