Меж трех времен - Александр Бушков

Ужин оставил у Кузьминкина наиприятнейшее впечатление — стерляжья уха, о которой он лишь читал и слышал, расстегаи с налимьей печенкой, невиданные соусы, лакей, с незнакомой предупредительностью маячивший за спиной и моментально наполнявший бокал…

Ночью, когда он уже задул свечу и вытянулся на спине под чистейшими простынями, дверь тихонько приоткрылась и вошло, как в первый миг показалось, белое привидение. Оказалось, шустрая Дуняша, с распущенными волосами, в белом капоте. Бесшумно, целеустремленно проплыла к постели, попав в полосу лунного света, скользнула под простыни.

Кузьминкин сначала в некотором испуге отодвинулся, но почти сразу же отдался на волю событий и провел, честно признавшись потом самому себе, восхитительную ночь. Ближе к утру, когда девчонка собралась уходить, пока не проснулись домашние, он, пытаясь припомнить все, что читал о таких вот ситуациях, и, так ничего подходившего бы в качестве руководства не припомнив, достал все же из портмоне несколько тяжелых серебряных рублей. Она взяла деньги, не чинясь, чмокнула в щечку, прошептала: «Благодарствую, барин…» и бесшумным видением исчезла.

Оставшись в одиночестве, Кузьминкин прошлепал босыми ногами к окну и долго курил, глядя на залитый лунным светом лес, ругаясь про себя последними словами, — невероятно жаль было расставаться с прекрасной сказкой, с волшебным царством, которому вскоре предстояло растаять, как мираж, вернув к серым будням…

3. Время интеллигента

Кузьминкину удалось немного поспать, но проснулся он не сам — разбудило весьма неделикатное потряхивание за плечо. Открыв глаза, он увидел бодрого и веселого Мокина. Юля была здесь же, сидела в кресле, вопреки нравам здешнего времени закинув ногу на ногу, и дымила длинной папиросой.

— Ну? — шепотом рявкнул Мокин. Все еще отмаргиваясь, протирая глаза, Кузьминкин выбрался из постели и, конфузливо косясь на девушку, принялся натягивать брюки.

— Кончай одеваться! — шепотом распорядился Мокин. — Успеешь! Ну?

Глядя ему в глаза, Кузьминкин медленно, размашисто покачал головой. На пухлощеком лице шантарского Креза изобразилась прямо-таки детская обида, разочарование, неподдельная грусть. Прекрасно его понимая, Кузьминкин уныло пожал плечами.

— И никакой ошибки? — с надеждой поинтересовался наниматель.

— Увы… — сказал Кузьминкин кратко. Молчание длилось всего несколько секунд.

— Что ж ты тогда сидишь? — тихо прикрикнул Мокин. — Натягивай в темпе портки, и пошли устраивать панихиду с танцами… Юль!

Юля преспокойно достала из ридикюля небольшой черный пистолет и клацнула затвором. Безмятежно усмехнулась:

— Слава богу, нарвались на джентльменов. Не стали лазить девушке под платье, а хитрая девушка под платье плавки натянула и вместо прокладок засунула нечто другое… Шеф, ножик не забыли?

— Специально со стола стащил, как просила… — Мокин подал ей серебряный столовый нож.

Девушка, примерившись, не без труда распорола подол платья, нижние юбки, передала нож Мокину:

— Мне самой сзади резать неудобно…

Мокин завозился, шепотом ругаясь под нос, полосуя туповатым ножом плотную ткань. Когда Кузьминкин застегнул последние пуговицы на штиблетах. Юля уже отбрасывала обрывки в угол, являя собою предосудительную картину: косо откромсанный подол едва прикрывал бедра, открывая стройные ноги в высоких женских ботинках так, что любого настоящего современника государя-освободителя неминуемо хватил бы удар при виде этакого шокинга.

— Это зачем? — непонимающе уставился Кузьминкин.

— Затем, — исчерпывающе объяснил Мокин. — Да брось ты бабочку, без нее обойдешься… Пошли!

Он первым выскочил в коридор. Сторожко прислушался, махнул остальным рукой.

Лакей вывернулся из-за угла неожиданно — увидел Юлю в новом обличье и застыл, держа перед собой овальное блюдо с аппетитным жареным гусем. Девушка метнулась мимо Кузьминкина, как молния, крутанувшись в каком-то невероятном выпаде, выбросила ногу. Блюдо с гусем полетело в одну сторону, детинушка, потеряв на лету парик, — в другую. Еще в полете Юля с тем же проворством добавила ему носком ботинка под нижнюю челюсть.

Прежде чем ушибленный успел опомниться, Мокин сгреб его за шкирку и поволок в только что покинутые ими апартаменты. Юля моментально подхватила парик, гуся и блюдо — ага, чтобы не осталось никаких следов… В коридоре было тихо — похоже, молниеносная операция захвата проведена без сучка без задоринки…

Пленник застонал, зашевелился. Юля тут же уселась ему на грудь, продемонстрировала пистолет и медленно прижала дуло к виску. Тихонько посоветовала:

— Молчать, козел, мозги вышибу!

— Видал? — гордо сказал Мокин, подтолкнув Кузьминкина локтем. — Все думают, что это молодая женушка или телка, хрен кто просечет, что это секьюрити…

— Он присел на корточки: — Ты, выползок! Сколько народу в доме?

— Ну, это… — пробормотал пленный, косясь в сторону упершегося в висок дула. — Барий со студентом, Витька, напарник мой, Дуня… Филимон при конюшне… В дом ему не положено…

— Никого больше?

— Бля буду…

— Оружие есть?

Пленник попытался мотнуть головой, но наткнулся виском на дуло, замер, и, боясь лишний раз шевельнуться, прошептал:

— Да никакого…

— Ну смотри у меня… — сказал Мокин. — Если что, вернусь и кишки через рот вытяну…

Лакея тщательно связали разодранными на полосы простынями, одну скомканную полосу надежно вбили в рот и уложили хорошо упакованного пленника на кровать. Мокин поднес ему к носу кулачище:

— Лежи смирнехонько, как невеста перед брачной ночью, сучий ты потрох… Пошли!

Он забрал у Юли пистолет, сунул Кузьминкину ворох длинных лент — бренные остатки накрахмаленных простыней — и первым ринулся в коридор. Лоб в лоб столкнулся с Дуняшей — она успела по инерции пролепетать:

— Барин просят к завтраку пожаловать…

И буквально через минуту очутилась рядом с лакеем, столь же тщательно спутанная, с кляпом во рту. Мокин похлопал лакея по лбу:

— Цени мою доброту, валет, — тут тебе и постелька, тут тебе и девочка, отдыхай, как фонбарон…

…На цыпочках подойдя к двери столовой, Мокин заглянул в щелочку, удовлетворенно хмыкнул, подал знак спутникам следовать за собой — и ворвался внутрь с бесцеремонностью бульдозера, держа под прицелом сидящих за столом, дружелюбно рявкнул:

— Здорово, аферисты! Сидеть и не дергаться! Господин статский советник в отставке замер, не донеся до рта серебряную вилку с куском чего-то вкусного. У «беспутного студента» отвисла челюсть. Багловский выглядел еще ошеломленнее.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});