О звере и фейри - Келси Киклайтер

прочищаю горло и пытаюсь договорить: – Она любила своего мужа?

Грэн опускает свою чашку на столешницу и складывает руки перед собой. Ей требуется секунда, чтобы подобрать слова, но от нетерпения у меня внутри все клокочет, и я начинаю отстукивать пальцами еще быстрее.

– Эти события произошли до того, как он заделался Безумным королем. – Когда ее слова замолкают, Элли шлепает меня по руке. Должно быть, мои постукивания нервируют ее. Она без колебаний прикасается ко мне, и за это я ей признательна. На секунду позволяю своей руке замереть, затем переворачиваю ладонь, сжимая ее пальцы. Она повторяет за мной.

– Сперва он напрягся. Но в этом нет ничего удивительного для Неблагого Народца. Для них он просто вступил в свои права. Но король чувствовал, что происходит что-то неладное и все становится хуже, поэтому он окутал свою жену и будущего ребенка чарами, скрывая их от сильнейших представителей Народца. – Она колеблется некоторое время.

Мои пальцы крепче сжимаются вокруг руки Элли.

– А чары? – Я замолкаю, не уверенная в точности вопроса, поскольку еще не разбираюсь в том, как устроены миры.

– Это невероятно сложный элемент магии, который создал твой отец, Фэй. – Она закусывает губу. – Чары… распались без постороннего вмешательства?

– Кое-кто, – я делаю паузу, подыскивая подходящее слово, – снял их прошлой ночью. После того как мы прошли через завесу.

Гнев пульсирует во мне, обжигающий и неуместный. Грэн позволяла мне уходить в лес день за днем, не пыталась даже предупредить. Неужели она не думала, что я заслуживаю хотя бы этого?

Она отводит взгляд, не желая смотреть мне в глаза. Замечает ли она в них осуждение? Надеюсь, что да.

– Я думаю, переход в мир фейри разрушил оставшиеся следы этих чар, таких же старых, как и сама магия. Подобные вещи недолговечны. Ему пришлось связать их с кровью твоей матери, чтобы чары распространились и на тебя. – Она делает глоток уже остывшего чая. – Я последовала за ней, когда он отослал ее. С тобой. Я была нянькой Эммалин, растила ее с малых лет. Я не могла отпустить ее одну.

– Подожди, – перебивает Элли. – Значит, ты одна из них? – спрашивает она Грэн.

В глазах пожилой женщины мелькает горечь, и она качает головой.

– Нет. Обычная человеческая служанка. Я долгое время прислуживала при дворе.

Меня вдруг осеняет внезапная догадка, и я рефлекторно сжимаю руку Элли. Она пытается уследить за ходом моих мыслей, и тут ее внимание привлекает последний недостающий фрагмент пазла. Он встает на место, и ее глаза расширяются от понимания. Взгляд перемещается на Грэн.

– А что насчет меня? – спрашивает тихо. А затем повторяет вопрос снова, уже громче, пока Грэн безучастно смотрит на нее: – Что насчет меня?

– Я… ты была… – Она запинается. Элли умоляюще смотрит на нее, и какое-то время Грэн продолжает молчать.

Мое сердце болит за Элли. Мы никогда не задавали вопросов. А в те редкие моменты, когда мы все же спрашивали, нам отвечали, что родители Элли умерли. «Господи, мы были так доверчивы». Это была ошибка. Мы не должны повторять ее.

Губы Грэн сжимаются в тонкую линию, и в ней поселяется решимость.

– Ты была подменышем. Когда они похитили тебя, ты была совсем юной, и они сохранили тебя такой. На самом деле после нашего отъезда потребовалось некоторое время, чтобы ты начала меняться.

Элли бледнеет.

Грэн напрягается, и ее пальцы переплетаются между собой, руки соединяются, словно она хочет помолиться.

– Ты долгое время была фавориткой Благого Двора. Когда я уезжала, то забрала тебя с собой.

Тело Элли словно застывает.

– Почему ты привела меня сюда? – тихо и осторожно задает она вопрос.

Мое сердце разрывается, и больше всего на свете я хочу, чтобы Грэн солгала. Потому что, судя по всему, она собирается сказать совсем не то, что Элли хочет услышать.

Нужно отдать ей должное, в голосе Грэн звучит запоздалое раскаяние, когда она отвечает:

– Ты чертовски хорошо умеешь находить вещи – находить людей. Если бы ты осталась там, наши поиски были бы лишь делом времени.

Элли всхлипывает и съеживается на своем месте.

– Хватит, – требует она. Грэн смотрит на меня, приоткрыв рот, и я удивляюсь, как проживший столько лет человек может быть столь бесчувственным. Элли сползает со своего стула на пол и кладет голову мне на колени. Я нежно провожу пальцами по ее короткостриженым волосам. Мне хочется любыми способами облегчить ее боль.

Она с жалостью смотрит на меня.

– Мне срочно нужно сладкое, – шепчет она. Я прикасаюсь рукой к лицу Элли. Иногда я забываю, насколько она маленькая. Все в ней такое громкое, такое внушительное. Забываю, какая она хрупкая под всей этой боевой раскраской и поведением.

Я высвобождаюсь из ее рук. Она сворачивается клубочком у стойки, а на ее колготках появляется новая стрелка.

– Что случилось после того, как мы ушли? – интересуюсь я у Грэн, открывая дверь в кладовую.

Голова Грэн опускается, когда она говорит:

– Он истребил весь свой род. Всех до единого Неблагих сидхе. Он выслеживал их одного за другим.

Элли не поднимает глаз, но я вижу дрожь, прокатившуюся по ее телу. Я не виню ее.

Я перебираю коробки на полке и достаю упаковку из фольги.

– Клубничное, Эль?

Она стонет под столом.

– Почему ты всегда пытаешься накормить меня фруктами?

Порыв воздуха вырывается из носа, и это самое малое, что я могу сделать, чтобы заставить ее улыбнуться.

– Тогда шоколадное. – Она поднимает в воздух маленький кулачок. – Что дальше, Грэн? – спрашиваю я, переключая свое внимание на нее, пока загружаю «поп-тартс» в тостер.

Грэн ерзает на месте.

– Его народ отвернулся от него. Они имели на это полное право. А его первый рыцарь убил его и захватил трон. – Она фыркает. – Я сожалею о потере твоего отца, – подчеркнуто формально говорит она.

Я отмахиваюсь от нее.

– Почему он ополчился против своего народа? – Безумный король, мой отец. Он был злодеем во всех наших выдуманных играх.

Грэн качает головой.

– Никто не знает. И твоя мать всегда задавалась этим вопросом до того, как перестала быть собой.

– Получается, он не всегда был сумасшедшим?

– Он всегда был частью Неблагого Двора, – говорит она так, будто речь идет о чем-то грязном. Если мой отец – Темный король, то кем тогда являюсь я? Выражение ее лица и голос смягчаются.

– Нет, он не всегда был злым.

Из тостера выскакивает шоколадное печенье, и я кладу их на бумажное полотенце. У меня накопилось много вопросов к Грэн, но я не думаю, что смогу выдержать еще больше. И сомневаюсь, что только мне одной придется пережить это. Я усаживаюсь на свое место, опуская печенье вниз. Элли выхватывает их и принимается уплетать, пока они не остыли.

– Что дальше, Грэн? Что нам теперь делать? – Я вытягиваю руку, демонстрируя свои изменения.

Грэн хмурится в замешательстве.

– Ты… Твои родители рассчитывали, что ты вернешься домой.

Слова застревают у меня в горле. Она, должно быть,