Петербург. Застывшие мгновения. История города в фотографиях Карла Буллы и его современников - Наталия Гречук

Само собой разумеется, перекрывалось движение на улицах, по которым следовал кортеж; извозчиков и автомобили останавливали, пассажиров и водителей высаживали и отводили на тротуар… Восторженная толпа, если она собиралась, сдерживалась цепочкой городовых, которым при этом полагалось, приложив руку к головному убору, «встречать и провожать глазами» следующий мимо царский экипаж.

Но это уже, так сказать, последний этап сей важной работы. А начиналась она задолго до того, как государь с ближними проследует по какой-нибудь Гороховой улице или набережной Фонтанки, чтобы потом отправиться поездом в Царское или Петергоф. Тут уж была забота местного пристава – лично посмотреть, исправна ли мостовая, нет ли на ней выбоин, наледей зимой или разливанных луж летом, горят ли фонари, прилично ли выглядят киоски, не надо ли подновить вывески. От околоточных надзирателей, дворников и швейцаров имел он сведения обо всех живущих в квартирах по лицевому фасаду домов на «их» улице, особо обращая внимание на неожиданно затеянные ремонты, съехавших или вновь поселившихся жильцов… Береженого бог бережет – ведь если что случится, голова с плеч и у пристава полетит.

Впрочем, как читатель знает, все-таки случалось! Александра II, уж наверное охраняли всеми силами, а в него стрелял сначала Каракозов, потом Березовский и Соловьев покушались на его жизнь, народовольцы дважды пытались пустить под откос царский поезд, в самом Зимнем дворце устроил взрыв Халтурин, и наконец Гриневицкий убил царя 1 марта 1881 года – Александр как раз проезжал по набережной Екатерининского канала…

Кстати, рассказывая о том, какие меры принимались для охраны царя и его семьи, разгласила я документы государственной важности, не для нас с вами писанные, с грифом «совершенно секретно»!

Хранились они когда-то у начальствующих чинов столичной полиции, жандармерии и охранного отделения в сейфе, под личным ключом.

А сегодня с ними можно ознакомиться в Российской национальной библиотеке. Спасибо старому закону об обязательном экземпляре любого – даже, как видите, и сугубо секретного – издания, который каждая типография когда-то обязана была направить в Императорскую Публичную библиотеку.

А так мы бы ничего и не узнали!

Пуд виски из-за границы

Жизнь постоянно расширяет круг наших впечатлений. Раньше с таможенниками встречались не многие, а лишь те, кому выпадало счастье по турпутевке или по делам отправиться в дальнее зарубежье. Теперь и на границе с Украиной досмотрят не один раз…

А когда-то таможенные заставы стояли по всей России, и, переезжая из местности в местность, путешествующий человек каждый раз там проверялся! Спасибо «сенатору и кавалеру» графу Петру Ивановичу Шувалову, управлявшему при Елизавете всеми военными и финансовыми делами, это он предложил в 1753 году уничтожить все внутренние заставы и пошлины в империи, оставив рубежные, с взиманием пошлин на заграничные товары.

Понятно, в двух словах всю историю отечественной таможенной службы не расскажешь, но отдельные ее эпизоды вспомнить можно.

…Собственно, пошлины брали, наверное, еще и скифы, только слова такого – «таможня» – не знали. Точно известно, что сбор за провозимые товары существовал при князе Олеге. Со временем же таможенная политика только развивалась. Петр I особенно ревниво отнесся к защите экономических интересов государства. Один из первых его таможенных указов, 1699 года, касался взимания пошлин с заграничных напитков, привозимых к нам через Архангельск. Позже он обложил высокими пошлинами те товары из-за рубежа, производство которых в России было уже освоено или начинало налаживаться.

Вот только, кажется, одновременно с появлением таможенной службы родилось у отдельных граждан стремление ее обойти. Поэтому сенатский указ времен Анны Иоанновны требовал, чтобы морские офицеры и служители отнюдь не дерзали всходить, прежде таможенных досмотрщиков, на купецкие корабли, приходящие в Кронштадт, дабы, не дай бог, чего оттуда беспошлинно не вынесли и тем «Морскому пошлинному уставу противности не чинили»…

И Елизавета, при которой был издан не один таможенный указ, тоже однажды «усмотрела, что приезжающие из чужих краев в Россию дворяне и чиновные люди… товары вывозят и продают, не платя пошлин». Того ради повелела она летом 1754 года, чтобы «определенные к пошлинному сбору управители» осматривали на границе возы и баулы всех приезжающих, как российских подданных, так и чужестранцев, какого бы звания они ни были. «Что явится нового, неношенного, с того б брали пошлину по тарифу, без всякого упущения». С назидательной целью в этом указе был упомянут уличенный в контрабанде «римско-императорский посол из Вены» барон Бретлах, несмотря на то, что он «обретался при дворе» самой Елизаветы…

По елизаветинскому Таможенному уставу можно судить, что же разрешалось тогда провозить беспошлинно «партикулярному человеку». А именно: не более 100 червонцев, золотые и серебряные часы, шпагу, табакерки, пряжки «для своего единственного употребления, не для продажи… А ежели у кого явятся сверх того излишние, оные у них конфисковать».

И надо признать, что в «Санкт-Петербургских ведомостях» XVIII века регулярно публиковались объявления от столичной таможни о продаже «аукционным обыкновением» конфискованных вещей. Примечателен, кстати, факт поощрения тех, кто доносил на неплательщиков пошлин – доносчикам полагалась половина изъятого.

Да, самые разные меры против контрабандистов и неплательщиков пошлин принимали таможенные службы… Сохранилась, например, такая удивительная книга, как «Список тайнопровозителей иностранных товаров за 1863–1872 года». На ее 654 страницах – одни только фамилии. Это Департамент таможенных сборов представил данные по всем таможням и таможенным заставам – подспорье в их дальнейшей работе.

Но свои «подспорья» получала и другая сторона, те, кто ездил через границы. Одно из них называется «Русский таможенный ключ для путешественников». Издавший в 1913 году сей «ключ» некто М.С. Кресин учел «сильно развитое желание» человека, попавшего за границу, привезти оттуда что-нибудь на память и облегчил его положение информацией о существующих таможенных пошлинах на товары.

Забавно, что размер этих пошлин давался почему-то, главным образом, с пуда веса. Сыр – 7 рублей 20 копеек с пуда, трюфели – 10 рублей 80 копеек, даже джин и виски (30 руб., брутто), даже духи, пишущие машины и шкуры кенгуру! Штучно проходили, правда, рояли (168 руб.), велосипеды (30 руб.), мотоциклеты (20 руб.), автомобили (220 руб.)…

Ну, а теперь о нашем снимке. Датирован он 1908 годом. За работой – таможенная служба тех времен – Петербургская императора Александра III бригада 1-го Отдельного корпуса пограничной стражи.

Замок мушкетеров и арестантов

23 марта 1917 года Александр Блок написал в письме к матери: «Выгорели дотла Литовский замок и Окружной суд, бросается в глаза вся красота их фасадов, вылизанных огнем, вся мерзость, безобразившая их внутри, выгорела».

Приехав в Петроград 19-го, после того, как февральский переворот уже свершился, Блок увидел старый тюремный замок, от которого недалеко жительствовал, таким, каким предстает он на снимке Якова Штейнберга, – со стенами, раскрашенными черными языками копоти…

О Литовском замке, что стоял у пересечения Мойки и Крюкова канала, многие горожане знают теперь только понаслышке. Тюрьма здесь существовала еще с елизаветинских времен – четыре отдельных здания «ведомства С.-Петербургской полиции». Городской землемер в своей справке для городской Думы в 1871 году утверждал, что они сооружены были в период между 1756 и 1777 годами. Замок же возвели при Екатерине, в 1780-е годы, и проектировал его знаменитый Иван Старов.

В тюремной судьбе Литовского замка было короткое время, когда в нем кипела «вольная» жизнь: в 1798 году, после некоторой перестройки, здесь разместился Литовский мушкетерский полк, от которого и осталось имя. Потом несколько лет квартировал в замковых казармах Гвардейский экипаж. Пока, наконец, весной 1823 года управляющий министерством внутренних дел граф В.П. Кочубей не вошел в Комитет министров с представлением о перестройке Литовских казарм опять в тюрьму «с проектом сего архитектора Шарлемана».

26 ноября 1825 года Литовский тюремный замок приняли «по описи» в ведение города. Последнее обстоятельство стало причиной многолетних споров столичных и центральных властей, кому нести расходы на ремонт. Говорили и о том, годится ли держать тюрьму в центре города. «Демонстрировать эти злобы жизни против двух императорских театров и вблизи дворцов великих князей, конечно, неуместно», – передавало «Новое время» в 1900 году слова одного из гласных на заседании Думы… Эти зафиксированные протокольно споры полезны тем, что помогают узнать многие подробности истории замка-тюрьмы.