Тринадцатый пророк - Елена Гайворонская

В паре метров устроилась высокая худая женщина с мальчиком младшего школьного возраста. Впрочем, я не сильно разбираюсь в детях. У матери было усталое измученное лицо, испещрённое сеткой мелких морщинок, в небрежно скрученных тёмных волосах проблескивали серебряные пряди. Мальчишка вертелся, обозревая окрестности. Поймал в траве юркую ящерицу и долго держал, пока она, возмущённо пискнув, не подарила ему огрызок хвоста. Ящерица исчезла, а хвост продолжал вертеться в цепких пальцах охотника. Я подмигнул парнишке, показав в знак одобрения улова большой палец. Тот горделиво улыбнулся щербатым ртом, поднялся, чтобы подойти ко мне, показать свой трофей ближе, и я заметил, что мальчик сильно прихрамывает. В этот момент мать одёрнула его, велела снова сесть, а хвост отняла и выбросила в кусты, сердито выговорив что-то сыну. Наверное, наказывала не мучить бессловесных тварей. Мальчишка вновь опустился на землю возле матери. Женщина порылась в узле из выцветшей полосатой ткани, достала лепёшку, протянула сыну, и тот принялся жадно жевать, косясь в мою сторону лукавыми чёрными глазёнками. Полы его одеяния, напоминавшего длинную, подпоясанную мужскую рубаху без пуговиц, сбились, и внутри меня словно оборвалось: одна нога мальчишки была вдвое тоньше другой и короче на добрую ладонь. Прежде мне иногда доводилось встречать малолетних инвалидов, просящих милостыню в переходах, подземке, на светофорах. Что-то давно очерствело во мне, и я равнодушно проходил, проезжал мимо, а в некоторых случаях, когда грязные пальчики цепко хватались за полы нового пальто, и раздражался: пахал целый день, как слон, башка раскалывается, народу в метро полно, духота, вонь, толчея, да ещё эти… Но сейчас вид маленького калеки, который ничего не просил, радовался жизни и делился этой радостью с другими, отчего-то потряс меня настолько, что к горлу подкатил ком, и мне вдруг сделалось невыносимо стыдно за своё сильное здоровое тело и рано закаменевшее сердце. Парнишка перехватил мой взгляд и, по-видимому, воспринял его иначе, потому что отломил от лепёшки кусок и протянул мне. Я замотал головой, забормотал путаные фразы благодарности, совсем забыв, что малыш вряд ли сумеет меня понять. Но говорил я тихо, а налетевший довольно сердитый ветерок отнёс мои слова в сторону, и мальчик лишь улыбнулся мне в ответ светло и радостно, как, должно быть, улыбался и я в далёком, позабытом детстве.

Внезапно по толпе собравшихся пробежал шорох, словно лёгкий ветерок тронул верхушки деревьев. Взволнованный ропот, тотчас оборвался. И тишина прерывалась лишь резкими криками незнакомой птицы. Девицы подтолкнули друг дружку локотками и вытянули шеи.

– Равви. – Проговорила мать, и её усталое лицо, дрогнув, преобразилось выражением робкой надежды.

Я не знал, чего ждала эта женщина, явно пришедшая издалека со своим маленьким больным сыном. Но моё сердце заколотилось так, что, казалось, все вот-вот обернутся на этот стук. Должно быть, я больше, чем все собравшиеся вместе взятые ожидал появления этого всемогущего «равви», великого и ужасного, который сумеет, наконец, положить конец моему немыслимому путешествию.

Домой! В Россию! В Москву! В Митино!

Я увидел парня немногим старше меня. Честно говоря, ожидал кого-то посолиднее. Небрежно раскиданные по плечам русые с медным отливом волосы, лёгкая небритость. Типаж свободного художника. У нас Толик Белозёрцев одно время под такого косил, пока шеф не вздрючил: не солидно для крутейшей должности менеджера по продажам. Рост средний, глаза светлые, лицо тонкое, загорелое, чуть заострённое книзу, и удивительно знакомое. Бывают такие лица: увидишь – и начинаешь припоминать: где, когда, при каких обстоятельствах, вплоть до детсадовских тусовок. И после долгих мучительных прогулок по самым глухим, тернистым и извилистым тропинкам памяти с облегчением признаёшь ошибочность изначальной посылки. Вот и сейчас не было исключением. Минут пять я всматривался в неуловимо знакомые черты, но пришёл к выводу, что «равви» похож на какого-то импортного певца или киноактёра. Вот Магда сразу определила бы фамилию, у неё память, как у Штирлица.

Интересно, что он говорит? Я огляделся. Народ воспринимал, кто с недоверчивой усмешкой, кто с немым восторгом, но все слушали, как первокурсники на лекции. Даже полуодетые красотки пораскрывали ротики. Вот бы перевести, может и мне б когда пригодилось? Всё ясно: парень – очередной проповедник, один из тех, о которых рассказывала Алина. Наверняка провозгласил себя пророком и обещает всем почитателям Царство Небесное. Что ж, я согласен на что угодно: хлопнуться на колени, целовать крест, плясать под бубен… Пусть он будет магом, чародеем, экстрасенсом, мошенником – лишь бы помог сделать отсюда ноги.

Маленький калека дожевал лепёшку и принялся рисовать прутиком на земле. Получился домик с окошками, очень даже неплохой. Заметив моё внимание, он снова улыбнулся и передал прутик мне, что-то шёпотом проговорив. Наверно, предложил включиться в игру. Я нарисовал машину. Мальчик удивлённо расширил глаза.

– Мерседес. – Объявил я. – Ну, если хочешь, БМВ.

Он вдруг рассмеялся, покачав головой. Даже немного обидно стало. Ну, не Глазунов я, подумаешь…

– Ладно, пусть будут «жигули». Я не гордый.

Мальчик что-то прострекотал на непонятном своём языке, перехватил у меня прут и хотел что-то добавить, но тут его мать сердито шикнула и, стрельнув в меня недобрым взглядом, изъяла художественную принадлежность и выбросила в ближайшие кусты.

Тем временем «равви» закончил говорить, и народ ломанулся к нему со страшной силой как поклонники за автографами кумира. Полуодетые красотки горячо обсуждали услышанное и, кажется, спорили. Одна выглядела взволнованной и едва не плакала, кутаясь в полупрозрачную шаль. Вторая резко что-то выговорила, фыркнула, затем покрутила пальцем у виска, и быстро ушла прочь. Первая же нерешительно побрела к собравшимся. Мать маленького калеки тоже подхватила его за ручку и кинулась в толпу. Парня тянули со всех сторон, прямо на части рвали. Совали детей, хватали за руки, и он оборачивался к каждому, каждому старался ответить. Красотка, что недавно перемигивалась со мной, упала перед «равви» на колени. Тот поднял девчонку едва не силой, положил узкую ладонь на её кудрявую макушку, что-то произнёс, и она, кутаясь в свою прозрачную шаль, отошла в сторону. По щекам её текли слёзы, а на побледневших губах играла шальная счастливая улыбка. Мне стало не по себе. Что он наговорил этой дурочке? Вовсе не улыбалось быть втянутым в заграничную секту. Видел я одного такого. Нормальный был парень, пока чёрт не занёс в какую-то «общину». Потом пару раз видел его на улице: ходячий скелет, обтянутый кожей с бессмысленно-счастливой улыбкой на голубых губах и малахольным выражением глаз. Говорили, они на своих сборищах покуривали травку. А потом парень пропал. Небось, обкурился…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});