Том 5. Чудеса в решете - Аркадий Аверченко

— А что нужно сделать, чтобы вагон был пропущен?

— Смазать.

— Вас или вагон?

— Меня.

«Эх, смазал бы я тебя, — сладострастно подумал я. — Так бы я тебя смазал, что уж никогда больше не скрипел бы ты у меня над ухом».

Вслух я удивился:

— Как же это вас можно смазать? Чем? Не понимаю.

— Золя читали?

— Даже в подлиннике.

— А я в переводе. Роман у него есть один — «Деньги».

— Знаю. Так-то ж роман.

— Хорошо… Пусть то будет роман, а то, что ваш вагон будет стоять здесь до второго пришествия — это печальная действительность.

— Значить, вы хотите получить с меня взятку?

— Нет, я хочу получить от вас благодарность.

— Ну, хотите я вас поцелую, если пропустите вагон.

— Мне с вашего поцелуя не шубу шить…

— А вы хотите, значит, получить такое, с чего шубу можно сшить?

— И шапку.

— Не дам.

— Не надо. Я сейчас прикажу отцепить вагоны.

— А я донесу на вас.

— Доносите.

— Вас арестуют.

— Может быть.

— Посадят в тюрьму, будут судить.

— Чепуха! Ничего подобного.

— Ах, так? Хорошо же.

Я пошел и донес, кому следует, что начальник станции Подлюкин вымогает от меня взятку.

* * *

— Вы жалуетесь на Подлюкина?

— Да. Знаете, он хотел получить с меня «благодарность» за пропуск вагона.

— А вы что же?

— Я ему говорю: «Вы, значит, хотите получить взятку?»

— Так и спросили? А вы знаете, что это оскорбление должностного лица при исполнении служебных обязанностей?

— Да какое же это исполнение обязанностей, если он хотел содрать с меня взятку?!

— Это и есть исполнение его обя… Гм!.. Впрочем, что я говорю… Знаете, что? Плюньте на это дело.

— Не хочу! Подать суд Подлюкина!

— Трудновато. Вы знаете, что он в хороших отношениях с Мартыном Потапычем?..

— Хоть с Черт Иванычем!

— Экое каверзное дело… Тогда вот что: мы его арестуем, но только, ради Бога, не подпускайте его после ареста к телеграфу.

— Почему?!!

— Телеграмму даст.

— Кому?

— Мартын Потапычу.

— А тот что же?

— Освободит.

— В таком случае я сам буду присутствовать при аресте…

* * *

Так оно и было:

— Вы начальник станции Подлюкин?

— Я Подлюкин.

— Мы вас должны арестовать по обвинению в вымогательстве.

— Хоть в убийстве. Только дайте мне возможность к телеграфному окошечку подойти.

— Нельзя!

Первый раз в жизни побледнел Подлюкин.

— Как нельзя? Я же не убегу! Только напишу телеграмму и при вас же подам…

— Нельзя.

— Ну, я напишу, а вы сами подайте…

— Не можем.

— В таком случае… вон там стоит какой-то человек. Позвольте мне ему сказать два слова.

— Это можно.

Подлюкин приободрился.

— Послушайте, господин… Вы чем занимаетесь?

— Я проводник в спальном вагоне.

— Хотите быть начальником движения?

— Хочу.

— Так вот что: вы знаете Мартын Потапыча?

— Господи… Помилуйте…

— Прекрасно. Так пойдите и сейчас же дайте ему телегра…

Мы заткнули ему рот носовым платком и повели к выходу.

* * *

— Я есть хочу, — заявил Подлюкин.

— Пожалуйста. Эй, буфетчик! Дайте этому господину покушать…

— Что прикажете?

Подлюкин бросил на нас косой взгляд и сказал:

— Так на словах трудно выбрать кушанье… Дайте я на бумажке напишу.

— Сделайте одолжение.

Я поглядел через плечо Подлюкин а и заметил, что меню было странное: на первое — «Мартыну Потапычу», на второе — «Выручайте, несправедливо арестован, освобод…»

— Э, — сказал я, вырывая бумажку. — Этого в буфете нет. Выберите что-нибудь другое…

Он заскрежетал зубами и сказал:

— Вам же потом хуже будет.

Его повели.

Какой-то весовщик пробегал мимо и, увидев нашу процессию, с любопытством приостановился.

Подлюкин подмигнул ему и крикнул скороговоркой:

— Я арестован! Тысячу рублей, если сообщите об этом Мар…рр…

Мы заткнули ему рот.

— Кому он говорить сообщить? — с истерическим любопытством впился в нас весовщик. — Какой это Map…?

— Не какой, а какая, — твердо сказал я. — Map — это Маргарита, шведка тут одна, с которой он путался.

До арестантского вагона вели его с закрытым ртом. Он красноречиво мигал глазами встречавшейся публике, дергал ногой, но все это было не особенно вразумительно.

Посадили.

— Ф-фу! Наконец-то можно отдохнуть.

— Черт знает, какой тряпкой вы мне затыкали рот. Наверное, рот полон грязи, — проворчал Подлюкин. — Пойду в уборную, выполоскаю рот.

— Только имейте в виду, что мы будем сторожить у дверей.

— Сколько угодно!

Он криво усмехнулся и побрел в уборную.

Мы стали на страже у дверей. Сначала был слышен только обычный грохот колес — потом резкий звон разбитого стекла.

— Выскочил! — кричал один.

— Ничего подобного! Он просто выбросил из разбитого окна какую-то бумажку, а пастух, сидевший на насыпи, схватил ее и убежал.

— Сорвалось!

— Я говорил, что глаз нельзя было спускать…

— Может, бумажка не дойдет.

— Как же, надейтесь. Нет, теперь уж не стоить и сторожить… Эй, господин Подлюкин… На ближайшей станции можете и выходить. Ваша взяла.

— Ага… То-то и оно.

И в порыве великодушия добавил сияющий Подлюкин:

— Я вас прощаю.

* * *

P.S. Я нахожу этот фельетон совершенно цензурным. Если цензура его пропустит, то я надеюсь, Мартын Потапыч не поднимет крика по этому поводу…

Если же цензура не пропустит фельетона, найдя в нем разглашение не подлежащих оглашению тайн, я промолчу. Во всяком случае жаловаться к Мартын Потапычу не побегу…

Мышеловки (О русских курортах и тому подобной гадости)

Поезд подходит к курортной станции…

Несколько ленивых туземцев, снабженных грязными щупальцами для переноски тяжестей и называемых поэтому носильщиками, врываются с алчным видом в вагоны и приступают к раскопкам с целью извлечения из-под чемоданов и узлов драгоценного человеческого материала.

Извлеченное из-под обломков и вытащенное на перрон человеческое тело сразу становится «курортным больным».

Существо это — жалкое, забитое, от всех униженное и оплеванное…

* * *

— Вам что — номер?

— Да, мне бы номерок… недорогой.

— На биллиарде у нас одно место еще есть. В ванной можно устроить.

— Ну, нет… Спасибо. Извозчик, поезжай в другую гостиницу!

— Н-но, ты, каракатица! Ползи, что ли.

Ползут…

— Мне бы номерок. Недорогой.

— Пожалуйте: на биллиарде есть, потом, ежели ванную уважаете, или на галерейке тоже можем.

— Извозчик, вези дальше. Что ж ты, братец, уверял меня, что тут есть номера… Врать ты, я вижу, мастер.

— Никак нет, не вру я. Номера тут есть.

— Так вот — они же говорят, что нет.

— Не знаю, а только номера есть.

— Послушайте: вот извозчик говорит, что номера у вас есть.

— Номера? Номера у нас есть.

— Как же вы говорите, что нет.

— Мы не говорим, что нет. А только, может быть, вы на биллиарде предпочитаете или в ванной.

— За сумасшедшего вы меня считаете, что ли?

— Не знаю, а только больной так уже привык к безнумеровью, что прямо, как приедет — сейчас же на биллиард лезет. Даже и в газетах пишут: курорт переполнен, больные спят на биллиардах и в ваннах…

— Значить, номера есть?

— Пожалуйте. Вот номерок в четырнадцать рубликов.

— Да мне помесячно не надо.

— Это, виноват, поденно. Помесячно триста.

— Крест-то на вас есть?

— На нас-то? Давно поставили. Мы — курорт, с нас что взять. Так как же номерок, желаете?

— Давай, чтоб он провалился, ваш курорт!

— Никак нет, грунт у нас крепкий. Васька, тащи чемоданы!

* * *

— Хозяин! Тут у вас из окна дует.

— А чего ж вам. Свежий воздух идет, чего лучше.

— И замок в дверях не запирается.

— Испорчен, потому и не запирается. Будь бы не испорчен, так запирался бы.

— Однако, не могу же я жить в незапертой комнате.

— А вы столик к двери приставьте, да и все. Чемодан можно сверху положить для тяжести.

— Однако, когда я выхожу из дому…

— А зачем выходить? Сидите дома, слава Богу, никто не гонит. Хучь целый день сидите, мы слова не скажем.

— А мне лечебные ванны принимать нужно. Доктор прописал.

— А вы в прошлом году записывались?

— На что?

— На очередь. Ежели не записывались, до сентября не получите.

— Не записывался.

— Эх, вы… Ну, да все равно. В этом сезон так поживете, отдохнете, а на будущий запишитесь. Это уж верное дело будет.