Умей вертеться - Марина Серова

— Ой, Тань, ну ты как ребенок, ей-богу. Почему ты-то его по кличке зовешь?

— А похож, — рассмеялась я.

Ленка пригласила в учительскую всех преподавателей-предметников, которые вели уроки в классе, где училась Гаврилова, — нечто вроде малого педсовета. Меня она представила как сотрудника правоохранительных органов, занимающегося расследованием гибели ученицы их школы и поиском шантажиста, который, по всем признакам, и является убийцей Тани. Я не преминула продемонстрировать — мельком, разумеется, — свои липовые корочки. Так что беседа выглядела вполне официально. Даже пятиминутную перемену продлили на целых тридцать минут, чему дети были несказанно рады.

Все учителя, как один, подтвердили слова Ленки. Я не стану приводить беседы с ними полностью, а передам лишь беседу с Динамитом. Именно она показалась мне наиболее любопытной.

Роман Николаевич, немного нервный молодой человек, сначала чувствовал себя несколько не в своей тарелке, но мало-помалу успокоился и заговорил гладко, я бы даже сказала, чуточку по-книжному.

— Роман Николаевич, вы единственный учитель, который сумел найти подход к девочке с довольно сложным характером. У нее даже успеваемость повысилась. Как вам это удалось?

Роман Николаевич пожал плечами:

— Она вообще-то неплохой девочкой была. Просто когда у нее что-то не получалось, то она это дело сразу бросала. То есть я хочу сказать, что это чисто холерический тип характера. Формирование личности у детей с таким типом темперамента происходит довольно сложно. И необходим постоянный контроль, можно сказать, денный и нощный.

— И вы день и ночь занимались с ней физикой? — сама того не желая, съехидничала я. При этом кто-то из коллег Романа Николаевича тихонько хихикнул.

— Вы слышали, Татьяна Александровна, о таком понятии, как педагогика сотрудничества?

Ну, разумеется, имея подругой талантливую учительницу, такую, как Ленка-француженка, до безумия влюбленную в свою безденежную работу, я имела честь слышать о данной теории. Да если уж честно сказать, то мне Ленка этими «педагогиками сотрудничества», «музыкально-педагогическими концепциями Орфа» все уши просвистела. Она про нерадивого ученика может часами говорить. И при этом получается, что все они, нерадивые, и нерадивы-то лишь потому, что взрослые, которые занимаются их воспитанием, просто губят их детство, их светлое будущее. Короче, по Ленкиным рассуждениям выходит, что всему виной лишь взрослые вампиры, которые бездумно, но методично калечат юные души. Я скоро сама Макаренко стану.

И тем не менее Ленка не очень лестно отозвалась о Тане Гавриловой. Правда, тут следует сделать скидку на то, что Ленка в классе, где училась эта девочка, сама уроков не вела: Таня учила английский язык. Так что Истомина дала мне информацию, полученную от своих коллег, возможно, менее талантливых, чем она сама… Я немного отвлеклась, желая лишь подчеркнуть, что вопрос Романа Николаевича о педагогике сотрудничества вовсе не ввел меня в замешательство, и я утвердительно кивнула:

— Разумеется. Об этом, по-моему, наслышан любой грамотный человек.

— Так вот, я отношусь к тем людям, которые готовы сотрудничать с любым из учеников, который для этого созрел.

Коллеги вновь тихонько хихикнули. При этом завучиха взглянула в их сторону так, что у меня самой прямо мороз по коже.

— А Таня созрела?

— Вероятно. Поскольку она с удовольствием занималась дополнительно и радовалась своим успехам.

— Еще один нескромный вопрос, Роман Николаевич.

Как мне показалось, он немного напрягся.

— Какой?

— А почему у вас не получается все так же хорошо с мальчиками?

Он, успокоившись, вновь пожал плечами:

— Всему свое время. Еще получится. Я не так давно работаю в школе.

— И еще, если вам не трудно, ответьте, пожалуйста: у других, не успевавших раньше по физике девочек, тоже есть положительные сдвиги?

— Разумеется. А почему вы об этом спрашиваете?

— Просто интересно.

— Вы можете посмотреть журналы.

Смотреть журналы я отказалась. Мне в тот момент показалось, что я теряю с ним драгоценное время. Но если быть до конца честной, что-то мне в нем не нравилось. Сама не знаю что. Какая-то излишняя книжность, что ли. И нервозность тоже. Темная лошадка, кажется.

Хотя, может быть, просто предвзятость. Ведь моя подруга Ленка тоже любит поговорить о педагогике и методике преподавания. В их болоте без этого нельзя.

Ведь никто ж не удивляется, когда в ходе расследования какого-нибудь преступления и в органах правопорядка требуется составление плана оперативно-разыскных мероприятий. Любят в нашей дикой стране бумаготворчество. Ох как любят! Без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек.

Но все же Роман Николаевич оставил у меня довольно неприятное впечатление. Скользкий какой-то тип, ей-богу, интуиция мне подсказывала.

Я вернулась в машину, которая нагрелась на солнце, как консервная банка, открыла окно, закурила и достала косточки. Мне хотелось спросить у моих мудрых совета по поводу личности Романа Николаевича, Физика-Шизика-Динамита, то есть. Динамит он и есть Динамит. И пусть Ленка меня не упрекает в ребячестве: у детей, надо отдать им должное, очень цепкий взгляд.

Косточки попеняли: 12+20+25 — «Ваша предприимчивость больше проявляется в вашем воображении, чем в реальных делах».

Вот так. Щелчок по носу. Получила, Танька? Надо действовать, а не гадать на кофейной гуще.

* * *

Полковник Григорьев встретил меня радушно, как всегда.

— Может быть, чаю, Танечка?

— Не откажусь. А пока чай кипятится, я бы хотела посмотреть дело Тани Гавриловой.

Полковник Григорьев удивленно воззрился на меня:

— Я что-то не понял, Таня, какое дело вы расследуете? Я подумал, что вас наняли в связи со смертью Елизаветы Ивановны Гусевой.

— Сначала меня наняли в связи с угрожающим письмом, которое вы вчера видели. Потом убивают старушку. А ранее точно такое же письмо получила мать Тани Гавриловой.

— От вас ничего не укроется, Танечка! Откуда и каким образом вам все удается узнать?

Я рассмеялась:

— Я же детектив.

— И, как я понял, — Григорьев вытащил кипятильник из банки и, засыпав заварки, накрыл ее старой папкой. Потом уселся напротив и посмотрел на меня в упор, — ты связываешь все эти три истории в одну цепочку?

— Думаю, что так оно и есть. Но могу и ошибаться. От ошибок, как известно, никто не застрахован.

— Интересное кино получается. Только вот ведь какая петрушка: на молотке отпечатки не стерты, и Игоревы, как показал результат экспертизы, там присутствуют. Удар нанесен если не этим молотком, то в точности чем-то таким же, судя по размеру гематомы.

— А кровь?

— Что кровь?

— На молотке ведь должны быть следы крови, если именно он использовался в качестве орудия убийства.

Григорьев налил мне чай, поставил банку из-под кофе с сахаром:

— Если молоток обернуть тряпкой или, к примеру, полиэтиленом, то следов крови на нем не будет. Не обижайся, Таня, но мне придется обратиться к прокурору за санкцией на арест вашего знакомого, я так полагаю. Пока я его отпустил, но мои ребята по вашему же совету перевернули весь мусор и ничего не нашли. Так что данный молоток вполне мог послужить орудием убийства.

— Хрень! — разозлилась я.

— Что хрень?

— Да все — хрень! Убийца мог также благополучно унести орудие убийства с собой. Я вас умоляю, не арестовывайте пока Турищева. Обещаю вам, что отыщу настоящего преступника, и очень быстро, смею надеяться. Вот смогли бы вы, например, поверить, что Игорь взял и напечатал сам себе письмо по поводу своей падчерицы?

— Всё, конечно, так. Только ваша пламенная речь достоверна в том случае, если эти дела связаны между собой. Однако, когда вы посмотрите дело Тани Гавриловой, я думаю, у вас такой уверенности уже не будет.

И он извлек из сейфа «Дело» номер…

Таня Гаврилова была изнасилована и убита в середине апреля на территории незавершенной стройки. Ее тело было обнаружено рабочими на следующее после ее исчезновения утро.

Под ногтями убитой обнаружены частички крови и кожи. Значит, на лице убийцы должны были остаться царапины. Да и состав крови, взятой на анализ, какой-то редкий, прямо-таки уникальный. А вот следов спермы не найдено, несмотря на то что вид трупа явно свидетельствовал об акте насилия. Забавный насильник. Получается, что перед изнасилованием он умудрился натянуть презерватив. Об этом я и сказала Григорьеву.

— Ой, Таня, да в нашей практике и не такое бывало! А то ты сама не знаешь, что на свете всяких идиотов хватает. А этот как раз не идиот. Может, он СПИДом боялся заразиться.

Короче, наши мнения кардинально разошлись. Я не могла поверить в то, что преступник в столь критический момент смог воспользоваться презервативом.