Преемники: от царей до президентов - Петр Романов

Получается, что у Петра осталось только одно, но самое любимое его дитя — Петербург. Можно сказать, что именно этот город, устремленный на Запад, император и оставил России в качестве своего преемника.

В русской столице наступала беспокойная, но блистательная эра дворцовых интриг, парадов, балов и фейерверков. Эпоха мелких императоров и капризных императриц, фавориток и фаворитов, влиятельных вельмож и решительных гвардейцев.

Время от Петра I до Екатерины II многие серьезные исследователи пробегают впопыхах" даже не без оттенка брезгливости, не желая обращать внимание на исторических карликов после такого титана, как первый российский император. В этом периоде нет величия. Зато много дворцовой суеты, заговоров и альковных приключений, неразборчивых в своих предпочтениях императриц, усевшихся на трон не по закону, а благодаря поддержке гвардейских штыков. Эпоха, привлекающая внимание не столько аналитиков, сколько писателей типа Александра Дюма.

В одном из своих дневников Василий Ключевский записал слова, не предназначенные, по понятным соображениям, для публичных лекций. Он назвал всех императриц восемнадцатого столетия "воровками власти, боявшимися повестки из суда". В другом месте та же мысль: "Эпоха воровских правительств, которые сами стыдятся своей власти, но держатся за нее без всякого стыда".

Наиболее подходящим претендентом на престол в обстановке правового вакуума для петровских соратников и иностранцев, которые играли в Петербурге в то время уже немалую роль, оказалась вдова — императрица Екатерина Алексеевна, согласно наиболее распространенной версии, Марта, дочь литовского крестьянина Самуила Скавронского. Новое имя бывшая лютеранка получила при переходе в православие от "крестного отца" — своего пасынка царевича Алексея.

Таким образом, власть в только что народившейся новой европейской державе взяли бывшая служанка-содержанка (сама Екатерина — женщина далеко не глупая, да и с чувством юмора, нередко с иронией называла себя "портомоей", то есть прачкой, что "портки" стирает) и Алексашка Меншиков — по разным версиям, то ли бывший конюх, то ли уличный торговец пирожками в московском "вшивом ряду". К этому моменту Алексашка стал, правда, уже князем, самым влиятельным человеком империи и даже, несмотря на безграмотность, членом Британского королевского общества. (Известил Меншикова об избрании в академию сам Исаак Ньютон!) Именно этот невиданный в мировой истории властный дуэт ("портомои" и безграмотного академика) поддержали петровские полки. В ходе обсуждения вопроса о преемнике гвардия барабанным боем периодически напоминала совещавшимся сановникам, на чьей стороне военная сила.

Самыми влиятельными на тот момент фигурами оказались люди, служившие не столько отечеству, сколько бывшему государю, ему лично обязанные своим фантастическим возвышением. Люди, далеко не глупые от природы, но необразованные, не имеющие представления ни о народном благе, ни о национальных интересах России. Екатерина много больше знала о венгерском вине и французском шампанском, чем о том, какова обстановка в Венгрии и в чем суть русско-французских противоречий.

Что же касается Меншикова, то при всей его личной храбрости, практической сметке и организаторских талантах человек этот больше был известен современникам как казнокрад. Знал это и Петр, за что многократно бил Алексашку палкой. Однако всякий раз прощал за личную преданность. Впрочем, не стоит судить государя слишком строго — разве что-то в России с тех пор изменилось? К слову, именно Меншиков первым в нашей стране придумал самый надежный способ сокрытия наворованного — в заграничном банке, а именно в Лондоне.

С энтузиазмом поддержал Екатерину I Запад. Поляк по крови и француз по духу, историк Казимир Валишевский пишет в своей книге "Преемники Петра" о решающем моменте борьбы за петровское наследство:

Ни у кого ничего не было подготовлено. Никакой организации. Только одна Екатерина располагала действительными средствами. За нее были также и все иностранцы, которые боялись возвращения к прежним московским традициям… Также и во всех коллегиях, где преобладали иностранцы. На ее стороне был Синод, плод преобразований Петра, а из помощников Петра — самые энергичные и влиятельные.

Выбирая между вчерашней прачкой и петровским внуком, в чьих жилах текли царская кровь и кровь принцессы Софьи Шарлотты Бланкенбургской, Запад предпочел столь чтимой тогда генеалогии целесообразность. Тандем Екатерины и Меншикова обещал сразу две выгоды: и к Московии русский медведь не попятится, и вперед не продвинется. Топтание державы на месте — идеальный вариант. Откат русских вспять европейским государствам был не нужен — новый рынок, открытый западному дельцу, сулил немалые выгоды. Но и второй подряд реформатор в Петербурге — это для Запада было излишне. Натерпелись уже от Петра, который переполошил все европейские столицы.

В своих прогнозах иностранцы не ошиблись. Екатерина и Меншиков страну вперед не продвинули, но и отступили от петровских реформ немного. Петр очень дорожил Сенатом, а Меншиков в силу личных интересов подчинил его более узкой группе лиц — Верховному тайному совету. В 1727 году новая власть ликвидировала еще одно петровское нововведение, уничтожив зачатки городского самоуправления. Здесь бразды власти вновь взяли в руки губернаторы.

Сама Екатерина в дела вмешивалась редко, де-факто наступила эпоха Меншикова. Главной же своей задачей (помимо наполнения собственного кармана) князь считал не продолжение реформ, а решение вопроса о престолонаследии. Сын царевича Алексея, подросток Петр, оставался в глазах большинства русских главным претендентом на трон, так что воцарение Екатерины лишь временно решало проблему.

Петра не признавали, правда, староверы, поскольку он был рожден от брака с иностранкой, зато подчеркнуто привечала официальная Православная церковь. При живой императрице Екатерине архиепископ Исаия в Нижегородской области и Архангельском монастыре демонстративно поминал во время церковного богослужения сына царевича Алексея "благоверным государем", а не "благоверным великим князем", заявляя при этом, что готов казнь принять, но иначе поминать не станет.

Пытаясь привязать сына царевича Алексея к постпетровской элите, новая власть упорно искала хоть какой-то выход из трудного положения. Идеи при этом возникали самые неожиданные. Член Тайного совета и вице-канцлер немец Генрих Иоганн Остерман, назначенный наставником к подростку, предложил, например, женить мальчика на его тетке, царевне Елизавете Петровне. Остермана, прославившегося двумя редко сочетающимися в природе качествами — крайней осторожностью и страстной любовью к интриге, не смутили ни разница в возрасте, ни проблема кровосмешения, ни церковные уставы.

Любопытна аргументация, приведенная Остерманом, поскольку она многое говорит о природе власти во все времена:

Супружеское сие обязательство, предпринимаемое между близко сродными персонами, может касаться только до одних подданных, живущих под правительством, но не до высоких государей и самовластной державы, которая не обязана исполнять во всей строгости свои и предков своих законы, но оные по своему изволению и воле отменять свободную власть и силу имеют, особенно когда от того зависит благополучие столь многих миллионов людей.

Меншиков к идее Остермана подошел творчески, решив, что еще лучше для "многих миллионов людей" будет, если Петр женится на его дочери. По другой версии, плодотворную идею Остермана творчески развил датский дипломат Вестфален, желавший укрепить свои связи с Меншиковым.

Активное участие сначала немца Остермана, а затем австрийцев в решении сугубо внутреннего российского дела, конечно, обращает на себя внимание. Вице-канцлеру это, впрочем, полагалось по службе, а вот австрийский двор откровенно интриговал, разыгрывая свою партию.

Поначалу все шло довольно гладко: дочь Меншикова понравилась наследнику, а будущий тесть на время еще больше укрепил свои позиции. Что и вызвало недовольство у многих.

В заговоре против Меншикова участвовало несколько старых русских боярских родов и обе дочери Екатерины I, Анна и Елизавета, имевшие собственные виды на отцовское наследство. Однако и за ними стояли иностранцы — голштинцы. К этому моменту Анна уже стала голштинской герцогиней, а за Елизавету тогда сватался другой тамошний герцог Карл.

Голштинцы не скрывали своего желания в случае успеха возглавить управление военной коллегией и русской армией. Или, иначе говоря, получить главный приз, за который и боролись все иностранные державы, — контроль над русским солдатом.

Внезапная смерть Екатерины в мае 1727 года планы заговорщиков скорректировала, но не отменила. На престол взошел 11-летний император Петр II, но до 16-летнего возраста он должен был находиться под опекой Верховного тайного совета, то есть фактически Меншикова. Петра II даже обязали под присягой не мстить никому из тех, кто когда-то подписал смертный приговор его отцу — царевичу Алексею. И эта идея возникла не случайно: первой на документе стояла закорючка как раз безграмотного Меншикова.