Необитаемое сердце Северины - Нина Васина

– Разрешите позвонить?.. – и показал на телефон на стойке. – Одну минуту только, не больше. Я бы вам заплатил, да у меня пьяные на перроне все деньги украли... наверное.

– Не положено отсюда звонить, – милиционер отвернулся.

Попутчик помотал головой и горько усмехнулся. Феликс тронул милиционера за рукав.

– Тогда вы сами позвоните. Назовите мое имя и фамилию. Обещаю, через полчаса подкатит транспорт. На всех места хватит.

Милиционер взял бумажку. Феликс внимательно отслеживал выражение его лица в момент звонка. Докладывает. Вот лицо застыло – и так с полминуты, потом молодой милиционер осторожно положил трубку и пробежался по коридору. Вернулся он быстро, с двумя напарниками в форме. Эти двое взяли обалдевшего попутчика сцепкой из рук и перетащили его, болтавшего ногами в воздухе, на другой диван. А Феликсу приказали:

– Лечь на живот! Руки на голову!

И сами стали рядом, спиной к нему.

Феликс медленно лег на короткий диванчик с металлическими подлокотниками. Ноги было не выпрямить, поэтому он лежал, закрыв голову руками и подняв согнутые в коленях ноги. Старался думать о бабочках, стрекозах, потом вспомнил зеленую ящерицу, и как Феофания спросила: «Вам нужна жена?» Это же надо, такое спросить. Слово «жена» вдруг навеяло воспоминания о Фее, ее теле – белом до удивления. Он, действительно оторопел, когда увидел девушку раздетой. Невероятная молочная белизна с розовыми разливами вокруг бледных сосков. А внизу живота – желтая пена, светится золотом...

Феликс завел руку под живот, чтобы поправить кое-что у себя в брюках. Ему тут же было приказано «лежать и не двигаться». Искусственная кожа липла к щеке. Пахло хлоркой. Феликс вдруг понял, что сейчас его жизнь изменится. Ему не было страшно. Чего бояться, если от него ничего не зависит?

Когда подъехавшие люди в штатском – все в черных пальто – осторожно усадили его, и один из них достал из чемоданчика шприц, и стал тихим голосом извинительно просить оголить руку до локтя, Феликс отрицательно покачал головой и сказал:

– Не надо. Не поможет. Эти семеро, которые в морге, свалились, когда я был в отключке. Лучше дайте какой-нибудь журнал.

– Журнал! – крикнул старший в группе.

По коридору пробежалась медсестра. В руках Феликса оказался изрядно потрепанный прошлогодний «Огонек», Феликс влип глазами в яркую женщину на обложке и так, с журналом перед лицом, вышел на улицу к машине.

* * *

Фею забрали с лекции из аудитории. С тактичной настойчивостью: «Это вы – Алина Фейсак?» – попросили показать документы и предложили проехать – «тут недалеко». Двое молодых мужчин были одинаково подстрижены, это Фея отметила сразу. В новых костюмах. Рубашки, галстуки, оттенок полосок на костюмах – все в тон. В удостоверениях обоих значился один отдел. Что такое «государственная безопасность» Фея представляла смутно. Они вошли в неприметное обшарпанное здание в старом дворике, поднялись на второй этаж и очутились в хорошо обустроенной квартире. Фею усадили за стол и дали подписать бумагу о неразглашении всего, что она услышит в этой комнате. Фея подписала. Она совсем не нервничала и была почти уверена, что находится здесь из-за родителей, которые с торжественностью, отдающей по ее мнению идиотизмом – никакого чувства самосохранения! – провожали всех своих знакомых и дальних родственников, улетающих в Израиль и Америку. Еще маленькая Алина Фейсак в подробностях запомнила обыск на их квартире в семьдесят девятом – искали самиздат. Нашли «Собачье сердце» Булгакова, отец получил два года условно.

Однако через несколько минут беседы Фея с удивлением узнала, что дело не в ее родителях, а в отце Феликса. Оказывается, этот надменный старый сноб всю свою жизнь работал на КГБ! Фея тут же подумала – мог ли он обыскивать их квартиру? Представив, что Феликс-старший в семьдесят девятом был копией своего сына, она так увлеклась воображаемыми картинками – Лекс потрошит книжные шкафы ее родителей, роется в антресолях... – что впала от воображаемых вариантов их первой встречи в напряженное обдумывание навязанного ей судьбой предназначения. Это самое обдумывание выглядело у Феи как обморок с открытыми глазами – она даже дышать перестала, завороженная результатами наложения реальности на кальку ее воображаемого.

Пришлось двум агентам щупать пульс у шикарной блондинки, застывшей в коллапсе после сообщения о секретной деятельность отца ее возлюбленного. И подсовывать ватку с нашатырем ей под нос. Фея долго не могла понять, чего от нее хотят. Когда круг ее обязанностей был определен совершенно конкретно, Фея не сразу поверила, что именно в этом и заключается тяжкий труд добровольного помощника службы безопасности. Она должна была любой ценой сохранять отношения с Феликсом Мамонтовым и докладывать о любых странностях в его поведении – для его же блага. Поскольку здоровье и настроение Феликса теперь весьма важны для государства.

– Теперь? – удивилась Фея.

– Да, теперь, когда Мамонтова-старшего нет в живых. Нам важно знать, кто и когда выходит на контакты с Феликсом, – объяснили ей. – Мы будем вам сами звонить. Если появится что-нибудь срочное или подозрительное, вот номер телефона. А сейчас забудьте все, что здесь слышали, и просто живите своей обычной жизнью. Вы любите Феликса?

– Не знаю... – задумалась Фея. – Я хочу детей только от него. Но почему-то совсем его не ревную. При любви так бывает?

Фею уверили, что она редкий и великолепный экземпляр здравомыслящей женщины. И если она не наделает ошибок, то Родина ее обязательно поощрит.

– Понимаете... – Фея подалась через стол к собеседникам, – мне уже сейчас кое-что ужасно подозрительно. Феликса нет пять дней. Он никогда не пропадал так надолго, не предупредив. В своей квартире он не появлялся с прошлой пятницы.

– А разве вы не нашли записку на кухонном столе? – спросили ее.

– Это и подозрительно, – сказала Фея. – Записка отпечатана на пишущей машинке. У Лекса машинки нет.

– Сработаемся! – агенты встали, улыбаясь.

* * *

Феликс свой первый рабочий день в Конторе (вернее, сутки, потому что день плавно перетек в рабочую ночь) провел с двумя очаровательными брюнетками. Невысокие, ладненькие, обеим около тридцати, со смешинками в глазах. Они ловко заболтали Феликса до полного расслабления сжавшегося желудка, до спокойных вдохов-выдохов, а потом он вдруг обнаружил, что улыбается, и квартира казенная стала казаться ему уютной, и медицинская аппаратура в ней уже не вызывала спазмов тошноты. Хотя утром, когда его привезли в главное здание, первое, что Феликс сказал в кабинете с задернутыми шторами, было: «Мужики, усыпите меня, пожалуйста!.. и заберите вашего агента с балкона...»

Присутствующие в кабинете «мужики» в штатском молча переглянулись, и через полчаса его уже привезли в казенную квартиру на психотерапию.

Женщины оказались родными сестрами, Феликс воспринял это с выдохом облегчения, потому что первые полчаса общения был уверен, что в глазах у него двоится. Лика и Ника умело управлялись с медицинской аппаратурой, приготовили приличную баранину с черносливом, и вино на столе оказалось грузинским полусухим, так что Феликс после обеда даже подстерег в своем теле нечто вроде удовольствия. А устроившись на кушетке с датчиками и присосками по всему телу, заснул легко и комфортно, хотя был практически голый – в одних плавках.

Выспавшись, Феликс попробовал отлично приготовленный кофе, выиграл у Ники шесть раз из шести в дурака, рассказал о своей работе в НИИ, заполнил несколько анкет с банальными вопросами и одну – медицинскую. Он долго разглядывал запись о «склонности к гомосексуализму, педофилии, некрофилии, зоофилии» и указание – «нужное подчеркнуть». Феликса рассмешило слово «нужное» в данном контексте, он написал: «Не знаю, не пробовал, но если Родине нужно!..» И рассердился на себя за эту издевку, когда Лика посмотрела на него поверх листка анкеты быстрым насмешливым взглядом.

В графе «другие странности и отклонения» Феликс написал: «Становлюсь собакой после 80 граммов водки». Ника погрозила пальцем с коротким ногтем:

– Оборотни и вампиры наблюдаются в другом отделе! Объясните подробней.

Феликс придвинул к себе анкету, добавил объясниловку: «После употребления спиртного вижу все в черно-белом цвете», и спросил, в каком отделе он числится.

– В строго засекреченном, – округлила глаза Ника, потом добавила серьезно: – Не будет никакого отдела, пока вы не определитесь со своими способностями, а главное – с возможностями их контролировать. Сейчас вы просто объект изучения.

От слова «объект» Феликс почувствовал внутри досаду – легкую, как неглубокую занозу. И датчик на его запястье тихо пискнул – пульс чуть ускорился.

* * *

На второй день изучения «объекта» Лика предложила Феликсу выбрать «установку на неординарность» и потом в соответствии с нею отрабатывать психологическую устойчивость образа.