Так не бывает - Энн Вулф

Брук решила воспользоваться воцарившимся молчанием.

– Не ожидала от тебя, Робин. Мне казалось, ты лучше, чем остальные. – Она давилась словами так, что Юте казалось – Брук вот-вот поперхнется. – Ты гад, Робин Макаути! Настоящий гад! Ты – худший! И ты за это поплатишься.

Круто развернувшись, она последовала к выходу. Брук старалась держаться гордо и независимо, но пошатывающаяся походка и дрожащие плечи выдавали ее с головой.

– Ты бы полегче… – ошарашенно резюмировал Билли, положив на салфетку недоеденный хот-дог. После этой сцены у него окончательно пропал аппетит. – Это на тебя не похоже. Ты так орал, что я испугался за стекла в кафе…

– А ты бы на моем месте вел себя по-другому? – раздраженно поинтересовалась Юта.

Билли на секунду задумался. Его голубые глаза уставились в пространство между окном и Ютиным плечом. Наконец он изрек:

– Не знаю, что с тобой случилось, дружище Роби, но ты и сам, по-моему, не на своем месте.

Юта побледнела. Билли Шейн даже не догадывался, насколько он близок к истине.

Миссис Пирс приготовила на ужин чудесное жаркое и блинчики с корицей, которые так любил Питер. Однако несмотря на аппетитные запахи, витавшие в гостиной, и вкусную еду, ужин проходил в атмосфере всеобщего непонимания и раздражения.

Пит обратил внимание, что мать с отцом не только сели по разные стороны стола, но и вели себя, как люди, находящиеся по разные стороны баррикад. Они без конца бросали друг на друга взгляды, исполненные неприкрытой злости, и едва сдерживались, чтобы не сыпать оскорблениями.

Вообще-то Пит уже привык к тому, что предки не очень-то ладят друг с другом, но никогда не подозревал, что они испытывают взаимную ненависть. Они редко встречались, мало говорили, как с ним, так и друг с другом, но все-таки между ними оставался какой-то проблеск, просвет тепла, который внезапно куда-то исчез. Пит терялся в догадках, пытаясь понять: что такого могло произойти за этот день, что могло ожесточить сердца родителей?

К несчастью, этим странности не исчерпывались. Питу казалось, что родители старательно копируют друг друга. Робин превосходно изображал манеру Юты приглаживать вьющиеся, обильно заправленные гелем волосы, а Юта блестяще демонстрировала любовь Робина к рифмоплетству. Они были словно зеркальными отражениями друг друга.

Пит вспомнил серию одного из своих любимых мультфильмов о Губке Бобе. Кажется, она называлась «День наоборот»… В ней герои мультфильма изображали людей, противоположных им по характеру. Депрессивный осьминог Сквидворд изображал жизнерадостного Спанч Боба, а веселый Спанч и его друг – морская звезда Патрик – пытались быть такими же скучными и занудными, как Сквидворд.

Родители Пита напоминали героев этой серии. Всегда веселый и беззаботный отец был скованным и холодным, как мать. А мать изо всех сил старалась шутить и балагурить, что обычно было ей не свойственно.

Уделом Пита были лишь догадки. Неужели предки сошли с ума? Или настолько возненавидели друг друга, что стараются досадить друг другу таким извращенным способом? Он что-то слышал о том, что осенью с некоторыми людьми происходят всякие странности. Может, у его предков такие же проблемы? Или это он сошел с ума от любви к Дженнифер, вот ему и чудится всякая ерунда?

Но как тогда объяснить то, что Юта, вечно сидящая на морковно-творожной диете, беззаботно уплетает сочное мясо, а Робин, не мыслящий жизни без огромного блюда пирожков или пончиков с клубничным джемом, задумчиво грызет неаппетитную морковку?

Пит продолжал теряться в догадках, но никаких мыслей на ум не приходило. Без аппетита поужинав и поблагодарив миссис Пирс, он вышел из-за стола.

Пит никогда не подслушивал, но сейчас, уверенный в том, что в его отсутствие родители станут разговорчивее, он притаился за стеной, отделявшей гостиную от лестницы, которая вела на второй этаж. Кадка с пальмой была неплохим прикрытием. Пит протиснулся в узкое пространство между кадкой и стеной и прислонился к стене, которая немедленно обожгла холодом его красное от стыда ухо.

Пит оказался прав: стоило ему выйти из комнаты, хрупкое молчание, воцарившееся между предками, было тотчас же разбито. Первой вступила скрипка «ма», которая, к неописуемому удивлению Питера, заговорила… отцовским голосом:

– Разумеется, я знала, что ты бабник, Робин Макаути. Знала, что ты кретин. Но не знала, что и то, и другое возведено в квадрат!

– Спасибо, детка. Ты умеешь поддерживать в сложной ситуации, – раздался невозмутимый голос Юты, в котором улавливались отцовские интонации. – Вместо того чтобы зреть в корень, ты, как обычно, копаешься в мелочах.

– Ничего себе – мелочи! И прекрати называть меня деткой. Детки – те, с кем ты спишь и обедаешь в дурацких забегаловках!

– По-твоему, я должен грызть морковку и запивать ее обезжиренным молоком? Кстати, с чего это ты такая буйная? Обычно ты не кричишь, только исходишь ядом, как кобра…

– Если бы ты грыз морковку, не был бы похож на откормленного борова! И прекрати издеваться над моим телом! Не смей есть так, словно никогда не видел еды! Видишь ли, я не хочу уподобиться ходячему плакату: «Я питалась фаст-фудом»… Пока ты находишься в моем теле, будь добр, придерживайся моей диеты!

– По-моему, ты не в себе, Юта. Если думаешь, что я стану отказывать себе в пончиках…

– Да, я не в себе, а в тебе! В этом-то вся проблема! Поэтому ты будешь грызть морковку, мой дорогой, и пить легкое молоко. Пока все не встанет на свои места…

– И когда, по-твоему, это случится?

– В отличие от тебя, я не жду у моря погоды. Пока ты, ленивый медведь, обхаживал цыпочек в моем агентстве… можешь не возражать, я знаю, именно так все и было… я нашла телефон лучшего психоаналитика. И позвонила ему. Так что завтра утром мы будем решать свои проблемы…

– Слушай, а ты забавнее, чем я думал. Неужели ты всерьез считаешь, что нашу проблему могут решить врачи? То, что с нами случилось, детка, – за гранью их понимания. Это больше похоже на магию, чем на болезнь, нравится тебе это или нет…

– Не зови меня «деткой», Робин Макаути! Предлагаешь идти к гадалке?!

– Ну уж точно не к психоаналитику. Впрочем, я схожу с тобой, если тебе станет от этого легче. На тебя страшно смотреть – совсем расшатаны нервы.

– Зато ты потрясающе спокоен! Впрочем, чему я удивляюсь? Ведь тебя вряд ли волнует что-то кроме еды и баб! Только пойми одно, Робин: теперь, без своего отростка, ты им не нужен! Понимаешь, не нужен! Ни Брук Ширстон, ни другим потаскушкам…

– Поверь, я тоже был не в восторге от того, что твой усатый друг попытался сделать мне массаж…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});