Изгои Интермундуса (СИ) - Дронова Анастасия

– Анна.

– Назарова, – добавляет учитель, не заметив моей реакции на имя, – будьте так любезны, скажите, в каком году родился Федор Иванович?

– В… – лихорадочно копаюсь в памяти… хм, это точно 19 век, – одна тысяча восемьсот тринадцатом…

– Почти, 1803. Будьте внимательны, в конце недели по творчеству и жизни Тютчева будет небольшой тест, – холодно поправляет Алла Николаевна. – Это ведь самый простой вопрос. Потрудились бы на доску посмотреть.

Я поднимаю глаза, и на меня смотрит пожилой, гладко выбритый мужчина с прямоугольным лицом, маленькими овальными очками и немного растрепанными волосами. Под портретом написано: «Федор Иванович Тютчев. 1803-1873 гг.»

Припоминаю. Я читала его стихотворения в «Современнике» 1850-х годов, и возможно даже видела его на одном из популярных в то время литературных вечеров. Особенно мне запомнилось тогда «Весь день она лежала в забытьи…». Такое пронзительно-грустное.… В голове всплывают обрывки воспоминаний о том спокойном и ужасном утре, что закончилось уже в новом мире.

– Открываем стр. 367, – продолжает учительница, заправив прядку, выбившуюся из тугой прически.

– Так это же учебник за 10 класс, – подает голос парень с морковно-рыжими кудрями из первого ряда, кивнув на книгу на краю парты.

– Верно, Владислав. Нам нужно повторить материал перед тестом.

Алла Николаевна говорит негромко и спокойно, но что-то в ее взгляде заставляет парня начать лихорадочно листать страницы, будто ища в них ответы вселенной.

Вот же оно! В глаза сразу бросаются щемящие строчки. Особенно…

Любила ты, и так, как ты, любить –

Нет, никому еще не удавалось!

О господи!.. и это пережить...

И сердце на клочки не разорвалось... [Ф. И. Тютчев «Весь день она лежала в забытьи...» 1864 г.]

Читая стихотворение, на мгновение переношусь в ту эпоху: платья с кринолином, пышные юбки, лошади, повозки, белокаменный Кремль.… Помню, тогда дороги привели нас в Москву и нам помогал некий аноним. Мы жили в его усадьбе, пользовались его имуществом, слугами, деньгами и всем остальным – но лично никогда не встречались. Странное было десятилетие…

Как только звенит звонок с урока, половину класса словно сметает ураган, оставив от учеников только портфели, пиджаки и школьные принадлежности на партах.

– А куда… – начинаю я, недоуменно озираясь по сторонам.

– Ты, что, вообще первый день в школе? – интересуется Маша, ее голос звучит весело, но я улавливаю в нем нотки подозрительности.

– В столовую, куда же еще, – поясняет Кир, и именно родная, легкая улыбка медленно согревает меня, словно только что загоревшийся камин, возвращая тепло, а немного грустные воспоминания долгого ожидания, навеянные стихом, уходят прочь, – пойдем, а то нам достанется какой-нибудь полуразвалившийся стол.

В столовой – когда мы садимся за свободный столик, с еще дымящимися порциями плова и борща – к нам подсаживается девочка из нашего класса, Вика Медведева. Позже, Дима и Маша объясняют мне, что обычно в столовой сидят за отдельно, по причине того, что в своем классе они – что-то вроде «автономной республики». А все из-за того, что в их классе, да и во многих других тоже, уравнение: «девочка + мальчик = крепкая дружба» – не имеет решения. Вика Медведева, по прозвищу «Вики» – попала за наш столик по чистой случайности – проспорила своим подружкам. Компания Медведевой была бы мне не в тягость, если бы не жуткий сводящий зубы скрежет пилочки для ногтей.

– Ань… – начинает Кир, когда мы подходим к столу с грязной посудой, чтобы оставить свои тарелки. Его голос звучит так близко, что руки начинают дрожать, а содержимое моего подноса чуть не разбивается о кафельный пол, – Не помню, говорил ли спасибо за вчерашнее приглашение на чай. Не хочешь сегодня пойти ко мне?

У меня от волнения начинает кружиться голова. К нему домой? Я? Это ведь должно что-то значить? Или банальная вежливость?

– …Мы с Машей хотим к тесту по лит-ре подготовится, и еще в Пятницу опрос по истории. Брата тоже возьми, если хочешь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Уровень радости немного снижается, когда мозг заканчивает переваривать окончание фразы. Теперь я опять начинаю сомневаться в отношении Кира ко мне. Единственно, по его интонации я точно могу сказать, что Теона он определенно пригласил из вежливости.

Мой вечный сосед так и не объявляется – ни в столовой, ни на оставшихся уроках. Направляясь к выходу из школы, я искренне надеюсь, что он куда-нибудь испарился, например, в Сан-Франциско. Но, вероятнее всего, что, узнав из моей головы о приглашении, Теон решит позабавиться и примет его.

В том, что он не исчезнет, я не ошибалась: Теон ждет на каменном выступе, похожим на огромный подоконник, справа от ступенек крыльца, и спрыгнув, снимает черную сумку с моего плеча. Мой кожаный рюкзачок и пакет нес любезно предложивший свою помощь Кир, а имущество Теона я ему предусмотрительно не доверила (вдруг тот заклял ее от чужих прикосновений или еще что, ведь за прошедшие 50 лет дружелюбия в нем как-то поубавилось). После он поворачивается к моему Лео, ожидая официального приглашения.

– Привет, Дима. Я пригласил Аню и Машу к себе домой, будем к истории и к тесту по Тютчеву готовится. Ты с нами?

Мой сосед по парте и квартире молча кивает.

Кир, видимо, был не из тех, кто долго злится или из каждого, кто косо на него посмотрел, делает врага. Его вопрос звучит почти дружелюбно. Он явный антипотод Теона. Маша же в этот момент внимательно смотрит на парня в пальто, ожидая его реакции.

– Ну, если только ты,Аня, не против… – добавляет Теон, насмешливо сделав ударение на моем фальшивом имени.

Всю дорогу до дома Кира, в воздухе висит напряженное молчание. Ребята, стараясь разрядить обстановку, начинают рассказывать нелепые истории из своего совместного детства, но их попытки не находят отклика ни с моей, ни с его стороны. Я слишком напряжена, а Теону все равно.

Останавливаемся мы у длинного невысокого, всего в 5 этажей, дома, низ которого выкрашен в темно-синий цвет. Поднимаемся в квартиру – № 41 находится под самой крышей.

– Ну вот, здесь я и живу, – мне кажется, что я слышу легкое смущение в голосе Кира, когда он поворачивает ключ. – Простите за бардак.

Оглядываюсь по сторонам: ничего критичного – вроде груды грязного белья или разбросанной по углам посуды – я не вижу. Всего лишь пара вещей, брошенных на спинку дивана, небольшой хаос на тумбе с сидением, где лежит пара свечей зажигания, крем для обуви, запасная связка ключей и прочая мелочь. Мы проходим в зал, вид на который открывается из прихожей, разувшись прямо в квартире у входа.

– Садитесь, где хотите, – предлагает он. – У меня комната маленькая, посидим здесь. Я сейчас.

Кир выходит из зала, захватив пустую кружку и тарелку, которые стоят на журнальном столике. Спустя несколько секунд я слышу шум воды. Видимо, ушел мыть посуду.

– Его родители улетели в отпуск в Таиланд на 2 недели, – поясняет Маша. – Поэтому здесь все немного… вверх дном.

«Ой, я видела холостятские берлоги и похуже», – думаю я, прежде чем мой взгляд цепляет снятую левую дверь от темно-бардовой машины, заботливо прислоненную к стене.

Шум воды не прекращается а, наоборот, – к нему добавляется звон посуды. Думаю, решение пригласить нас с Теоном пришло к Киру спонтанно. Решив он это еще вчера, к примеру, он бы навел везде порядок, раз его это так беспокоит. Отсюда я делаю вполне простой вывод: изначально он хотел пригласить только Машу, ее он не стесняется, поэтому-то и не стал ничего убирать заранее. А я для него чужая.

Опять я забыла, что мы с ним только вчера познакомились.

– Чай, кофе? – спрашивает Кир из кухни, закончив мыть посуду.

– Мне чай, а Т-Диме кофе без молока, – отвечаю я, бросив быстрый взгляд на Теона, потирающего правый висок.

– Мне, как обычно, – отвечает Маша, листая журнал «За рулем», край которого выглядывал из-под дивана (она достала его с таким непринужденным видом, словно он не под диваном валялся, а аккуратненько лежал на полке).