Та, что гасит свет (сборник) - Дмитрий Рыков

Конечно, ему попадались разные попутчики, но больше люди нормальные, а иногда и полезные. Как-то раз ехал с представителем Свердловской области в Москве, разговорились, обменялись телефонами, так завязалось хорошее деловое знакомство.

Сегодня Семен Степанович, как обычно, пришел к поезду заранее, удобно устроился, разрезал на маленькие дольки пару яблок, достал походный набор – серебряную фляжку с коньяком и двумя стаканчиками, налил, сделал глоток, развернул «Коммерсант дейли» – красота! Через мгновение в дверь постучали, в купе вошел крепкого вида мужчина примерно одного с ним возраста. После взаимных приветствий он устроился напротив и кивнул на коньяк:

– Ну тогда у вас, наверное, нет салями!

Степаныч улыбнулся:

– Да, у меня нет салями. Извиняюсь за неправильный отзыв.

– Ерунда, – сказал здоровяк. – Но у меня кое-что есть. – Тут он достал из большого портфеля бутылку и поставил ее на столик. – «Хеннеси ви эс». Пойдет?

– Справимся.

– Домой?

– В командировку.

– А-а, понятно… – несколько разочарованно протянул спутник. – А я домой. Все, задолбала ваша Москва. Три дня на ногах, сил никаких нет. Все бегом, бегом, все равно ничего не успеваешь. Столько раз зарекался сюда ездить, но как помощников пошлешь – ничего не сделают, только время потеряешь.

– Свой бизнес? – Семен Степанович вложил в голос как можно больше участия.

– Свой, ну его к черту!

– И чем занимаетесь?

Крепыш погрустнел:

– Давайте как-нибудь потом, не хочу про дела. Мне бы выпить, да чуток расслабиться.

– Да кто ж мешает? – Степаныч налил коньяк во второй стаканчик. Раза в два больше, чем себе.

– Петр, – протянул руку попутчик.

– Семен.

– За знакомство.

– За него, – согласился Семен Степанович.

Здоровяк выпил, крякнул от удовольствия, повертел в руках стаканчик, почмокал губами.

– Как называется?

– «Эй и дор».

– Не слышал.

– Да нет, достаточно распространенный и точно не хуже известных брендов.

– Места знать надо?

– Точно.

– Ну нам, провинции, куда…

– Зато у вас спокойнее, душевнее.

Крепыш мотнул головой:

– Херня все это. Не перевариваю разговоры об особой русской душе и необыкновенной простоте и сердечности людей в провинции. Россия – страна победившего, нет, не социализма, – пролетариата. Везде грязь, убожество и скотство. Сколько людей ни воспитывай, все равно из каждого прет Клим Чугункин. Я Москву за ее ритм не люблю, слишком все быстро, остановишься – сожрут или растопчут. Что до людей, так сюда все не только худшие, но и лучшие стремятся.

– Грязи и здесь хватает.

– Верно. Зато честно. Ты – мне, я – тебе. Никакой сраной душевности. А у нас все поют о чистоте души, а сами ближнему за тысячу рублей глотку перегрызут.

– А разве где не так?

– Так, только лицемерия меньше. Давай на «ты»?

– Давай. Еще по маленькой?

– Да запросто. – Петр снял пиджак, повесил его на плечики, закатал рукава рубашки, резко двумя ладонями провел назад по волосам, взял стаканчик: – За нас!

– Желаю, чтобы все! – ответил ему Семен Степанович.

– Я ведь жил, – продолжил попутчик, хрустнув яблочком, – и за границей, и в Москве чуть-чуть, в Питере второе образование получал. В начале девяностых с Украины на север сахар и гречку возил – везде был, все видел. Кругом грязь и скотство, скотство и грязь. Народовольцы в позапрошлом веке тот же народ хотели переделать, тот, который сейчас по улицам бродит и бросает банки из-под пива на асфальт, находясь в трех метрах от урны, или в общественном транспорте в окружении детей матом рассказывает друзьям интересные истории. Чеховские мужики, пришедшие к инженеру требовать компенсацию за потраву и получившие ведро водки, и поныне нисколько не изменились.

– Ну я как-то, извини, далек от всего этого…

– Правильно. Вращаешься в определенном кругу. Работа, друзья – одни и те же лица. Ходишь в магазины с безупречным сервисом, передвигаешься на автомобиле, в метро не толкаешься, шансы хамство встретить – только если на гаишника нарвешься. Да и то, денег дашь – отвалит. У меня же производство, контингент такой – ого-го! Любой так называемый представитель из народа считает, что ему всегда кто-то что-то должен – раньше советская власть, в смысле государство, теперь – треклятые «скплутаторы». Целей в профессиональной деятельности три – дернуть что-нибудь, что плохо лежит, пораньше слинять домой и крепко нажраться после работы.

– Ну выпить, право, и я люблю.

– Выпить все любят. Только у пролетариев часто от этой любви рождается нежелательный ребенок – запой.

– От человека все зависит. Если человек захочет из подобной среды вырваться – кто ему помешает?

– Ха! А зачем ему вырываться? Дядя Вася к пятнице обещал на халяву трехлитровую банку самогона подогнать – вот быстрее бы неделя прошла!

– Однако вы не любите пролетариат!

– Нет, не люблю. Псевдоуголовная романтика, «тыканье» незнакомым людям, а то в мягкотелости заподозрят. «Хто», «хде», вместо «класть» – «ложить», вместо «положить» – «покласть». В книжном магазине, а человек, пришедший в такое место, по идее должен обладать каким-то интеллектом, слышу: «Поменяйте книгу – она у вас порватая»!

– Извини, конечно, но неужели тебя такие мелочи волнуют? Давай еще по полрюмочки?

– Это для тебя мелочи, потому что – экзотика. А я с этим каждый день сталкиваюсь. Как-то моя жена уехала – не помню куда – с младшеньким, ну а мы с дочкой пошли «тусоваться». Кино детское посмотрели, в парке на уточек в пруду полюбовались, ей захотелось кушать. В каких только супер-заведениях мы с ней не побывали, но для ребенка «Макдоналдс», этот ужас, – самое лучшее. Горячий пирожок, ванильный коктейль и игрушка – вот она, жизнь! Тем более, супруга ее туда не водит, потому что вредно, и правильно, но отцовское сердце от просьбы дочки сразу тает… Ну вот, оставил я ее одну за столом буквально на полминуты – руки помыть. Возвращаюсь – сидят рядом с нею два парня лет по двадцать пять, у каждого в руках – по алкогольному коктейлю «Ягуар». Я им – ребята, вы что это без разрешения за чужой стол сели? Они, причем в полной уверенности в своей правоте: «Да мы от девочки далеко сидим, че ты волнуешься, а других мест нет, вот мы и присели, че ты, прям, ну, блядь!» Я как мат услышал, вот была в руке трубочка для коктейля, еще в бумаге, по лбу его и треснул. Не больно, но ему обидно. Он взвился:

– Мужик, ты че, мы же ничё не делаем!

Дочка:

– Папа, пошли пересядем.

Я вижу, что ребенок просто боится, был бы сын, конечно, я провел бы им урок. А так…

– Ну давай, девочка моя, надо же спокойно поесть…

Пересели, она уже повеселела, повидлом из пирожка капнула себе на кофточку, оба смеемся, я достал влажные салфетки, вытер заодно и губки, взялись за руки, пошли на выход.

У дверей «обиженный», не вставая из-за стола, находясь ко мне спиною, хватает меня за рукав:

– Братан, послушай…

При ребенке! Уроды… Ну, рукав я высвободил, одновременно вывернув ему руку – как учили, – держу хаму кисть двумя пальцами, большим и средним, следующим действием должно быть: своей левой ладонью надавливаю ему на предплечье, и либо делаю ему вывих руки, либо ломаю кисть. Потом, для порядка, можно и головой о стол приложить. Но я же со своей лапочкой! Она же не поймет это, как «папа сильный, это хорошо», она просто перепугается до коликов! Так что руку его я отпустил да пошел. А ребята, наверное, сидели, радовались: напугали мужика, ух, какие мы! Была бы моя воля, собрал в стране всех молодых людей в возрасте от двадцати до двадцати восьми лет и отправил в особые пункты по месту жительства. Для пятиминутного разговора. Тема – любая. Если в речи парня слышны слова «чисто», «типа», «короче», «слышь, ты», «зво́нишь», «реально», «братан» – сразу в газовую камеру. Как же генофонд улучшится! – И добавил после паузы: – Ух, надоело же все как! Давай еще по полрюмочки.

Чокнулись, выпили.

– Ну так поменяй жизнь, – предложил Семен Степанович и сам испугался наглости своего предложения.

– Ха-ха-ха! – засмеялся Петр. – Я ни жизнь, ни бизнес не выбирал – они меня выбрали. Я теперь в своей работе все знаю, все понимаю – как тут что поменять? Недавно разговорился на одном званом обеде с совсем еще молодой женщиной. Она меня спрашивает: «Петр Алексеевич, а какое у вас хобби?» – и, наверное, ждет, что я ей что-нибудь про рыбок начну рассказывать или, ввиду моей комплекции, про пивные пробки. Но понятно же, что мое хобби – это людям вовремя зарплату платить. Но ей же это будет неинтересно! Поэтому отвечаю: «Путешествия». «Ай, – говорит дамочка, – как увлекательно…»

Семен Степанович, стараясь направить ход мыслей собеседника в другую сторону, решил проявить свои дипломатические способности. Он спросил:

– Но ведь есть в твоей жизни и что-то хорошее?

Лицо Петра сразу посветлело:

– Конечно, есть! Дети! Ради них и живу.

– Семья, – сразу подстроился Семен Степанович, – это главное!