Виткевич. Бунтарь. Солдат империи - Артем Юрьевич Рудницкий

со мною, причем я должен был следовать за ним в виде глухонемого, по незнанию восточных языков. Для исполнения этого плана в киргизской степи были выставлены лошади; я был посвящен в план бегства, но не согласился на него и убедил Виткевича оставить это намерение, а с терпением дожидаться лучшей участи»[113].

Однако нет полной уверенности, что Виткевич действительно встречался с Гумбольдтом, и тогда «повисает в воздухе» рассказ Песляка о том, что Ян поделился с немецким ученым своим планом побега. По другим данным как раз в период пребывания Гумбольдта в Орске Ян находился далеко в Степи, выполняя какое-то задание начальства. Об этом, например, упоминал Бух. Поэтому немецкую знаменитость поселили не у Исаева, а в пустовавшей квартире Виткевича, которую начальство сочло самой удобной в Орске[114]. Там Гумбольдт с удивлением обнаружил богатую библиотеку, собранную ее хозяином и заинтересовался его личностью[115].

То, что Гумбольдт жил у Виткевича, подтверждал Дюгамель, который общался с Яном в феврале 1839 года в Тегеране. В то же время, как он писал, их личное знакомство все-таки состоялось. «Живя на границах с Азией, он стал изучать языки арабский, персидский и татарский и достиг такого теоретического и практического знакомства с этими языками, что мог без труда объясняться на них. Несмотря на это Виткевич, еще, быть может, прозябал бы долго в забвении, если бы знаменитый Гумбольдт во время своего путешествия по Уральским горам не остановился, благодаря счастливой случайности в том самом доме, в котором жил Виткевич. Расставленные на полке сочинения обратили на себя внимание Гумбольдта; он пожелал познакомиться с солдатом, который был знаком с новейшими учеными сочинениями, и Виткевич был ему представлен»[116].

В романе Сафонова Виткевич встречается не с Гумбольдтом, а с профессором Розе. Эта встреча описывается в романтическо-приподнятом ключе: «Розе задержался, один, без Гумбольдта поехал верхом по правому берегу Урала за двадцать шесть верст к поселку Хаберному, с ним скакала охрана – боялись степняков, – и в ней резко выделялся юноша атлетического сложения, в солдатской шинели, говоривший с берлинским профессором как европеец, с казахами – как казах. Виткевич!». Сцена эффектная.

Возможно, в момент появления Гумбольдта в Орске Ян действительно отсутствовал, хотя в принципе мог вернуться до его отъезда и свести знакомство с великим ученым. Но стал бы обсуждать с ним планы побега, учитывая, что вряд ли между ними за столь короткое время могли установиться доверительные отношения? Это вызывает большие сомнения. А если такое и произошло, то Гумбольдт, скорее всего, посоветовал Виткевичу не становиться беглецом, а употребить свои знания и энергию на дальнейшее изучение азиатских реалий в надежде на всемилостивейшее прощение за свои прошлые проступки. И в этом ученый готов был ему помочь.

Вне зависимости от того, имело место их личное общение или нет, остается фактом то, что Гумбольдт ходатайствовал за молодого поляка, к которому проникся симпатией. Он говорил о Яне с Эссеном, просил облегчить его судьбу. Впрочем, это касалось и других ссыльных, за которых немец тоже заступался.

Прибыв в Петербург, Гумбольдт обратился к Николаю I с просьбой о снисхождениие для всех крожских учеников – вернуть им дворянские права и произвести в унтер-офицерские чины. Виткевича, с учетом его знаний, Гумбольд предложил зачислить в штат Оренбургской пограничной комиссии, которой руководил полковник Григорий Федорович Гене. Этому органу было предписано следить за политическими событиями на сопредельных территориях, ведать дипломатическими отношения со среднеазиатскими ханствами, казахскими жузами и киргизскими племенами, собирать и анализировать материалы о состоянии экономики, торговли в этих землях.

Поскольку император сразу не отреагировал, немецкий ученый не поленился написать ему второе письмо. На самом деле Николай I не оставил незамеченным прошение, однако счел необходимым посоветоваться с братом, Константином Павловичем, который курировал Литву и Польшу. Великий князь ответил, что никаких препятствий к производству бывших преступников в унтер-офицерские чины не видит, и в результате «черным братьям» вышло послабление. 23 мая 1832 года Песляк и Ивашкевич были «пожалованы в унтер-офицеры, а Виткевич, как знающий восточные языки, в портупей прапорщики, с назначением состоять переводчиком при Пограничной комиссии»[117].

С присвоением старшего унтер-офицерского звания Ян опередил Песляка и Ивашкевича, но в любом случае все они восстанавливались в правах и получали шанс на военную карьеру.

Всякие мысли о побеге были отброшены. Начинался новый, в общем-то счастливый этап в жизни Виткевича, которым он был обязан не только врожденным талантам, личному упорству и целеустремленности, но и определенному везению. Карточный игрок сказал бы, что «фишка пошла». Его перевели в Оренбург и предоставили работу в канцелярии киргизского управления Пограничной комиссии.

В Оренбурге Ян еще больше сблизился с Томашем Заном, они поселились в одной квартире. С этого момента Томаш не упускал из виду Виткевича, следил за всеми его успехами и жизненными перипетиями.

Не мог не воодушевлять сам факт переезда в административный центр, хотя многие приезжие без восторга оценивали достоинства этого города. Вот какое впечатление вынес о нем Бух:

«Наружная физиономия Оренбурга была бедна и непривлекательна. Небольшая кучка, большей частью, деревянных одноэтажных домов, в тесных стенах земляного вала, стояла как в песочнице, нанизывая прямолинейные песчаные улицы; правда, караван-сарай посреди самого города с следующими из него и к нему башкирами, киргизцами, хивинцами, бухарцами в пестрой одежде; верблюды, навьюченные или запряженные в арбы, придавали ему полуазиатский характер, но и эта окраска, новая для меня, не искупляла чувства уныния, которое овладевало при одной мысли, что Оренбург есть место моего значения»[118].

Но надо понимать, что Бух приехал в этот далекий уральский город из Петербурга, так что ему было с чем сравнивать. А Виткевич в столице не бывал, зато хорошо помнил семь лет, проведенные в богом забытом Орске, на фоне которого Оренбург воспринимался как средоточие культурной жизни и социального общения. Вдобавок полуазиатские черты города его привлекали, а не отталкивали.

Работа в Пограничной комиссии явилась для Яна удачным выбором, отвечавшим его склонностям, позволявшим проявить присущие ему незаурядные качества, которые незамедлительно подметил Гене. Человек образованный, просвещенный, Григорий Федорович прославился как глубокий знаток жизни, быта, политики не только подвластных России казахов, но и государств Центральной Азии и даже Афганистана. К тому же он был отличным организатором, и при нем Пограничная комиссия превратилась в эффективный орган по сбору разведывательной информации, проведению научных исследований и налаживанию взаимодействия с азиатскими соседями российских земель.

Под своим началом Гене собрал «людей живых, деятельных, пытливых»[119]. Виткевича встретил дружелюбно, решив использовать как переводчика и