Сатурнин - Зденек Йиротка

Шофер встал и спросил нас, есть ли у нас приказ к выезду. Письменный приказ от администратора больницы. Мы сказали, что ничего такого у нас нет, но утром у нас тоже ничего не было, и, однако, он нас привез сюда. Он ответил, что хотя это и правда, но утром приказ был у него, и он тут-же вытащил его из потертого бумажника. А приказ был выдан только на один рейс, а именно в больницу и отнюдь не из больницы. Мы должны вручить ему такую зелененькую бумажку от администратора, иначе он не может ехать.

Сатурнин спросил, будет ли сейчас, в обеденное время, кто-нибудь в бюро администрации. Швейцар ответил, что по его мнению администратор еще не ушел, и он может позвонить туда по телефону. Мы попросили его сделать это. Администратор там оказался, и Сатурнин взял от швейцара трубку. Он узнал, что пользоваться машиной скорой помощи для выезда из больницы строго воспрещается. Машина предназначена исключительно для быстрого транспорта больных в больницу, и то только в случаях серьезных, когда имеется опасность от промедления. При выезде из больницы спешить нет надобности. Администратор был удивлен, как это разрешили воспользоваться машиной при такой незначительной травме как растяжение сухожилия.

Сатурнин осмелился сказать, что я ведь никак не мог с такой травмой два часа идти пешком. С этим администратор согласился, но заявил, что он обязан соблюдать инструкции. Он рекомендовал нам позвонить господину Пиводе и нанять у него частную автомашину. Сатурнин его поблагодарил и принялся звонить господину Пиводе. Ему было сказано, что господин Пивода уехал на своей машине в Пильзень и вернется завтра вечером.

Сатурнин снова позвонил администратору и разъяснил ему, в каком незавидном положении мы оказались. Он сказал, что я абсолютно лишен возможности ходить, не говоря уж о том, что врач запретил мне больную ногу натруждать. Владелец наёмной машины господин Пивода отсутствует и вернется только завтра. Машина скорой помощи нас сюда привезла, стоит здесь без дела, и дорога под Градову и обратно займет не более получаса. Его хозяин готов заплатить сверх тарифа.

Добросовестный чиновник ему ответил, что это совершенно исключено. Ему пришлось бы записать в книгу этот выезд как новый, то есть сделать вид, что машина пустой выехала из больницы и с больным вернулась обратно. Сатурнин попросил его так и сделать, но он сказал, что Сатурнин его обижает, требуя, чтобы он обошел инструкции, не говоря уж о том, что это невозможно сделать по той простой причине, что тогда в больнице будет недоставать одного больного, и в случае ревизии этот выезд будет подлежать расследованию и тогда ему придется заплатить его из своего кармана. Сатурнин ответил, что не придется, так как мы оплатим сами этот выезд и даже готовы сейчас же оставить деньги в администрации. Администратор сказал, что это невозможно, так как согласно инструкциям оплачивать вперед езду недозволенно. Сатурнин тогда предложил заплатить потом. Администратор сказал, что согласно инструкциям…

В эту минуту поведение Сатурнина неожиданно резко изменилось. Без малейшего перехода он вместо учтивых разъяснений и переговоров стал так грубить, что я остолбенел.

Помимо прочего он сказал, что рекомендует господину администратору лечь в отделении для душевно больных и там представлять того больного, которого бы при ревизии не хватало. Он советует записать в книгу, что машина выехала пустой, и вернулась пустой, тогда это будет соответствовать инструкциям. А если за транспорт нельзя платить ни вперед, ни после, тогда оплату следует произвести во время пути.

Затем он густо выругал господ, разработавших эти инструкции. Он заявил, что мы поедем на машине без его согласия, и посоветовал ему не препятствовать нам в этом. Еще он сказал, что если только здесь появится кто-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающий администратора этого сумасшедшего дома, Сатурнин ударит его по голове резиновым шлангом. Надо сказать, что резинового шланга у нас не было, и я не знаю, откуда Сатурнин раздобыл бы его. Но в эту минуту я не думал об этом, так как увидел то, что явилось причиной такой внезапной перемены в поведении Сатурнина. Перед больницей стоял белый Рапид мадемуазель Барборы, а его владелица как раз входила в зал. Она улыбнулась и когда направилась к нам, ее бархатистый голос приглушенно доносился до нас из зала. Совершенно не обращая внимания на оцепеневших шофера и швейцара, она спросила нас, что с нами произошло, и почему мы до сих пор не вернулись домой. Сняв шоферскую замшевую перчатку, она протянула руку мне и Сатурнину.

Вскоре мы сидели в машине, и мадемуазель Барбора полным ходом мчалась по черешневой аллее. Не оглядываясь назад, она сообщила нам, что вода все время поднимается, так что неизвестно, доберемся ли мы до дому. Хотя было приблизительно половина первого, было так темно, что почти не виден был циферблат часов. Когда мадемуазель Барбора остановилась у бензоколонки и выключила двигатель, наступила подавляющая тишина. С утра имея уже некоторый опыт, я был удивлен, что обслуживающий бензоколонку человек сразу явился.

Тяжелые черные тучи спускались все ниже и все больше темнело. Я заметил, что все мы инстинктивно съежились. Мадемуазель Барбора заплатила за бензин, нажала на стартер и через десять метров перевела двигатель на третью скорость. Мы помчались через город, и мадемуазель Барбора включила фары. В полдень фары! Я смотрел вперед в напряженном ожидании того пекла, которое вот-вот разразится вокруг нас. У Сатурнина странно блестели глаза, и мне казалось, что он очень доволен происходящим, а также поведением мадемуазель Барборы. Она великолепно управляла машиной и прибавляла ходу с легкомыслием человека, ни разу не разбившего автомобиль.

Когда мы приблизились к реке, мадемуазель Барбора сказала, что по ее мнению вода течет уже над поверхностью моста, но мост еще держится. Она слегка замедлила ход машины и спросила: „Ну что, поехали?“ Это было совершенное безумие, но я в эту минуту вспомнил, как ее красивый рот искривился, когда она спросила меня: „Вы и акула?“, и я твердо сказал: „Поехали!“

Сатурнин посмотрел на меня с восхищением и одобрительно кивнул головой. Мадемуазель Барбора тоже кивнула, крепче схватилась за руль и надавила до отказа на педаль. В эту секунду между полями ее спортивной шляпки и головой Сатурнина я увидел такую картину, что у меня застыла кровь в жилах. Поверхность моста вся была под водой, и определить на десять ли, или на пятьдесят сантиметров было невозможно. Из мутных стремительных волн выглядывали только перила на обеих сторонах моста, но они качались под ударами воды, как будто вот-вот собрались улететь.

Белый Рапид влетел сумасшедшим темпом между перила, и я с ужасом увидел, как в последнюю секунду мадемуазель Барбора рванула руль направо. Мне казалось, что мы влетели прямо в реку. Потоки воды обрушились на окна машины со всех сторон, и машина задрожала. Мотор ревел, и казалось, что колеса вращаются на месте. Не знаю, сколько времени это продолжалось, но вдруг мы оказались за мостом, мадемуазель Барбора включила стеклоочиститель, и поехала дальше по направлению к дедушкину дому. Она сказала только: „Хорошо, что в воде у нас не заглох мотор.“ Я оглянулся на реку, на то место, где я пережил самый опасный момент в своей жизни и был разочарован, что мост не рухнул сразу после того, как мы проехали. Однако перила все еще торчали из воды и качались под ее напором. Мне пришлось довольствоваться тем, что мост рухнул только два часа спустя. Когда мы находились на расстоянии метров пятидесяти от крытого въезда в дедушкин дом, началось столпотворение.

Мне часто приходилось видеть грозу в горах, но ни с чем подобным я в жизни не встречался. Ослепительные молнии сверкали почти непрерывно, гром гремел с перерывами в несколько секунд, все пространство было заполнено оглушительным треском, мадемуазель Барбора что-то кричала, но ничего не было слышно, Сатурнин повернулся и пытался мне что-то сказать, но ничего нельзя было разобрать, я их о чем-то спрашивал, и тоже никто из них ничего не слышал. Потом мы все стали безудержно хохотать. Мы въехали под прикрытие въезда и долго не выходили из машины из-за этого хохота. Это была какая-то реакция на происшедшее. Мне казалось, что я сошел с ума, но и это было смешно.

Когда Сатурнин вел меня через холл, раздался ужасный удар, и мне показалось, что молния ударила прямо в дом. На большом дедушкином распределительном щите что-то затрещало и Сатурнин испуганно вздрогнул. После этого мы снова принялись хохотать.

Через полированные перила деревянной лестницы нагнулась какая-то фигура, и знакомый глубокий голос произнес: „Припадкам истерического хохота как реакции на действительную или мнимую опасность часто подвергаются люди с низким интеллектом“. Сами понимаете — доктор Влах.