И только лошади летают вдохновенно - Екатерина Кастрицкая

о том же попросила сама О. Л., и я честно сказала, что обещать ничего не могу, но попробовать можем, а там — как пойдет.

Так получилось, что наши импровизированные занятия (ну если их можно так назвать) не только стали неотъемлемой частью их и моей жизни, но и переросли в тесную дружбу, причем практически семьями.

Уже на следующий день после нашей первой встречи мне передали чудесный рисунок потрясающей рыжей лошади (идущей, похоже, испанским шагом) от маленького Олежки, а поездки на конюшню все многочисленное семейство ждало с огромным нетерпением всю неделю, в перерывах бесконечное число раз просматривая фотографии и переданное им видео.

И когда они, еще подъезжая к нам, начинали размахивать руками, с радостными приветственными воплями выскакивали из машины, сопровождаемые столь же громогласными приветственными воплями их щенка Люськи, дочери нашей Элли, бросались обнимать и гладить Рыжулина, а он снисходительно-доверчиво позволял им себя тискать и закармливать разными вкусностями, крайне осторожно себя вел и с предельной серьезностью пытался понять, чего же хотят от него эти странные маленькие человечки, как-то верилось, что все это совсем не зря.

О спортивной конюшне

На этой спортивной конюшне мы с Рыжулиным простояли 2 месяца. И за это время сформировался, так сказать, взгляд изнутри — на то, от чего меня и раньше даже от взгляда «снаружи» слегка отталкивало.

Это было не самое плохое время и не самая плохая конюшня. Единственным существенным минусом для Рыжулинского как для частной лошади был выгул. Вернее, его нехватка.

А еще были люди… Разные. Конюхи, которые могли ночью примчаться, чтобы помочь поднять завалившуюся лошадь. И спортсмены, которые хихикали над нашими «прогулками на поводке». Потому что для них лошадь существовала только под седлом. На тренировке. Как некий спортивный снаряд. Спортсмены, которые говорили, что, если выводить лошадь зимой на улицу, она обязательно простудится. Что рацион 6 кг сена и 6 кг овса — это то, что лучше для лошади. Ну и много еще подобного.

После лицезрения нескольких тренировок и посещения соревнований даже мои родственники и знакомые, которые раньше говорили, что я «дурью маюсь», вынужденно признали, что да, спокойно смотреть на это сложно. Особенно, когда они видели, как меняется Рыжуль. Попавший к нам именно из той самой спортивной среды.

***

Из всех спортсменов, детей из учебки, тренеров, в общем, всех, хоть мало-мальски причастных к лошадям, единственным человеком, который мог зайти к коню не только для того, чтобы его поседлать-поездить-расседлать, а, например, чтобы просто пообщаться или угостить сахаром, единственным человеком, который пытался пробовать что-то иное, была Люба. Только на ее тренировки можно было смотреть без содрогания. За что ей же и доставалось частенько. За «излишнюю мягкость и попустительство». И хотя форсирования и «ломки» было много и у нее — потому что система «совсем по-другому» не позволяет — но было все же и человеческое.

Люба была единственным человеком, пришедшим в конюшню после того, как лошадям сделали прививку от гриппа, когда нельзя было ездить верхом. И я, не выдержав, спросила, что она здесь делает. Не в тот день, а в глобальном смысле. Потому что разница в отношении к лошадям по сравнению с остальными — просто пропасть. А она призналась, что это — единственная возможность общаться с лошадьми, если живешь не в Минске, а в Зазерье. И что бросить их она не может…

***

Я ездила на ту конюшню каждый день. До или после работы (а иногда — вместо). Чтобы Рыжуль мог гулять. И частенько ехала домой с директором спортшколы. По дороге разговаривали. Естественно, о лошадях. Пару раз мне предлагали место в коневозе — чтобы Рыжуль мог поучаствовать в съемках (тогда как раз шла работа над фильмом «1612»), я вежливо отказывалась. А однажды, после того, как директор увидел, насколько аккуратно и бережно Рыжулин общается с детьми, он спросил, не хочу ли я дать его «под детей». В учебку.

— Мы закрепим за ним одного или двух детей — он же все равно у тебя не работает…

Только понимание, что это предложение было сделано из добрых побуждений, помешало мне отреагировать так, как хотелось.

— А что со школьными лошадьми? Неужели их не достаточно?

— У нас все старые или больные.

— Старые? — удивилась я. — Какие же это старые — 10 лет, а то и 8?

И услышала, что почти каждая из них хромает, или кашляет, или страдает еще каким-нибудь недугом. А вообще — моей лошади занятия спортом пошли бы только на пользу.

— Нет, спасибо, — попыталась я закрыть тему.

— Но почему? У нас многие так делают. А он спокойный, воспитанный, обученный, детей любит…

И я объяснила, в каком состоянии попала ко мне лошадь после того самого спорта, сколько сил пришлось приложить и какой путь проделать нам обоим, чтобы можно было видеть то, что директор видел в тот день. И что я никогда не позволю Рыжулину вновь пройти через это. Что он никогда-никогда больше не будет делать что-то из-под палки. Хватит, нахлебался этого счастья по самое «не могу».

И услышала, что да, спорт — это принуждение. И лошадь должна БОЯТЬСЯ проявлять неповиновение — как же по-другому? Об этом еще Петушкова писала в своей знаменитой книге…

А на слова о том, что еще как можно по-другому, и многие это с успехом доказали, услышала, что да, наверное, можно, но ведь «это надо РАБОТАТЬ так уметь. И ВРЕМЯ. А у нас его нет».

Не нашлась, что ответить. Пожала плечами и сказала, что да, и работать надо уметь, и время. А как же по-другому то?

***

Я безмерно уважаю Невзорова за то, что он первым показал ту теневую сторону развлечений с лошадьми. И то, что действительно можно по-другому. Всколыхнул это болото, и неслабо так всколыхнул — до сих пор волна идет.

Потом была переписка с его супругой Лидией и тот самый закрытый форум. Опять-таки — нигде больше до того времени я не встречала такого количества полезной и ценной информации по лошадям, сконцентрированной в одном месте. По кормлению, содержанию, ветеринарии… И такого количества грамотных в этом вопросе людей. И именно благодаря им мне, по сути, махровому «чайнику», удалось добиться у Рыжульки ремиссии. Пусть мы добились этого только на тот небольшой по меркам нормальной лошадиной жизни срок. Но я точно знаю, что было время, когда ему