Отпетые любовники - Владимир Колычев

– У нас тут с этим строго. Наши навести не могли.

– Да, и Квасков твой срок за наркоту не мотает? – Максим криво усмехнулся.

Иногда Лукомор помогал ему, но больше вредил. Однажды Одинцов перехватил партию наркотиков, которая предназначалась директору клуба. Лукомор тогда отмазался, а Квасков загремел на нары.

– Кто конкретно приходил? – проглотив пилюлю, спросил вор. – У нас под Красную Шапочку любая может.

– Кто в Семьяновку двенадцатого июня ночью ездил?

– Хорошо, выясним. Когда прислать?

– Сейчас.

– Сейчас никого нет.

– Я подожду.

– Хорошо. – Лукомор выразительно глянул на Штриха, тот кивнул и вышел из-за стола. – Значит, так, сейчас пообедаете, а потом в приват. На стриптиз.

Максим кивнул. Он все понял. Лукомор предлагал им провести допрос в помещении для приватного танца. Стриптизеров подадут туда.

Глава 9

Стриптизер танцует для женщин, а допросить его может и мужчина. Максим только рад был бы поскорей встретиться с Бэтменом, но его с ходу найти не удалось. Зато Красная Шапочка отыскалась почти сразу. С ней майор и уединился в помещении для приватного танца.

Он ожидал увидеть легковесную, расфуфыренную особу в короткой латексной юбке и в туфлях на высокой стеклянной подошве, но в комнату вошла миловидная девушка в закрытом светло-сером платье средней длины. Босоножки на ней обычные, даже без высокого плетения, какое предпочитают жрицы разврата. Прямые светлые волосы аккуратно убраны назад и стянуты резинкой на затылке. Минимум косметики.

Лицо у Маши Яковлевой симпатичное, даже одухотворенное. Глаза красивые, выразительные, смотрят умно, осмысленно.

Полная высокая грудь, тонкая талия, не широкие, но развитые бедра, длинные стройные ноги. Такой вот отменный природный капитал.

– Мне сказали, что я должна перед вами станцевать, – проговорила Маша, с пытливым прищуром глядя на Максима.

– Так в чем же дело?

– Я подумала, что это шутка.

– Почему вы так подумали?

– Я знаю, когда Рома шутит. – Она смотрела на Максима так, как будто хотела его прочитать.

Видимо, ей не сказали, что с ней хочет пообщаться человек из полиции. Видимо, какой-то там Рома решил приколоться над ней. Но, возможно, не на ту нарвался.

Хорошо, что ей не сказали, кто ею интересуется. Максим просил ничего не говорить ни Яковлевой, ни Рогушину. А могли сказать и быстренько допросить девушку, чтобы ввести Лукомора в курс дела.

– Вы не готовы смотреть танец. Кто вы?

– А вы угадайте.

– Угадывают в «Поле чудес». По буквам и целиком. Вы из полиции?

– Почему вы так подумали?

– Да вот подумала. Сейчас вы спросите, что я такого натворила. Я не знаю, что вам сказать. Не было ничего такого.

Ее взгляд и мимика выражали тревогу, замешательство, но Маша пыталась успокоить себя четкой констатацией фактов. Ничего противозаконного она не совершала, и не в чем ее уличить. Если что-то вдруг и предъявят, то это оговор.

– Что вы делали вечером двенадцатого июня?

– Двенадцатого июня? Праздник был, День России, кажется. К выходу готовилась, но мне велели ехать в Семьяновку. Вызов поступил. Значит, вы все-таки из полиции? – всполошенно спросила девушка.

– Нашли повод так думать? – Максим усмехнулся.

Он был почти уверен в том, что прочитал Машу. Похоже, она сама видела тогда какую-то крамолу, которая могла прижать ее к стенке.

– Я не знаю. Юра сказал, что там все было по взаимному согласию.

– Что было?

– Он с домработницей в ее комнате закрылся.

– С домработницей?

– Я так и не поняла, с кем имею дело! – Маша нахмурилась.

Всем своим видом она просила не держать ее за дурочку.

– Майор Одинцов, начальник уголовного розыска. Вы хотели что-то сказать?

– Если вы хотите, чтобы я… – начала Маша, запнулась, взяла себя в руки, сосредоточилась и четко спросила: – В чем вы обвиняете Юру?

– А почему вы думаете, что его? Может, вас?

– Меня? – возмущенно проговорила девушка. – Я в этом не участвовала. Да и не могла я!..

– Что не могли?

– Так, спокойно! – Маша вытянула руки, растопырила пальцы с ярким маникюром.

Максиму нравилась ее манера поведения, эта серьезность, смешанная с наивностью.

– Если вы меня обвиняете, скажите, в чем.

– Я вас не обвиняю и пока даже не подозреваю.

– Тогда скажите, что произошло.

– Значит, говорите, Юрий Рогушин закрылся в комнате с домработницей?

– Я спрашиваю, что произошло? – Маша сурово нахмурила брови.

Одинцов мог сказать, в чем он подозревает ее и Рогушина, но ему хотелось знать, что произошло в комнате у Риты. Без оперативной хитрости здесь, похоже, не обойтись. Тем более что Маша сама навела его на эту мысль.

– Маргарита Минич, домработница, о которой вы говорите, подала заявление.

– По поводу?.. – строго спросила девушка.

– По поводу изнасилования.

– Понятно.

– Что вы можете сказать об этому?

– Маргарита была не против. Это я вам точно скажу. Даже более того, она сама спровоцировала ситуацию. Но у женщин противоречивая натура. Маргарита могла и расхотеть, а Юра, как всякий мужчина, мог пойти напролом. Но Маргарита не выглядела расстроенной. Не берусь утверждать, но мне кажется, ей понравилось. Да и расплатилась она сполна.

– С кем расплатилась, с Рогушиным?

– С нами.

– Значит, вы тоже участвовали?

– Да, конечно. Нас заказали в паре, сумма вознаграждения была оговорена заранее.

– За номер?

– Ну да. Но хозяйка дома ушла к себе в комнату и заснула. Домработница сказала, что деньги есть, сходила за ними в кабинет, который на втором этаже.

– Когда? До Рогушина или после?

– После. Они еще там задержались.

– Значит, Рогушин ходил туда вместе с ней?

– Да.

– И что они там делали?

– Я же говорю, за деньгами ходили. Маргарита расплатилась, проводила нас. Вот и все.

– И долго они в кабинете находились?

– Полчаса, может, больше. Даже не знаю, чем они там занимались. Я их не торопила. В клуб возвращаться не хотела, настроения не было. А там стол, коньяк хороший. Сидела спокойно, телевизор смотрела. Никто не трогает, а время уже оплачено.

– Значит, они там, в кабинете, а вы телевизор под коньячок смотрели?

– А это преступление?

– Нет. А хозяйка?..

– Хозяйка спала.

– И что, ни разу не выходила?

– Ни разу. Как убитая спала.

– А гости?

– Были, но сразу ушли. Мы только-только работать начали.

– Значит, Юра с Маргаритой в кабинете пропадали?

О том, чем Рогушин занимался там с горничной, Максим хотел узнать от него самого. Такой случай скоро представился.

Допустим, человек занимается боксом. Но не должен ходить, выставив руки для обороны и атаки. Лыжник в обычной жизни не отталкивается от земли невидимыми палками.

Маша это понимала, поэтому не выставляла свою профессию напоказ. Она не стреляла томными глазками, не выпячивала губки, не виляла бедрами.

Зато Рогушин ходил, как павлин, распушивший хвост. Жгучий взгляд заправского мачо, яркая шелковая рубашка, ворот нараспашку, чтобы виден был золотой крестик в заметной впадине между выпуклыми грудными мышцами. Синяя шляпа, малиновые джинсы, белые туфли. Манерные движения, походка от бедра. И фонтанирующая уверенность в собственных силах. Думает, если мышцы накачаны, то все вокруг его боятся.

Майору неприятно было смотреть на данного субъекта, возникло желание проверить его на прочность. Максим, конечно, сдержит себя, а какой-нибудь случайный прохожий с крутыми замашками может и не устоять перед искушением начистить ему физиономию.

– Значит, Рита сама тебя совратила?

– Да не то слово! – Рогушин сидел в кресле, раскинув приподнятые руки.

Он медленно шевелил пальцами, как будто кто-то должен был вставить в них соломинку для коктейля.

– Сначала хозяйка таращилась, я думал, она меня живьем съест. А потом эта…

– Насколько я знаю, хозяйка спать ушла.

– Ну да, окосела. Коньяк у нее реальный, пьется мягко, а по шарам бьет не слабо.

– И с кем ты коньяк пил?

– Хозяйка ушла, мы с Машкой за стол сели. Что за дела, думаем. Приняли по коньячку. А тут эта Рита. Я, говорит, смотрела, как ты зажигал. Глаза горят!.. У меня тоже, говорит, униформа. Ну, платье там, фартук. Я говорю, платье обрезать надо. Она – да легко!.. Платье Рита резать не стала, но сама нарезалась. Пару бокалов дернула, смотрит на меня пьяными глазками, в сторону показывает. А я после Машки на взводе. Когда она танцует, землю вокруг себя на гектар выжигает. Но с ней нельзя. Она в руки не дается. И, вообще, я ее уважаю. Машка хоть и стриптизерша, но никому!.. Парень у нее, она ему не изменяет.

Максим кивнул. Он мог поверить насчет Маши. Девушка она действительно не простая. С принципами. В юридическом институте учится, на третьем курсе. Потому и пыталась изображать перед ним сама себе адвоката. Правда, не совсем удачно. Впрочем, потом реабилитировалась – очень убедительно пообещала телегу на Максима накатать. Не надо было врать ей про изнасилование.