«Б» – значит безнаказанность - Сью Графтон

Мои отношения с Коном Доланом, холодные и подчеркнуто вежливые, всегда были проникнуты духом конкуренции и основывались на взаимном уважении, хоть и не ярко выраженном. Вообще-то он терпеть не мог частных детективов. Считал, что мы должны заниматься своим делом, – при этом не объясняя, что имеется в виду, – предоставив защиту правопорядка профессионалам вроде него. В душе я почему-то верила, что когда-нибудь мы будем мирно сидеть за чашечкой кофе, обмениваясь уголовными сплетнями, точно две старушки, но его слова подействовали на меня как-то обескураживающе – хотелось провалиться сквозь землю. Когда я снова взглянула на него, на лице его было бесстрастно-услужливое выражение.

– Извини, – сказала я, покачав головой. – Ты меня застал врасплох. Думаю, еще не оправилась после всего этого.

По правде говоря, врасплох меня застало совсем другое – а именно пришедшее вдруг осознание того, что я убила человека и нисколько не переживаю по этому поводу. Нет, это неправда. Я переживала, однако если бы моей жизни снова угрожали, сделала бы то же самое еще раз. Я всегда считала себя человеком добрым. Но теперь больше не знала, что такое добро. Добрые люди не убивают близких. Словом, я была окончательно сбита с толку.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Долан.

Я снова рассеянно покачала головой, пытаясь вспомнить, зачем попала сюда.

– Я тут по делу одного клиента. Оставила заявление об исчезновении человека, – ответила я и тут же подумала, не встречал ли он Элейн, когда расследовал инцидент, произошедший в соседнем доме. – Не ты, случайно, вел дело об убийстве Грайс? В январе этого года?

Долан насторожился. В этот момент он походил на актинию, которая при появлении опасности прячется в раковине рака-отшельника.

– А что? – ответил он вопросом на вопрос; я поняла, что не ошиблась.

– Тебе не приходилось беседовать с женщиной по имени Элейн Болдт? Она живет в соседнем кондоминиуме.

– Что-то припоминаю. – Долан осторожничал. – Я говорил с ней по телефону. Она должна была прибыть в полицию, чтобы дать показания, однако так и не появилась. Так она и есть твой клиент?

– Она та, кого я ищу.

– И давно она исчезла?

Я поведала ему то, что знала сама; Долан внимательно слушал – готова была поспорить, про себя он рассуждал примерно так же, как и я. В окружную полицию Санта-Терезы ежегодно поступает несколько тысяч заявлений об исчезновении людей. Большинство потом находят, но некоторые словно растворяются в воздухе.

Долан сунул руки в карманы и резко повернулся.

– Если она объявится, передай, что я хотел бы побеседовать с ней, – сказал он.

– Так дело еще не закрыто? – не скрывая удивления, спросила я.

– Нет, и я не намерен обсуждать его с тобой, – сухо промолвил Долан и добавил: – Служебная этика. – Это была его любимая фраза.

– Черт побери, подумаешь, какая важность! Да я вас и не просила об этом, лейтенант Долан. – Я понимала, что он в данном случае печется об интересах следствия, но просто надоело терпеть его постоянное чванство. Он, кажется, решил, что имеет право выуживать у меня все, что я знаю, при этом ничего не давая взамен. Я была вне себя, и он это прекрасно знал.

Долан улыбнулся:

– Не кипятись. Я просто подумал, может, удастся отучить тебя совать свой нос в чужие дела.

– Ладно, я тебя тоже как-нибудь выручу. И между прочим, если хочешь побеседовать с Элейн Болдт, поищи ее сам. – С этими словами я повернулась и пошла прочь.

– Постой. Не надо обижаться...

Не убавляя шага, я оглянулась: по-моему, он выглядел чересчур самодовольным.

– Вот именно, – бросила я на ходу и толкнула двойные двери.

День был хмурый. Выйдя на улицу, я остановилась, чтобы немного успокоиться. Этот тип меня по-настоящему достал. Честное слово. Я глубоко вздохнула.

Было градусов восемнадцать – двадцать. Пробивавшиеся сквозь пелену облаков бледные полосы света – жалкое напоминание о солнечных лучах – придавали всему вокруг химический лимонный оттенок. Зелень кустарника отливала золотистым шартрезом, а лишенная влаги трава пожухла и казалась искусственной. Уже несколько недель не выпадало ни капли осадков; июнь был удручающе монотонным: туманы по утрам, унылые дни с подернутым дымкой небом, холодные ночи. Справедливости ради стоит заметить, что разговор с лейтенантом Доланом позволил мне взглянуть на всю эту историю в новом свете. Я задала себе вопрос: есть ли связь между убийством Марти Грайс и исчезновением Элейн Болдт? Почему бы и нет? Ведь допускала же я, что дебош на квартире Тилли не случаен. Может, Элейн скрылась, стремясь избежать неприятных вопросов? Я подумала, что для того, чтобы найти ответ, придется кое-что уточнить.

Я отправилась в располагавшуюся неподалеку редакцию и обратилась в справочный отдел с просьбой подобрать материалы по Марти Грайс. Мне нашли единственную заметку – в номере за четвертое января, на восьмой странице в разделе местной хроники.

ПО СООБЩЕНИЮ ПОЛИЦИИ ГРАБИТЕЛЬ УБИЛ ДОМОХОЗЯЙКУ И СЖЕГ ТРУП

Вчера вечером неизвестным злоумышленником – предположительно проникшим в дом с целью грабежа, – в собственном доме в западной части Санта-Терезы зверски убита 45-летняя домохозяйка Марта Рене Грайс. По словам детективов, миссис Грайс, проживавшей по адресу: Виа-Мадрина, 2095, было нанесено несколько ударов тупым орудием, после чего тело облито горючей жидкостью и подожжено. Пожарные, тридцать минут боровшиеся с огнем, обнаружили сильно обгоревший труп, который лежал в холле частично разрушенного пожаром дома. Соседи заметили пожар в 21.55. Жители двух ближайших домов эвакуированы, других пострадавших нет. Полиция не сообщает подробности, мотивируя это интересами следствия.

Мне показалось странным, что это преступление столь скупо освещалось в прессе. Может, полицейским просто нечего было сказать и они постарались отделаться дежурными фразами. Если так, то это объясняло поведение Долана. Может, дело вовсе не в том, что он не хотел поделиться со мной информацией. Просто у него не было никаких доказательств? В таких ситуациях все полицейские крайне скрытны. Я отметила в блокноте то, что, на мой взгляд, могло представлять интерес, и отправилась в библиотеку. Там я взяла вышедшую прошлой весной адресную книгу по Санта-Терезе. Марта Грайс значилась по адресу: Виа-Мадрина, 2095, вместе с неким Леонардом Грайсом, строительным подрядчиком. Я предположила, что это ее муж. В газетной заметке о нем не было ни слова. Интересно, где он был, когда произошла трагедия? Я выяснила, что по соседству, в доме 2093, жили Оррис и Мэй Снайдер. Оррис был на пенсии, однако ничего не говорилось о том, чем он занимался прежде. Я выписала имена и номер телефона. Интересно, удастся ли узнать, что за всем этим кроется? Возможно, Элейн была свидетелем чего-то такого, о чем не хотела говорить? Мне все больше нравилась эта идея. У меня появилась совершенно новая версия.

Взяв со стоянки машину, я покатила на Виа-Мадрина. Было ровно двенадцать, на улицы высыпали школьники: девочки в джинсах, коротеньких белых носочках и на высоких каблуках; мальчишки в летних брюках типа "чинос" и фланелевых рубашках. В Калифорнии соотношение панков и нормальных детей приблизительно один к трем, но большинство последних почему-то предпочитало ходить черт знает в чем. Некоторые носили чудовищного вида комбинезоны, другие – камуфляжную форму, напоминая штурмовиков, приготовившихся к воздушному десанту. У половины девиц в каждом ухе красовалось по три-четыре побрякушки. Что касается причесок, они отдавали предпочтение "мокрой" химии или хвостикам, которые торчали в разные стороны, словно фонтанчики.

Возле кондоминиума околачивались несколько юных особ, они сосредоточенно курили, распространяя вокруг запах гвоздики. Подбитые плечи, длинные ногти с зеленым маникюром, темно-красная губная помада – девицы походили на жен военных образца сорок третьего года, из тех, что посещали танцы, которые устраивала Объединенная служба организации досуга войск.

Краем уха я услышала обрывок их разговора:

– А я: "Твою мать, о чем, по-твоему, я тебе говорю, недоносок?!" А он мне: "Слушай, сучка, я тебе ничего не делал, так что это твои проблемы".

Улыбнувшись про себя, я с интересом взглянула на дом Грайсов. Это было выкрашенное в белый цвет одноэтажное строение с мезонином и приземистой Г-образной верандой вдоль фасада, которая покоилась на деревянных брусочках, когда-то подложенных на стойки из красного кирпича. Создавалось впечатление, будто домишко приподняли на домкрате и он готов рухнуть в любой момент. Во дворе царило запустение; кусты гортензии у крыльца все еще не оправились после пожара, листья пожухли и потемнели, хотя кое-где уже тянулись к свету молодые побеги. Прихваченные огнем оконные переплеты обуглились. На столбике была вывешена табличка, запрещавшая посторонним входить в дом. Меня интересовало, успела ли там побывать бригада спасателей. Я надеялась, что в доме все осталось таким, каким было сразу после пожара, хотя это представлялось маловероятным. И еще. Мне хотелось бы потолковать с Леонардом Грай-сом, однако все указывало на то, что дом необитаем. Даже стоя на улице, я явственно различала горьковато-кислый запах пепелища, смешанный с прогорклой сыростью, оставшейся после тушения пожара.