Рождение Темного Меча - Маргарет Уэйс

Голова в капюшоне повернулась, вглядываясь в полутемные коридоры, образованные хрустальными полками с их бесценным содержимым.

— В-вон там, — дрожащим голосом пролепетал дьякон, указывая в дальнюю часть библиотеки. — Я ничего не видел. Я только слышал шум, какой-то шорох, а потом... потом дверь...

Он смолк на миг, затем выдохнул:

— Что ж там, в том углу? Сейчас, минутку, я соображу...

Лысая голова пошла морщинами — настолько усердно смотритель принялся за мысленный осмотр библиотеки. Очевидно, воображаемое ковыляние привело его к поразительному результату. Глаза дьякона расширились, и он встревожено воззрился на Дуук-тсарит.

— Девятое Таинство!

Исполняющий порывисто обернулся.

— Палата Девятого Таинства! — Дьякон принялся заламывать руки. — Запрещенные книги! Но ведь эта дверь всегда была запечатана. А теперь... как же...

Но его собеседника уже не было на прежнем месте. Колдун исчез.

Дьякону в его нынешнем смятенном состоянии потребовалось несколько мгновений, дабы освоиться с этим событием. Сперва ему было стукнуло в голову, что Дуук-тсарит в ужасе обратился в бегство, и смотритель едва не последовал его примеру — но тут его посетила более разумная мысль. Ну конечно же! Исполняющий отправился выяснять, что происходит.

В сознании у дьякона вновь замаячил образ гигантской крысы. Дьякон решил, что он, пожалуй, лучше постоит здесь и последит за дверью. Но затем на смену крысе явился лик мастера-библиотекаря. Вздохнув, дьякон подобрал полы белой просторной рясы, дабы уберечь их от пыли, и поспешно двинулся через всю библиотеку в сторону запретной комнаты.

Он вскоре заблудился в лабиринте хрустальных полок, но голоса, донесшиеся спереди и справа, подсказали ему направление. Дьякон кинулся туда и добрался до дверей запретной палаты в тот самый миг, когда из воздуха возник еще один безмолвный Дуук-тсарит в черном одеянии. Первый Исполняющий как раз снял печать с двери. Второй тут же нырнул внутрь. Дьякон попытался было последовать за ним, но неожиданное появление Исполняющего так разволновало его, что смотрителю пришлось на несколько мгновений прислониться к дверному косяку; он остановился, прижимая ладонь к груди, словно пытался унять бешено бьющееся сердце. Потом, немного придя в себя и не желая упускать редкостного зрелища — битвы двух Дуук-тсарит с гигантской крысой, — дьякон осторожно заглянул в палату. Хотя свет свечи разогнал древние тени по углам, они, казалось, только и ждали возможности выпрыгнуть оттуда и вновь завладеть своим запечатанным домом. Но стоило лишь дьякону заглянуть в комнату, как гигантская крыса, плод воображения, испарилась, уступив место более реальному и глубокому ужасу. Он знал теперь, что столкнулся с чем-то более темным и куда более чудовищным.

Кто-то проник в запретную комнату. Кто-то изучал е темные тайны. Кого-то соблазнила смертоносная сила Девятого Таинства.

Дьякон сперва не узнал съежившегося человека, которого надежно удерживали колдуны, — глаза старого смотрителя никак не могли приспособиться к яркому свету свечи. Он видел лишь белую рясу с серой отделкой, в точности такую же, как и у него самого. Значит, это тоже дьякон из числа проживающих в Купели. Но кто же...

Тут схваченный поднял голову, и дьякону открылось худое, жалкое лицо.

— Брат Сарьон!

ГЛАВА ПЯТАЯ

ПОКОИ ЕПИСКОПА

По завершении Рассветного ритуала епископ Ванье тяжело поднялся на ноги, оправил красное одеяние, подошел к окну и, нахмурившись и поджав губы, стал смотреть на восходящее солнце. Солнце, словно осознавая, что подвергается строгому осмотру, робко выглянуло из-за гребня далеких гор Ваннхейм. Можно было даже подумать, будто оно, зависнув над острыми пиками, увенчанными снежными шапками, поколебалось несколько секунд; оно явно готово было мгновенно спрятаться обратно, стоило епископу проронить хоть слово.

Однако же епископ отвернулся от окна и задумчиво надел на себя цепь из золотых и серебряных звеньев, официальный знак своей власти; ряса его также была отделана золотом и серебром. Солнце, как будто оно только и дожидалось этого мгновения, тут же выкатилось на небо и залило епископские покои ярким светом. Нахмурившись еще сильнее, епископ Ванье вернулся к окну и задернул тяжелые бархатные шторы.

Ванье уже совсем было сел за стол и собрался приступить к дневным делам и хлопотам, как в дверь негромко, почти застенчиво постучали.

— Входите, и да пребудет с вами Олмин, — кротко отозвался епископ — и тяжело вздохнул, окинув взглядом свежую стопку официальных посланий, доставленных ариэлями. Несвоевременное вторжение раздражало.

Но к тому моменту, как посетитель ступил на порог, Ванье успел убрать с лица раздраженное выражение. Мятежный солнечный луч, прорвавшись сквозь щель между шторами, вспыхнул на серебряной отделке, украшающей белую рясу гостя. Кардинал двигался столь вкрадчиво, что толстый ковер почти полностью заглушал его шаги. Он приостановился на пороге, поклонился, тщательно прикрыл за собою дверь и нерешительно двинулся вперед.

— Ваше святейшество, — начал кардинал, нервно облизывая губы, — чрезвычайно прискорбное происшествие...

— Солнце встало, кардинал, — произнес епископ, не поднимаясь из-за массивного стола.

Кардинал вспыхнул.

— Прошу прощения, ваше святейшество, — пробормотал он и еще раз поклонился, — Солнце встало. Да снизойдет на вас сегодня благословение Олмина.

— И на вас, кардинал, — безмятежным тоном отозвался епископ, проглядывая официальное послание, доставленное вчера вечером.

— Ваше святейшество, чрезвычайно прискорбное происшествие...

— Мы не должны допускать, чтобы мирские дела завладевали нами настолько, что мы забывали бы вознести хвалу Олмину, — заметил Ванье. Казалось, будто он с головой ушел в чтение одного из писем, окутанного золотистым свечением — то был императорский знак. На самом же деле епископу стало не до письма. Опять какое-то «прискорбное происшествие»! Проклятье! Он только-только успел разобраться с одним «происшествием»: несчастный дурень, домашний каталист, настолько увлекся дочерью мелкого дворянина, что они совершили гнусный грех соединения. Орден приговорил грешника к казни через Превращение. Самое разумное решение в подобной ситуации. Но приятным его все равно не назовешь. И добрую неделю жизнь в Купели шла наперекосяк. — Вы запомните это на будущее, ведь верно, кардинал?

— Да, ваше святейшество. Конечно, — пролепетал кардинал. Теперь у него покраснело не только лицо, но и лысина. Он умолк.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});