Вкус крови - Стивен Бут

– К тому, чтобы пропасть без вести.

– А что, для того чтобы пропасть, надо быть каким-то особым «типом»?

– Если отбросить молодежь, то чаще всего пропадают мужчины в возрасте от двадцати семи до тридцати четырех лет.

– Как раз в точку, Бен.

– Мы говорим о смерти по неосторожности, о самоубийстве или о чем?

– Не знаю, – ответила Фрай, поколебавшись.

– Если это убийство, – заметил Купер, – то тогда особый тип личности нам не нужен. В наши дни могут убить кого угодно. А у нас есть хоть какие-нибудь показания? Как я понимаю, его задело отвальным плугом?

– К тому времени он был уже мертв.

Быстрота, с которой они могли бы заняться мертвецом, полностью зависела от патологоанатома. Если та скажет, что у человека просто случился сердечный приступ на обочине, то ему придется полежать на леднике, пока его не хватятся. Но сержант мало верила в такое развитие событий.

– Шестое чувство, Диана? – уточнил Бен.

Фрай проигнорировала вопрос.

– Вам с Гэвином придется этим заняться, – заявила она. – Составь план расследования, и как можно быстрее. И не забудь о соседях. А еще не забывай, что его нашли на А-57. В Большом Манчестере должен быть целый талмуд с именами пропавших без вести.

– Не сомневаюсь.

– Свяжись с телефонной службой поддержки розыска пропавших. И не забудь федеральные службы – дорожную полицию, Министерство обороны. Да, и еще Королевскую полицию Ольстера.

– Еще лучше – ТЕРРОРИСТ, КАЗНЕННЫЙ С ПОМОЩЬЮ СНЕЖНОГО ПЛУГА!

– Никогда не знаешь, где найдешь…

***

Командир Управления Е, старший суперинтендант Колин Джепсон, согласился лично встретиться с Элисон Моррисси, но, естественно, потребовал помощи от своих подчиненных. Наша сила в количестве, заметил он, как будто речь шла о наступлении вражеских орд, целью которых был захват и уничтожение Управления. Но вот количества полицейским сейчас как раз и не хватало. Дежурный инспектор сослалась на занятость, а из сотрудников Отдела по связям с общественностью никого не было на месте. Вот тогда-то и вспомнили о Бене Купере.

– Вот папка, которую наш офицер разведки[41] приготовил для шефа, – сказал инспектор Хитченс, сообщив Куперу эту радостную новость, перед тем как тот закончил дежурство.

– Но если папку приготовил разведчик, то почему он не может сходить на встречу? – спросил констебль.

– У него грипп. Так что придется отдуваться, Бен.

– Это еще почему?

– Шеф боится, что ему начнут задавать вопросы, связанные с местной спецификой. Ты же знаешь, что после перевода к нам из Ланкашира он так и не осознал, в каком графстве теперь находится. А тебя он выделил как местного парня, который может ответить на все те сложные вопросы, которые нам просто не под силу. Ну, например, такой – как пишется Дербишир?

– Да я не об этом, а вообще – почему? – повторил свой вопрос Купер. – Мне эта Элисон Моррисси кажется подвижницей, которая хочет восстановить доброе имя своего деда. Но ведь это все – античная история, или я не прав?

– В общем, да, – согласился Хитченс.

– Тогда почему мы всем этим занимаемся?

– Ах вот ты о чем… Политика!

– Политика? А в чем она здесь?

– Мы должны вернуть долги, – пояснил Пол.

– Мы должны?

– Когда я говорю «мы», то имею в виду, естественно, шефа. Ты, может быть, не помнишь этого, Бен, но несколько лет назад мы расследовали дело о крупном мошенничестве. Главный подозреваемый смылся из страны и всплыл в Канаде, где косил под дровосека или что-то в этом роде. Сначала конники[42] с нами не очень-то сотрудничали, но шеф поговорил с канадским консулом в Шеффилде. Они с ним пару раз играли вместе в гольф, и консул нажал на несколько кнопок. В общем, в результате у нашего старшего суперинтенданта появилось несколько новых закадычных дружков в Канаде. Оказалось, что они мыслят одинаково, если ты понимаешь, что я имею в виду. Так вот, один из них – дядя этой дамочки Моррисси. И вот откуда берется политика.

– То есть мы устраиваем шоу?

– До какой-то степени. Мы просто не собираемся ничего делать.

– А почему вы так решили, сэр? Ведь мы ее еще даже не выслушали.

– Вот увидишь, – ответил Хитченс. – Никакое политическое влияние не заставит дополнительные ресурсы появиться прямо из воздуха.

***

Наконец дежурство Купера закончилось, и он отправился прямиком в дом для престарелых «Олд скул». В одной из гостиных констебль нашел свою мать, которая чего-то ждала. Она сидела на стуле с прямой спиной, напряженная и настороженная, и смотрела в стену перед собой, полностью погруженная в свой собственный, вымышленный мир.

– Ты помнишь, о чем мы с тобой говорили, мама? – спросил Бен. – О том, что я собираюсь съехать с фермы? – Он постарался произнести это как можно небрежнее, чтобы его голос звучал так, будто речь идет о походе в соседний магазин за чаем в пакетиках.

Изабель Купер молчала, хотя ее глаза переместились со стены на его лицо. Полицейский взял ее руку в свои. Рука казалась бессильной и безжизненной.

– Я решил, что мне надо какое-то время пожить одному, – продолжил Бен. – Но жить я буду в Идендейле, так что видеться мы будем каждый день, не беспокойся.

Женщина продолжала смотреть куда-то вдаль, не фокусируя на нем свой взгляд, но ему показалось, что по ее лицу пробежала тень – как воспоминание о тех днях, когда она ловила его на лжи.

– Ты даже не заметишь перемены, ма, – сказал Купер. – Ты будешь видеть меня столько же, сколько сейчас. Меня будет даже слишком много – помнишь, ты так говорила, когда я маленький путался у тебя под ногами.

Бен очень хотел, чтобы мать хоть раз ему улыбнулась, но ее лицо оставалось неподвижным. В какой-то степени это происходило из-за лекарств. Они действовали и подавляли судороги лицевых мышц и их непроизвольные сокращения, которые часто превращали Изабель в совсем другого человека, абсолютно не похожего на ту маму, которую знал Купер.

Он погладил ее по руке, наклонился вперед и поцеловал в щеку. Щека оказалась холодной, как у статуи. Бен услышал ее долгий выдох и почувствовал, как она слегка расслабилась. Никакой другой реакции от нее можно было не ждать.

На мгновение Купер задумался, не стоит ли ему отказаться от своего решения. Но ведь для мамы это теперь не играло никакой роли. Ей было все равно, где он живет, пока сама она находилась в этом доме для престарелых, и шансов вернуться на ферму «У конца моста» у нее не было практически никаких. Ему надо было бороться со своим собственным желанием переезжать, своим собственным нежеланием оставлять на ферме частичку себя.

Бен пообещал себе приезжать к матери ежедневно – и пока выполнял свое обещание. Поэтому он мог каждый день рассказывать ей о своем решении переехать, пока они оба в это не поверят.

***

Утром Купер уехал из дома слишком рано, еще до того, как принесли почту. Обычно почтальон добирался до фермы «У конца моста» где-то часов в девять утра, так что письма агентов по недвижимости ждали детектива, когда он вернулся с работы. Конверты были такими, что каждый мог догадаться об их содержимом. Бен уже рассказал членам семьи о своем намерении переехать, но понял, что поверили они в это, только увидев конверты. Одна из его племянниц, Джози, протянула их ему и, ни слова не сказав, взглянула на него осуждающим взглядом. Казалось, что она вот-вот расплачется.

– Что-нибудь заслуживающее внимания? – поинтересовался Мэтт, увидев, что его брат открыл конверт.

Купер сразу же понял, что в конвертах нет ничего интересного для него. Все, что там предлагалось, – это парочка трехспальных домов в Бакстоне и обставленная квартира на первом этаже в Чэпел-эн-ле-Фрит[43]. Помимо того что все это было слишком далеко, арендная плата намного превосходила ту сумму, которую он готов был платить каждый месяц. Но рассказать об этом родным для него было равносильно признанию своего проигрыша. Более того, у членов семьи могли зародиться сомнения в том, что он вообще сможет найти что-то подходящее, и надежда на то, что он навечно останется с ними. А когда с этим смирится вся семья, ему будет слишком легко смириться с этим и самому. И тогда все будет кончено. Он останется здесь до самой пенсии или до того момента, когда Мэтт решит продать ферму, что само по себе будет катастрофой.

Бен взглянул на брата. Он еще не знал, как тот отнесся к его идее переехать. В любом случае это был серьезный шаг. Но разве у Мэтта и Кейт не появится больше свободного места для комфортной жизни? Правда, даже агентам по недвижимости констебль стыдился рассказать, почему он решился на такой шаг. Ему было почти тридцать, а это не тот возраст, когда можно безболезненно объявить о том, что ты решил впервые покинуть отчий дом. Бен сразу же представил себе, какие косые взгляды будут на него бросать и что будут говорить об их отношениях с матерью.