Иная. Песнь Хаоса - Мария Токарева

кровью, нож скользил под пальцами. Но она не могла остановиться, пока враг, ее личный страшный враг, не повалился на бок, испуская дух в последнем хрипе.

– Беги! – вдруг донеслось из-за спины, и она увидела, как ее последнего защитника насаживают на самодельные охотничьи копья, буквально поднимая над землей. А потом его кинули на снег и поставили на колени, держа копьями, вонзенными в спину.

– Хороший меч! – ухмыльнулся главарь, завладев оружием сраженного врага. И через миг снес ему голову.

Котя уже не видела этого, лишь слышала глухой взмах, рассекающий воздух, и влажный звук, после которого что-то упало на снег. Голова… Голова.

Котя кинулась из саней раньше этого страшного момента, она наступила на труп поверженного врага, ее валенки пропитывало нечто скользкое и вязкое. Она кинулась куда-то в чащу, не разбирая дороги. В руках она сжимала два разбойничьих ножа, отнятых у мертвецов.

Ужас первого убийства не приходил к ней, все застилала необходимость спастись. Любой ценой! Как угодно! Она верила, что сумеет добраться до деревни. Может, не своей, может, совсем чужой, но хотя бы до любого жилья честных людей. Доберется, твердила она себе. Тем более что ряды лиходеев поредели, их осталось не больше шести. А ведь сражалось с ними всего двое мужчин! И еще одного убила девушка, которая теперь царапала лицо о кустарник.

Ноги проваливались в сугробы, слишком длинный праздничный сарафан ужасно мешал. Котя размахивала руками и, выбиваясь из сил, неслась прочь. Ей казалось, что она несется быстрее оленя, но постылые разоренные сани почему-то всё не отдалялись.

– Куда побежала? – донеслись из-за спины голоса.

Слишком близко! Чаща по обе стороны от дороги смыкалась непролазной стеной. Через нее мог бы проскользнуть разве что мелкий зверек, но не человек. В тот миг Котя пожалела, что не умеет обращаться в разных созданий по своей воле, как чудовища из Хаоса. Уж лучше быть чудовищем, чем беспомощной загнанной девчонкой. И не спасли ее даже два кривых ножа. Очень скоро ее обступили кругом оставшиеся разбойники.

– Далеко ли собралась, девка? Вхаро проводит тебя, Вхаро лучше знает, где тебе будут рады, – ухмыльнулся их главарь.

Ровные желтоватые зубы напоминали оскал, клыки выступали, точно у дикого зверя. На худом, заросшем черной щетиной лице выделялись безобразные длинные шрамы. Главарь был одет в шкуры, точно дикарь, не знающий огня. Говоря каждое слово, он будто глухо утробно рычал.

«А не он ли тот монстр Хаоса?» – перепугалась Котя, но совсем не узнавала в главаре черты странного зверя. Она не могла объяснить, но почему-то связывала далекий призрачный зов с появлениями двух оранжевых глаз.

Только теперь она поняла, что эта неуловимая песня без музыки и слов не пугала ее, а успокаивала. Но в присутствии некоего Вхаро ее окутывал только страх, подгибающий колени. Жадно блестели ярко-желтые глаза разбойника, в руке он держал добытый после ожесточенной стычки меч. А откуда он пришел: из мира людей или из-за Барьера, – не столь и важно.

– Вхаро, да что ты с ней церемонишься? Нам ее не велели никуда доставлять, – загоготали его ватажники, оттесняя к стволу дерева. Они сжимали плотным кольцом.

– Сказали: делайте что хотите. А известно ведь, чего мы хотим! – присоединились к возразившему несколько голосов.

– Назад! – срывающимся голосом воскликнула Котена. – Я зарежу вас! Всех вас!

Она вскинула ножи, держа их обратным хватом, хотя обе руки дрожали. Любой бы понял бесполезность сопротивления, но сдаваться на жестокое поругание не хотелось. Может, взыграла южная кровь далеких стран, может, накопленная за все годы унижения ярость. Но Котя замахнулась ножом, гневно закричав, хотя вышел жалкий девчачий визг.

– О, какая страшная, – рассмеялся Вхаро, жадно принюхиваясь длинным горбатым носом, будто к добыче.

Но ее намеревались не съесть. Котя предпочла бы стать добычей медведя или стаи волков в те страшные мгновения.

– Давай еще, девка, дюже ты забавная, – давился бешеным хохотом главарь.

Котя вжалась спиной в ствол дерева, посмотрела украдкой за него – лес, непроходимый лес. Ее бессмысленное сопротивление сломило не нападение, а этот глухой издевательский смех. Она вдруг поняла, что совершенно беспомощна перед страшными людьми. Руки неверно задрожали, когда она замахнулась для удара. Вхаро поймал за запястья, сдавил их, заставляя выронить ножи, а потом придвинул к себе, рассматривая.

– Забавная, но что с того? И ради нее-то Вен Аур прогневал самого Моля? – вдруг пробормотал нечто неразборчивое главарь и крикнул своим разбойникам: – Вяжите ее!

Через мгновение руки Коти выкрутили и стянули грубой веревкой за спиной; запястья горели, на пальцах все еще скользила и застывала кровь. Котю повели к тем же постылым несчастливым саням. На облучке уже устроился возница в рваном кафтане. Поваленное дерево общими усилиями убрали с дороги.

– Что, девка, не нравятся мои люди? Не нравится эта встреча в лесу? Но это было предрешено. Судьба и все такое! Не веришь в судьбу? А я когда-то верил, – ухмыляясь, прошептал Вхаро, закидывая несчастную Котю в сани.

Теперь ее сторожили не двое крупных мужчин, а по трое с каждой стороны. Все вместе они едва не выпадали из саней, ужасно сдавливая бока на поворотах. Временами казалось, что лесная братия ее совсем сплющит, а когда Котя жалобно стонала, ей скабрезно отвечали:

– Привыкай к нам, сестрица, мы парни горячие!

Котя только глядела прямо перед собой, не замечая в кромешном мраке, куда ее везут. А Вхаро, сидящий рядом с возницей, как будто видел сквозь темноту.

«К кому я попала? За что? За что? За что?!» – только тихо всхлипывала Котя. И красивые картины листопадной осени с образами смерти отступали куда-то далеко, она ощущала себя не сакральной жертвой, а чем-то более неприглядным: разорванной мертвой тушей, истерзанной, никому не нужной. Постепенно к ней возвращался образ первого убийства, и оттого мутило. Но она бы без колебаний нанесла разящий удар каждому налетчику, если бы у нее хватило сил.

Жаль, мечты о возмездии слишком часто оставались лишь мечтами, слишком многие так и пропадали в лесах. И не приходили к ним в заступничество добрые духи. Котя не могла считать себя какой-то особенной или избранной для их великой милости.

Но она не собиралась сдаваться. Другая девушка давно бы лишилась чувств, Котя же сидела и мужественно сжимала онемевшие кулаки за спиной. Она давила слезы и томящийся в груди крик, рассматривая несущийся навстречу лес, безрезультатно силясь запомнить дорогу. И даже зубы не стучали, разве только от холода: в суматохе с нее слетел и теплый платок, и женский убор. По плечам только разметались две косы, за которые временами с