Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не знаю точно, кому принадлежит авторство новостей. У меня в голове засела мысль, что если твое имя упоминается в новостях, то программа новостей должна тебе заплатить. Потому что это твои новости, а они берут их и продают как свою собственную продукцию. Но потом всегда говорят, что помогают тебе, и в этом есть своя правда, но все равно, если бы люди не хотели делиться своими новостями, а сохраняли бы их про себя, в программе новостей не было бы ни одной новости. Так что, думаю, обеим сторонам надо платить друг другу.
Хотя я пока не представляю себе, как это может быть.
Самый плохой, самый жестокий репортаж, который я когда-либо читал о себе, был репортаж журнала «Тайм» о том, как в меня стреляли.
Я обнаружил, что почти все интервью написаны заранее. Журналисты знают, что хотят написать о тебе, и знают, что думают о тебе еще до того, как поговорят с тобой, так что они просто подыскивают слова и детали, чтобы подтвердить то, что они уже решили сказать. Если идешь на интервью вслепую, совершенно нельзя предположить, какую статью напишет человек, с которым ты разговариваешь. Самые приятные, улыбчивые люди могут писать подлейшие статьи, а те, кто, кажется, тебя ненавидит, могут написать забавные, милые материалы. Журналистов еще труднее раскусить, чем политиков.
Когда журналист пишет действительно подлую статью, я всегда пропускаю ее мимо ушей; кто я такой, чтобы сказать, что это неправда?
Обычно говорили, что я пытаюсь «ввести в заблуждение» средства массовой информации, когда одной газете я давал одну автобиографию, а другой – другую. Мне нравилось давать разную информацию разным изданиям – так я мог проследить, откуда люди берут информацию. Таким образом, когда я знакомился с людьми, я всегда мог определить, какие газеты и журналы они читают, по моим же собственным высказываниям, которые они мне повторяли. Иногда забавная информация возвращается годы спустя, когда интервьюер говорит: «Вы как-то сказали, что Лефрак Сити – самое красивое место в мире», и тогда я понимаю, что он читал интервью, которое я как-то давал журналу «Аркитекчурал Форум».
Своевременная статья, напечатанная в нужном месте, действительно может прославить тебя на целые месяцы и даже годы. Я двенадцать лет жил рядом с бакалейным магазином «Гристедс», и каждый день заходил туда и гулял вдоль полок, выбирая то, что мне нужно, – от этого ритуала я получаю большое удовольствие. Двенадцать лет я делал это почти каждый день. Потом в один прекрасный день на обложке «Нью-Йорк пост» появилась цветная фотография Моники Ван Ворен, Рудольфа Нуриева и меня, и когда я после этого зашел в магазин, все служащие завопили: «Вот он!» и «Я же тебе говорил, это он!» Мне не захотелось туда больше приходить. А после того, как моя фотография появилась в «Тайм», я неделю не мог выгуливать собаку в парке, потому что люди показывали на меня пальцем.
Вплоть до прошлого года я был никем в Италии. Я был кем-то, может быть, в Германии и Англии, поэтому я больше не езжу в эти страны, но в Италии даже не знали, как пишется мое имя. Потом в журнале «Л'Уомо Вог» все же узнали, как оно пишется, от одной из наших суперзвезд, которая сблизилась с их фотографом, – постельные разговоры, как я подозреваю, – во-всяком случае, от него просочилось правильное написание моего имени, так же как и названия моих фильмов и фотографии моих картин, и теперь на мне в Италии помешаны. Недавно я был в крохотном городишке, который называется Боиссано, на другой стороне Ривьеры, и пил аперитив на террасе местного газетного киоска, и молодой парень, студент колледжа, подошел ко мне и сказал:
«Привет, Энди, как там Холли Вудлон?» Я был шокирован. Он знал около пяти английских слов, четыре из которых были МЯСО, МУСОР, ЖАРА и ДАЛЛЕСАНДРО, причем последнее, как итальянское, не считается.
Мне всегда были интересны ведущие ток-шоу. Один мой знакомый сказал, что стоит ему только посмотреть на таких ведущих, увидеть гостей передачи и услышать их вопросы гостям, как он сразу же знает, откуда они, где учились, какую религию исповедуют. Мне бы очень хотелось быть способным узнавать о человеке все, только лишь увидев его по телевидению, определять, какая у него проблема. Вообразите, вы смотрите ток-шоу и сразу же узнаете, например, что: проблема этого: ОН ХОЧЕТ БЫТЬ КРАСИВЫМ; проблема этого: ОН НЕНАВИДИТ БОГАТЫХ; проблема того: У НЕГО НЕ ВСТАЕТ; проблема другого: ОН ХОЧЕТ БЫТЬ НЕСЧАСТНЫМ; проблема третьего: ОН ХОЧЕТ БЫТЬ УМНЫМ.
И может быть, вы также смогли бы понять – Почему у Дины Шор НЕТ НИ ОДНОЙ ПРОБЛЕМЫ. А еще мне ужасно хочется, посмотрев на человека, уметь распознавать цвет его глаз, цветное телевидение в этом пока еще не очень-то помогает.
Некоторые люди подвержены действию телевизионной магии: они совершенно теряют лицо, когда не в кадре, но полностью собираются, когда их снимают. Они трясутся и потеют перед передачей, трясутся и потеют во время рекламы, трясутся и потеют, когда передача заканчивается; но пока камера их снимает, они спокойны и выглядят уверенно. Камера их включает и выключает. Я никогда не теряюсь, потому что мне никогда не удается собраться. Я просто сижу и говорю: «Я сейчас упаду в обморок. Сейчас упаду в обморок. Я знаю, я упаду в обморок. Я еще не потерял сознание? Я сейчас потеряю сознание». Когда я участвую в телевизионной передаче, я не могу думать о вопросах, которые мне сейчас зададут, я не могу думать о том, что сорвется у меня с языка – все, о чем я могу думать, это: «Это прямая трансляция? Правда прямая? Тогда ничего не выйдет, я упаду в обморок. Я жду обморока». Вот таков мой поток сознания в прямом эфире. В записи все по-другому.
И я всегда думал, что ведущие ток-шоу и другие известные телеперсоны не знают, что значит так нервничать, но потом понял, что некоторые из них по-своему знакомы с той же проблемой – может, они каждую минуту думают: «Я сейчас все завалю, сейчас я все завалю… пропал летний домик в Ист Хэмптоне… пропала квартира на Парк авеню… пропала сауна…». Разница в том, что пока они прокручивают в уме свою версию «я сейчас упаду в обморок», они каким-то образом – благодаря телевизионной магии – собираются и продолжают произносить нужные реплики и текст.
Есть люди, которые начинают играть свою роль только тогда, когда «включаются». «Включаются» разные люди по-разному. Как-то я смотрел по телевизору, как один молодой актер получает премию «Эмми»: он поднялся на сцену, сразу «включился» и вошел в роль: «Я хочу сказать спасибо, спасибо моей жене»… Он наслаждался. Я начал думать, что вручение награды – это просто фантастический момент для человека, который может «включиться» только перед скоплением публики. Если именно это его заводит, то, получая этот шанс, он, наверняка, чувствует себя там, на сцене, великолепно и думает: «Я могу сделать, что угодно, все что угодно, ВСЕ!» Так вот, я думаю, у каждого есть свое время и место для того, чтобы «включиться». Где я включаюсь?
Я включаюсь, когда отключаюсь и иду спать. Это тот великий момент, которого я всегда жду.
* * *«Хорошие» исполнители, по-моему, это универсальные записывающие устройства, потому что они могут воспроизводить и эмоции, и речь, и вид, и обстановку, – они более универсальны, чем магнитофоны, видеокамеры или книги. «Хорошим» исполнителям каким-то образом удается полностью записать переживания, поведение людей и ситуации, и они включают эти записи, когда требуется. Они могут повторить реплику точно так, как она должна звучать, и сами выглядеть точно так, как они должны выглядеть, произнося ее, потому что уже где-то видели эту сцену раньше и зафиксировали ее в памяти. Так что они знают, какие реплики и как они должны быть произнесены. Или не произнесены.
Мне понятны либо актеры-любители, либо очень плохие исполнители, поскольку что бы они ни делали, у них никогда это не получается как следует, а значит, и не может быть фальшивым. Но я никогда не смогу понять «хороших профессиональных» исполнителей.
Все профессионалы, которых я видел, всегда делают одно и то же в определенный момент каждого шоу. Они знают, когда зрители рассмеются, а когда им станет интересно. А мне нравится то, что каждый раз меняется. Вот почему мне нравятся актеры-любители и плохие исполнители – никогда не угадаешь, что они выкинут.
Джеки Кертис в свое время писал пьесы и ставил их на Второй авеню, и пьеса менялась каждый вечер – реплики и даже сюжет. Неизменным оставалось только название пьесы.
Если два человека смотрели пьесу в разные дни и начинали ее обсуждать, они обнаруживали, что в двух представлениях не было ничего общего. Эти представления были «эволюционными», поскольку пьеса все время менялась.
Я знаю, что «профессионалы» работают быстро и хорошо, они все успевают, производят хорошее впечатление, они все делают правильно, не сбиваются с тона, исполняют свои номера, и проблем не бывает. Смотрите, как они играют, и они выглядят так естественно, что просто не можешь поверить, что они не импровизируют, – когда они говорят что-то смешное, кажется, это только что пришло им в голову. Но потом приходишь на следующее представление, и та же самая смешная реплика приходит им в голову вновь и вновь.
- Оптимистическая трагедия одиночества - Ольга Порошенко - Культурология
- Feminism - Alexandr Master - Культурология / Обществознание / Психология
- Вдоль по памяти - Анатолий Зиновьевич Иткин - Биографии и Мемуары / Культурология
- Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая - Виктор Бычков - Культурология
- Беспозвоночные в мифологии, фольклоре и искусстве - Ольга Иванова-Казас - Культурология
- Эстетика и теория искусства XX века. Хрестоматия - Коллектив авторов - Культурология
- «Закат Европы» Освальда Шпенглера и литературный процесс 1920–1930-х гг. Поэтология фаустовской культуры - Анна Степанова - Культурология
- Семиотика мифа об Орфее и Эвридике - Арам Асоян - Культурология
- Безымянные сообщества - Елена Петровская - Культурология
- Культура как стратегический ресурс. Предпринимательство в культуре. Том 2 - Сборник статей - Культурология