Поднебесная (сборник) - Александр Образцов

Вера Ивановна. Ну кто тебя режет?!..

Саша. Я, Вера Ивановна, на Виктора грешил. Все думал, что из-за него у нас не получается. Как постороннего мужчину ревновал, честное слово. А тут дело другое. Офицер тот сделал тебе пацана и улетел на войну, а ты его сорок лет помнишь. Руки, говоришь, помнишь. Это ж надо! Руки! А мои для тебя мазутом пахнут! Как будто я не человек!

Вера Ивановна. Что ты все выпрашиваешь, выпрашиваешь, выпрашиваешь? Ну, что?.. Что ты, голодный ходил эти годы? Неглаженый?

Саша. Да разве в этом дело?..

Вера Ивановна. А больше, Сашка, государственный ЗАГС тебе предоставить не может. Больше и за деньги не купишь… Что офицер? Кто офицера вспомнит, кроме меня? Да никто. Ты живой пришел, здоровый, до старости дожил, а от него и праха не осталось. И ты же ему и завидуешь, его ругаешь. Бессовестный ты, Сашка.

Саша (после паузы). Как ты, Вера Ивановна, завернула… Выходит, я совсем шкурник, а?.. Только какой же он мертвый, этот офицер, если я к нему больше, чем к живому ревную? Значит, надо разобраться и с самой этой смертью. А, может ее и нет, а? Вера Ивановна?

Вера Ивановна. Как это нет? Ты что?

Саша. Но если он пропал, вышел из употребления, все – одно неподвижное мертвое тело, а ты его руки помнишь – это же жуть, Вера Ивановна!.. Это такая… лазейка для ума!

Вера Ивановна. Чего ты плетешь?

Саша (успокаиваясь). Что жалею, что в жизни не сделал, так это не поговорил с умным человеком. Все у меня, Вера Ивановна, вполне совпадает, но есть несколько вопросов. Почему, как только в одном появляется симпатия, в другом тут же возникает отвращение? Почему человека всю жизнь учат быть злым, а он добреет? И куда деваются мысли?

Пауза.

Вера Ивановна. Ты газ в колонке выключил?

Саша. А?

Вера Ивановна (показывает ему пальцами, как глухому). Газ, говорю, выключил?

Саша. Выключил.

Вера Ивановна. Тебе, Сашка, рано на пенсию. У тебя от безделья голова становится совсем плохая.

Саша. И еще я не пойму, Вера Ивановна, почему я всю жизнь на тебя смотрю и уже надоесть должно, а вот убери тебя от меня – я же дня не вынесу. И при том ты меня дурачком считаешь малограмотным. И поговорить-то нам не о чем, а?

Вера Ивановна. А о чем с тобой говорить? Не о чем, конечно.

Саша. Тридцать лет не о чем говорить, а мы живем, и ничего! Это жуть, Вера Ивановна! Только представить! Значит, мы не словами друг другу говорим, а иначе!.. А когда далеко? Сегодня утром, ползаю по полу в прихожей у Виктора с циклевкой и вижу, как ты встаешь, ругаешь меня за то, что воду забыл принести для лекарства. Я извинился тут же! Это… удивительно, Вера Ивановна!

Вера Ивановна. Ругала… Ты откуда знаешь?

Саша (ликуя). Любовь, Вера Ивановна!

Вера Ивановна (пауза). А что говорила?

Саша. Дураком старым, идиотом, как обычно.

Вера Ивановна. Да уж умным не назовешь.

Саша. А я разве против? Разве главное – слова? Как сказать, как посмотреть! Да хоть горшком, хоть черепком! Для меня праздник не по календарю, а когда ты улыбаешься, Вера Ивановна!

Вера Ивановна (польщенная, хмурится). Бессовестный.

Саша. Теперь бы нам еще на юг съездить, а? Прогреть тебя солнцем насквозь, всю заразу выжечь! Отпусти на гаражи.

Вера Ивановна (колеблется). Ты же ноги сожжешь.

Саша. Валенки надену.

Вера Ивановна (пауза). Только чтоб не пил у меня!

Саша. Так разве я с тоски пью? Для осмысления! Чтоб всю эту архитектуру охватить!

Вера Ивановна. Какую еще архитектуру?

Саша. Небесную, Вера Ивановна, механику! Облака и континенты! И тварей мельчайших под палой листвой! То, как капуста растет и то, как морщина движется!

Пауза.

Вера Ивановна. Идиот. (Вставая.) И чего я с тобой связалась?.. Всю жизнь отравил… Кровь выпил…

Уходят.

Старик

Лидия Александровна

Нина Константиновна

Некрасов

Начало июля. Десять часов вечера, но светло. Угол сквера. Рябина, березы, тополя. Детская горка. Песочница. Скамья. Сидит старик. Еще скамья. Сидят двое старух.

Лидия Александровна. «Будьте милосердны…» Кто так говорит? Никто не скажет. Сон… Моя мама говорила так… Ведь говорили же, Нина Константиновна? «Будьте милосердны…» Разве я их осуждаю? Пусть живут… Пусть говорят, как хотят… Нам только и остается – уйти… Мы смотрим прощальным взглядом, мы уже лежим и смотрим в небо…

Некрасов (громко). Ложь!

Лидия Александровна. Третий вечер этот человек кричит… Вначале я думала, что он пьян. Затем решила – сумасшедший… (Некрасову.) Кто вы? Зачем пугаете нас?.. Не отвечает.

Нина Константиновна. Может быть, он хочет заговорить с нами? Сейчас это так принято. Вместо того, чтобы представиться…

Некрасов. Не желаю я с вами разговаривать.

Лидия Александровна. Тогда зачем вы кричите? (Пауза.) Когда я смотрю на молодых женщин на улице, то поражаюсь их скованности. Все у них напряжено, как будто они каждую секунду ожидают нападения или окрика…

Нина Константиновна. А вы заметили, как возникают ссоры? Достаточно неосторожного движения и глаза становятся белыми от ярости.

Некрасов. Всегда так было. Замолчите, трещотки. Мешаете думать.

Пауза.

Нина Константиновна. Как я люблю эту скамейку… И вот… Десять лет мы выходили в этот сквер… Что с вами, Лидия Александровна? (Некрасову.) Вы!.. Жестокий человек.

Некрасов. Наконец-то. Хоть одно живое слово. А то сидят, тоску наводят.

Нина Константиновна. В нашем поколении…

Некрасов. Ничего хорошего не было и в вашем поколении. И перед вашим поколением. Знаю. Были куры, куры и остались.

Нина Константиновна. Пойдемте, Лидия Александровна. Не надо слишком близко к сердцу…

Некрасов (бормочет). Жизнь остановится из-за их ухода… Надо же… в небо они смотрят…

Лидия Александровна (со слезами в голосе). Как же теперь идти?.. С каким настроением?.. Я не усну…

Некрасов. Смотрите, какие цацы! Всю жизнь их матюгами крыли, а к старости фарфоровыми стали.

Нина Константиновна (не выдержав). Ты заткнешься, наконец, старый хрыч?!..

Лидия Александровна. Нина Константиновна?!..

Нина Константиновна. Он же кого угодно выведет из себя!.. Сейчас сидит и радуется… Думает, что все такие как он… Нигде! Нигде нет покоя!

Лидия Александровна. Нехорошо сегодня…

Некрасов. Слушайте, вы, как люди писали. (Декламирует.) «Как сладко дремлет сад темно-зеленый, объятый негой ночи голубой…» Чем стонать, детей бы грамоте обучали. Вышли бы на сцену в ЖЭКе и прочли что-нибудь. А то – «будьте милосердны». Два слова только и помните, а туда же – «наше поколение…»

Лидия Александровна. Неужели для того, чтобы сказать о себе: я – культурный человек, нужно вначале оскорбить?

Некрасов. А я не культурный человек. Я такого слова не знаю. Если вы культурные, то я – не культурный.

Нина Константиновна. Время изломало людей по-разному.

Лидия Александровна. Почему вы выбрали этот сквер? Почему вы выбрали нас?

Некрасов. Вас?.. Ха-ха-ха!.. Да я бы вас и пятьдесят лет назад не выбрал. Не мешайте думать.

Лидия Александровна (встает). Уже поздно. Пойдемте, Нина Константиновна.

Нина Константиновна (встает). Я знаю место, где он нас не найдет. (Уходя.) Совсем с ума сошел!

Некрасов. Эй, обождите! (Они останавливаются.) Ладно, я буду молчать. (Они в нерешительности.) Я кому сказал – садитесь! Только без нытья. Моя фамилия Некрасов.

Нина Константиновна. Лидия Александровна?

Лидия Александровна. Давайте еще посидим немножко.