«Если», 2000 № 11 - Аллен Стил

— У вас в компоте были яблоки? А у меня только долька лимона.

— Нет, не яблоко, — возразил Питер. — Скорее, груша…

— Они, наверное, нас разными компотами кормят, — заметила миссис Фейрли. — Мне кажется, что оркестр уже настраивает инструменты. Поспешим туда, а то все хорошие места займут.

Они поднялись. Питер опирался о трость, а Марта — о его руку.

— Здесь очень хорошие концерты, — сказала миссис Фейрли.

Так проходило время.

Митчины посидели на солнышке, слушая оркестр, потом пошли на поле посмотреть, как старики играют в крокет.

День на десятый к ним подошел заведующий курортом — такой приятный молодой человек. Он спросил, довольны ли они?

— Да, нам здесь нравится, — сказала Марта.

Она была занята ткачеством: получался коврик — алые розы на голубом фоне.

— Милые люди, интересная программа, пища просто чудесная. И погода всегда замечательная.

— Чего же еще ожидать на искусственном астероиде? — улыбнулся мистер Кенсел. Потом спросил: — Как вы себя чувствуете? Если у вас или вашего мужа есть жалобы, попрошу, не стесняйтесь, сразу обращайтесь в наш медицинский центр. У нас неплохая геронтологическая программа. И все включено в стоимость путевки.

Питер открыл было рот, чтобы ответить, но Марта толкнула его в бок локтем и быстро сказала:

— Большое спасибо, мистер Кенсел, в этом нет необходимости. Правда, Питер? Мы в жизни не чувствовали себя так хорошо.

— Это чудесно, миссис Митчин, — произнес заведующий. — И помните: если вы решитесь, все уже оплачено.

Он поклонился и пошел прочь. Обернулся, помахал им и направился к другим отдыхающим.

— Почему ты так себя вела, мать? — спросил Питер. — Зачем ты заткнула мне рот?

Марта шлепнула ладонью по ткацкому станку, и тот затрещал в ответ.

— Разве ты себя плохо чувствуешь, Питер? — спросила она. — Разве ты на что-то жалуешься? Отвечай же!

— Конечно, я хорошо себя чувствую, — сказал он.

Он вытянул вперед руки и при свете солнца стал разглядывать их. Разве они не стали тоньше, белее, легче?

— Я себя хорошо чувствую, — повторил он. — Но я не такой, как прежде.

Станок замолк.

— А как же ты себя чувствуешь? — спросила Марта. — Ну скажи, дорогой!

Она вдруг рассмеялась. Питер ответил:

— Как тебе сказать? Будто я опрокинул рюмочку перед обедом. Голова такая легкая… и немного кружится.

— Но ведь тебе хорошо? Ничего не болит?

— Ничего.

— Ты никогда себя не чувствовал так хорошо?

— Пожалуй, никогда.

Они отлично пообедали, затем был легкий вкусный ужин. А вечером в зале была документальная программа «Красоты древней Венеры». Потом они легли спать.

В половине третьего Питер проснулся.

— Марта! — он тряс ее. — Марта, проснись!

— Что с тобой, милый? — спросила Марта сонным голосом.

— Марта, Марта, нам нужно бежать!

— Почему? — в темноте она смеялась над ним. Или ему это показалось?

— Мы с тобой меняемся! Нас изменяют. Происходит нечто ужасное. Неужели ты этого не чувствуешь? Вставай скорее: пока не поздно, бежим отсюда!

Она обняла его голову и привлекла к себе. Сколько тысяч раз в жизни он клал голову ей на плечо?

Плечо было тоньше и не таким упругим, как некогда. Но это было плечо Марты. Любимое плечо.

— Тише, дорогой, — прошептала она. — И что с того, если мы меняемся? Вся жизнь — это перемена, мы меняемся, пока живем. Мы не можем остановиться и остановить жизнь. Спи.

Он успокоился и заснул.

Выпив утренний компот, они не ждали теперь, когда заиграет оркестр, а медленно возвращались в коттедж и ложились спать. Музыка оркестра казалась им слишком громкой и грубой.

Они лежали рядом на мягкой постели, и от зеленых штор исходил спокойный подводный свет.

Питер держал Марту за руку и плыл вместе с ней сквозь водоросли дремоты. Потом являлись странные сны, которые как бы вздымались внутри него, но не вызывали смятения или неудобства. Но когда приходило время обеда, он с трудом заставлял себя подняться.

— И сколько это будет продолжаться? — спросил он как-то Марту, сидя перед зеркалом и расчесывая любимой расческой свои редкие волосы, чтобы получился прямой пробор.

— Что будет продолжаться? — спросил она.

Марта заколола жемчужную брошь.

— Поспеши, уже был второй гонг к обеду.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Думаю, теперь недолго. Я спрошу у других. Но думаю, теперь уже недолго.

— Других? Каких других? Я думал, что это только с нами происходит.

— Нет, дорогой. Это случилось и с миссис Партридж, и с миссис Эллис, с мистером и миссис Джеймс. Ну и, конечно, с Даниэльсом. Я чуть было о нем не забыла.

— Но не с миссис Фейрли?

— Нет, это не ко всем относится. Ты же обратил внимание, что у нее всегда лимон в компоте?

— А у нас…

— Не думай об этом. — Она поцеловала мужа в щеку. — Пойдем, милый.

Когда они вышли из коттеджа, она внезапно остановилась. Нахмурилась и наклонилась, разглядывая что-то внизу.

— Кто-то здесь был, — сказала она, выпрямившись. — Погляди на эти следы. Вот здесь, на мягкой земле.

Ее щеки покраснели.

Возле коттеджа Питер увидел следы. Они вели к окну.

— Ты хочешь сказать, что кто-то следит за нами? — спросил он. — Это не робот?

— Конечно, нет. Зачем роботу подглядывать? Наверное, это был мистер Кенсел. Он ужасно любопытный. Ой, боюсь, что надо ждать неприятностей.

— Неприятностей? — Питер с изумлением смотрел на жену. — Марта, может быть, не надо?

— Нет, это зашло слишком далеко.

Начался день. Марта поговорила с миссис Партридж, миссис Эллис, Джеймсами, а Питер слушал, ухватывая там и тут кусочки информации. «Для них я чужой, — подумал Питер с недовольством, — хотя изменяюсь так же, как и они. Они знают нечто такое, о чем я не имею представления. Это нечестно!»

В восемь вечера мистер Кенсел пригласил их к себе в кабинет. Они все пришли, даже мистер Даниэльс. Марту и Питера встретили улыбками.

Мистер Кенсел никак не мог начать. Он долго передвигал бумаги и карандаши на столе, затем откашлялся. Его приятное моложавое лицо покраснело. Он поднимал голову, смотрел на них, затем отводил глаза. Наконец он встал из-за стола и, заложив руки за спину, принялся расхаживать по кабинету.

— Леди и джентльмены, — начал он официально. — Леди и джентльмены, наркомания — ужасное зло.

— Наркомания! — Питер Митчин почувствовал, как у него раскрываются глаза. Наркомания! Тогда все находит свое объяснение! Почти все. Но почему же он сам об этом раньше не догадался?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});