Владеющий (СИ) - Злобин Михаил

— Ч-что?! К-какие Чертоги?! — Удивление на лице женщины было таким неподдельным, что никаких сомнений возникнуть не могло. Она до сих пор не знала, что ее муж отправился в свой последний путь. — Эпимос… он…

— Он не выдержал твоего ухода. — Мне оставалось надеяться, что скорбь, звучащая в моем голосе, не была слишком уж наигранной. Лицедейство не являлось моей сильной стороной, но необходимость всегда и везде притворяться все же сумела вывести это умение на новый для меня уровень. — Отца хватил удар, и он перестал вставать с постели. А вскоре и жизнь покинула его.

Мама Данмара горестно прикрыла глаза, и очередная пара слезинок скатились по ее щекам.

— Прощай, Эпимос… ты был хорошим человеком… — едва сумел разобрать я ее тихий шепот, — прости меня за все…

— Не стану врать, что было приятно тебя увидеть, — продолжил я играть роль обиженного ребенка, — но мне пора идти. У меня еще много дел.

— Постой, мой мальчик…

— Не называй меня так! — Зло процедил я. — Твой мальчик остался там, на вонючем соломенном тюфяке! Остался в той самой тесной комнате нищего дома в пригороде, откуда ушла ты, даже не взглянув на прощание в его глаза! Ушла, чтобы купаться в роскоши и ходить здесь, среди этих напыщенных индюков, сверкая блеском дорогих тканей! Я! Не твой! Мальчик!

Вероятно, я несколько переборщил с яростью и неприятием в своей импровизированной речи, потому что женщина отшатнулась от меня, словно увидела рогатого демона, и кровь одномоментно отлила от ее лица. Она явно не ожидала, что ее ребенок окажется настолько ослепленным собственной обидой.

— Данмар, — тихо попросила она, — я взываю к тебе, пойми меня! Я не прошу у тебя прощения, я лишь молю о понимании! Мне просто пришлось вернуться, чтобы ты мог жить! У нас с Эпимосом не было столько золота, чтобы излечить тебя от той травмы… ты умирал… прямо на наших руках…

— Что значит «вернуться?» — Глупо переспросил я, хотя уже и догадывался, какой услышу ответ. Одно только ее присутствие на этом торжественном приеме в Дивинатории уже красноречиво предупреждало о многом…

— Ах, да… Эпимос ведь ничего тебе так и не рассказал… — Ирида глубоко вздохнула, будто перед нырком в воду, а потом выпалила на одном дыхании: — Я с четырнадцати лет была наложницей аристократа. Мне пришлось вернуться к господину, потому что на кону была твоя жизнь. Моего собственного сына…

Не скажу, что я был сильно удивлен этой новостью, Ирида на самом деле была достаточно красива, чтоб на нее запал какой-нибудь высокородный. Даже сейчас, когда ее возраст должен был находиться где-то за отметкой в тридцать лет, она выглядела молодо и свежо. Пожалуй, даже не хуже, чем Луана…

Однако отвалившуюся челюсть мне все-таки пришлось изобразить. Просто на всякий случай. И пусть еще многое предстояло прояснить, например, касательно того, с чего это вообще вдруг ее господин решил раскошелиться на лечение малолетнего простолюдина. Наложница — это ведь не жена, у нее прав, иной раз, меньше, чем у прислуги. Но начало нашему примирению уже было положено. Думаю, она мне не будет опасна… а может даже и полезна, как знать?

— Данмар, мы сможем с тобой встретиться где-нибудь? — Спросила Ирида, расценив мое задумчивое молчание, как удобный момент для просьбы. — Нам надо о многом поговорить, а делать это здесь, слишком опасно… я не хочу тебя подвести.

Хм… все-таки мозги у нее есть. Не на пустом месте она развела конспирацию. Быстро Ирида поняла кого я пытаюсь изображать.

— Назови время и место, — коротко бросил я после недолгого колебания. — Желательно ночью. В темноте мне гораздо проще передвигаться незаметно.

Глава 6

Женщина так сильно обрадовалась, что ее сын дал ей шанс оправдаться и все объяснить, что едва не запрыгала от счастья. По крайней мере, ее сияющее от улыбки лицо выражало именно такое желание. Я невольно даже залюбовался Иридой, но внешне никак это не проявил. Сейчас я обиженный ребенок, и именно вокруг этого должно строиться все мое поведение. В присутствии матери Данмара, как минимум.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Встречу женщина назначила прямо на сегодняшний вечер. После захода солнца она обещала ждать меня неподалеку от северных ворот третьего кольца, в темном и малолюдном месте, где будет мало свидетелей нашего уютненького семейного рандеву, и где нас трудно будет узнать со стороны. Кхм… хотя, раз уж я теперь обитатель центра, мне пора уже привыкать называть его первым кольцом?

К Асталу я возвращался нарочито задумчивым и хмурым. Он ведь ранее обмолвился, что у меня стал портится характер? Значит, надо соответствовать. Я ему сочувствую, конечно, но с этого момента я должен вообще стать невыносимым маленьким засранцем. И великану это предстоит как-нибудь пережить.

— Что такое? — Здоровяк не мог не заметить моего показного дрянного настроя. — Ты выглядишь словно пройдоха-купец, повстречавшийся с неподкупным таможенником.

— Все гораздо хуже, — угрюмо ответил я воину, — я выгляжу как сын, повстречавшийся со своей матерью.

— Ну эт… — Астал замолк, будто до него не сразу дошел смысл сказанных мной слов. — Что-о-о?! Данмар, ты видел свою мать?!

— Угу… и можешь поверить, я не в большом восторге от этого.

— А она не собирается… э-э-э… делать какие-нибудь глупости? — Деликатно поинтересовался здоровяк, тщательно подбирая слова.

— Ты о том, не задумала ли она публично объявить, что я на самом деле низкорожденный плебей, а не аристократ, нацепивший маску инкогнито?

— Ну хотя бы…

— Насколько я понял из нашей с ней беседы, то нет. — Поспешил я успокоить великана. — Она для того и передала записку через третьи руки, чтобы у нашей короткой встречи не было очевидцев.

— Это радует… — вопреки смыслу своих слов, Астал не выглядел радостным, а скорее задумчивым, словно прикидывал величину проблем, грозящих свалиться на наши головы из-за появления Ириды.

— Думаешь, ее придется устранить? — Спросил я безжизненно, глядя немигающим взором в одну точку.

— Устранить? — Глупо переспросил воитель. — Что это зна… ЧТО-О?! Ты собрался убить собственную мать?!! Данмар, да какого ху…

От избытка чувств великан едва не перешел на крик, так что мне пришлось пихнуть его локтем в бок, напоминая, что мы сейчас находимся в таком месте, где полно не только лишних глаз, но и чрезвычайно чутких ушей.

— Можно ли считать матерью ту, которая бросила своего ребенка, когда он в ней больше всего нуждался? Я валялся, прикованным к кровати, и единственное что мог, это открывать и закрывать глаза! Я забыл даже то, как произносить слова, забыл, как блестят на ночном небе осколки! Единственное, что я не забыл, это ее силуэт, стоящий в дверном проеме…

Я постарался, чтобы в моем голосе прозвучало побольше горячности и застарелой горькой досады, которые я не могу отпустить вот уже который год. И мне, судя по всему, это неплохо удалось.

— Так, Данмар, послушай меня! — Немного резковато попытался достучаться до моего рассудка здоровяк. — Я понимаю, что тебе больно об этом вспоминать, но это говорит сейчас твоя обида, а не ты сам. Пойми, то что ты предлагаешь, это совсем не выход! Смерть матери не принесет тебе даже капли утешения, а сделает только хуже! Твоя душа окажется задушена в безжалостных объятьях черной тоски и печали. Я видел подобное бессчетное множество раз!

— Видел? Серьезно? — Иронично поддел я воителя, намекая на то, что зрелище, как сын убивает мать не такое уж и частое. А тем более на публике.

— Да, — с вызовом выпятил подбородок Астал, не поняв сути моей издевки, — видел! Всякая месть заканчивается одинаково. Но особенно паршиво кончается та, где мстят близкие. Просто пойми, что у твоей матери определенно были причины так поступить! Веские! Потому что никакая родительница не бросит свое дитя по доброй воле!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— О-о, ты слишком мало знаешь о матерях, — печально протянул я, почему-то вспоминая какие-то смутные обрывки из своей первой жизни. — Ты ужаснешься, если узнаешь, что некоторые на самом деле способны сделать со своими детьми.