Святой Лейбовиц и Дикая Лошадь - Терри Биссон

— Есть две вещи, которых я не могу понять, брат Сент-Джордж. Во-первых, ты, кажется, пришел сюда неграмотным, не так ли? Во-вторых, почему ответственность за твое воспитание надо нести дяде, а не отцу?

— Так принято на равнинах. Брат матери принимает на себя ответственность за ее детей, — Чернозуба охватило желание уйти. Он не сводил глаз с дверей.

— Ах да, у Кочевников же матриархат. Верно?

— Неверно! По материнской линии идет всего лишь наследование. А это не одно и то же.

— Ну, как бы там ни было… Значит, поскольку у твоей матери не было братьев, за дело пришлось браться отцу?

— И снова неверно. У нее было четверо братьев. Мой был самым старшим. Он учил меня танцевать и петь, брал с собой на племенные советы — и это было все. Я не мог стать воином. У матери не было племенных кобыл, не было загонов для случки, и мы считались отщепенцами.

— Племенных кобыл? Какое отношение племенные кобылы имеют к… — оставив вопрос неоконченным, Левион махнул рукой в воздухе, словно отгоняя эхо. — Впрочем, неважно. Обычаи Кочевников. Я так никогда и не смог распутать этот клубок червей. Давай вернемся к нашей проблеме. Ты чувствовал, что отец держит тебя под пятой. Ты говорил, что мать учила тебя читать? Но ты же сказал, что пришел сюда неграмотным. Ты солгал?

Подперев рукой подбородок, Чернозуб смотрел себе на ноги, крутил носками и молчал.

— Все, что ты мне скажешь, останется здесь, в этих четырех стенах, брат.

Помолчав, Чернозуб выпалил:

— Я не умел хорошо читать, не умел свободно говорить на языке Скалистых гор. Крапивник и Поющая Корова вообще не умели читать. Я молчал, чтобы все считали нас настоящими Кочевниками. Если бы аббат Гранеден узнал, что мы родом из поселения, он отослал бы нас обратно.

— Понимаю. Вот почему ты учился куда быстрее, чем Крапивник и Поющая Корова. Твоя мать обучила тебя. А где она сама получила образование?

— То немногое, что она знала, мать усвоила от священника миссии.

Какое-то время Левион молчал, рассматривая своего странного ученика.

— Чья это была идея убежать из поселения и присоединиться к диким Кочевникам?

— Поющей Коровы.

— А когда Кочевники выставили вас, кому пришла в голову идея прийти сюда?

— Мне.

— Скажи мне вот что. Когда умерла твоя мать?

— В позапрошлом году.

— И тогда ты в первый раз сказал его преосвященству Джараду, что хочешь уйти из ордена?

Чернозуб ничего не ответил.

— Это было сразу же после смерти матери, да?

— Одно к другому не имеет никакого отношения, — пробурчал он.

— Неужто? Собираясь сбежать, что ты чувствовал, когда до тебя дошли известия о кончине матери?

Раздался удар колокола. Внезапно улыбнувшись, Чернозуб встал, не в силах скрыть облегчения.

— Ну?

— Конечно, мне было очень грустно. А сейчас я хочу вернуться к работе, брат.

— Конечно. На следующей неделе мы основательнее поговорим на эту тему.

Чернозубу все меньше и меньше нравились эти встречи. Он совершенно не испытывал желания, чтобы брат-примиритель копался у него в душе; похоже, тот считал его желание расстаться с обителью симптомами болезни, если не сумасшествия. Торопясь к свои книгам, он решил, что будет как можно меньше рассказывать Левиону о своих родителях и о детстве.

Поскольку этот человек ровно ничего не знал о жизни Кочевников, беседы с братом Левионом, вместо того чтобы приносить душевное успокоение, лишь усиливали живущую в нем тоску по жизни, которая так и не досталась ему. Чернозуб помнил, как мать обратилась в христианство и отец, который иногда пытался заменить своим авторитет дяди, настоял, что он будет готовить его к обряду посвящения в мужчину, который, как он уже знал в то время, никогда не состоится. Церковь запрещала обряд, после которого подросток становился настоящим убийцей, преданным культу войны. Но он продолжал тайно готовиться и кое-что понял о духе воинов-Кочевников и о той ярости, которая овладевала ими в битвах. И трудно было правдиво ответить на вопрос: на что похожа религия Кочевников? Все, что делали дикие Кочевники, носило религиозную или магическую окраску. Трудно было сказать, где и в чем не чувствовалось присутствие религии. Можно привести список составных частей, которые входят в понятие религии: церемонии, обычаи, законы, магия, медицина, прорицатели, танцы, порой — ритуальные убийства, Пустое Небо и Женщина Дикая Лошадь и назвать перечень религией, но этот список не включает слишком многое из того, что называется повседневной жизнью. Был особый ритуал даже для испражнения.

Склонившись над рабочим столом, Чернозуб еще раз перечел свой любимый абзац из «Вечных идей» Дюрена, помолчал, чтобы припомнить возникающий перед ним образ, а затем набросал примечание к переведенному абзацу:

«Эта концепция Девы, как олицетворения утробного молчания, в котором рождается и звучит Слово, похоже, соотносится с мистическим опытом созерцания, когда живое сердце Иисуса встречается с темным и пустым сердцем Марии».

Он застыл над этим текстом, колеблясь, стоит ли добавлять «Переводчик», и раздумывая, не порвать ли страницу. Но брат-копиист стоял рядом, и стоит Чернозубу уничтожить страницу, он отметит ее стоимость. «Вернусь к ней попозже», — подумал он, потому что в помещении темнеет, и не разрешено пользоваться больше чем одной свечой. Подавив чувство смертного греха, он прибрал свой стол и оставил эту проблему на завтра.

Глава 4

«И да будет покаран любой, кто без разрешения аббата примет решение покинуть пределы обители и отправиться за ее стены, а також что-либо сделает, как бы ни было мало его прегрешение».

Устав ордена св. Бенедикта, глава 67.

Примерно через год после того, как разорвавшееся сердце папы Линуса VI заставило его рухнуть в холодные воды ручья с форелями, в ходе бурного конклава папский престол занял кардинал Олавлано Фортус, восьмидесятилетний старик, обитавший к югу от Брейв-Ривер, звездочет и ученый, поднаторевший в искусстве определения ведьм, человек, ухитрившийся остаться нейтральным в многолетней борьбе Запада с Востоком. Он принял имя папы Алабастера II и прожил достаточно долго, чтобы издать буллу «О бессрочном закреплении»; в соответствии с ней начальный меридиан Земли, от которого отсчитывались все долготы, был передвинут со своего древнего (и до последнего времени неоспоримого) места. Таким образом, теперь линия нулевого меридиана проходила через главный алтарь базилики церкви святого Петра в Новом Риме и должна была неизменно хранить свое положение, что позволяло ей избавиться от воздействия существа, которое Алабастер называл Зеленой Ведьмой. Многие представители курии с обоих побережий протестовали против буллы, ибо в этом столетии, отмеченном быстрым развитием, большие деревянные корабли снова начали бороздить моря; булла Алабастера не только мешала навигации, но и ускорила приближение времени (предполагалось, что оно наступит в четырнадцатом столетии), когда необходимо будет изъять один день из календаря, чтобы согласовать его с небесными расчетами. И Запад, и Восток подозревали наличие в булле каких-то политических мотивов, продиктованных тем фактом, что территория вокруг Нового Рима была занята армиями Ханнегана, так что Алабастер умер от яда спустя несколько месяцев после избрания.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});