Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За столом больше говорила хозяйка, а мрачный отставной атаман только посоветовал гостю встретиться с Дробышевым, значившимся в эмиграции уполномоченным Кубанского правительства при грузинском правительстве, тоже обитавшем в Константинополе.
В поисках Дробышева Мацкову пришлось заглянуть на посольский двор, где он сразу закружился в бесконечной толчее офицерства, как в водовороте, из которого нелегко было выбраться. Его захватили там самые невероятные слухи о готовящемся десанте на Кубань; из уст в уста передавалась сводка последних сообщений с Кубани, упоминалась сожженная дотла большевиками станица Ханская, куда якобы нагрянул со своим отрядом все тот же Рябоконь, уже вооруженный артиллерией. Сообщалось, что Врангель где-то проводил смотр войск, отправлявшихся в Россию. Тут же раздавались отпечатанные приказы атаманов казачьего войска, из которых Мацков узнал о существовании на Северном Кавказе полков Шкуро, готовых двинуться на большевиков.
Со всеми этими новостями, так далекими от того, что сам видел и слышал несколько дней назад, Мацков и пришел к Дробышеву. Уполномоченный, с красным, чуть посиневшим от частых выпивок носом, более обстоятельно и конкретно расспрашивал Мацкова о дисциплине в Красной Армии, об экономическом положении в России и почему-то больше всего о религиозном энтузиазме населения.
Выслушав Мацкова, Дробышев тоже особого интереса к нему не проявил, порекомендовав, в свою очередь, навестить юрисконсульта Кубанской рады Намитокова Айтека.
— Может, у него что найдется, — неопределенно закончил уполномоченный. — А потом как-нибудь встретимся…
Услышав эти слова, Мацков стал умолять лично познакомить его с Намитоковым. Его бросало в дрожь от того, что каждый от него хотел побыстрее избавиться, а Намитокова он не знал, и ниточка его надежды могла оборваться.
Дробышев согласился не сразу, ссылаясь на свою занятость неотложной работой над проектом административного управления Кубани на случай, если она получит самоуправление.
Мацков не упустил момент показать свой интерес к такому документу и высказать восхищение автором, обладающим государственным умом, поскольку ему поручена разработка такого важного закона.
— Думаю записать в проекте выделение иногородним земельных наделов. Пусть участвуют и в станичных сходах, но атаманом должен быть только казак, — делился своими мыслями польщенный Дробышев.
— Весьма своевременно, — подхватил Мацков. — Они, эти иногородние, внесли немало смуты. Такая запись, безусловно, утихомирит их, а казаки не позволят им развернуться.
После этого обмена мнениями Мацкову показалось, что Дробышев куда добрее и податливее Букретова и за него надо держаться обеими руками. Может, это еще и оттого, думал Мацков, что ему, прибывшему из России, удалось все же создать о себе впечатление, как о человеке осведомленном и преданном, а главное, сумевшем выбраться из Новороссийска, несмотря на все заслоны ЧК.
Намитокова больше всего заинтересовали обстоятельства бегства Мацкова из Новороссийска. Он с ходу задал ему много вопросов, уточняя детали проникновения на «Апостолос», место расположения тайника на судне, кто его видел из судовой команды, знают ли матросы его имя и другие подробности бегства в Турцию.
Мацков и тут отвечал весьма красочно, подчеркивая опасности, которые подстерегали его на каждом шагу, и, видимо, покорил непроницаемого черкеса.
— У вас остались там надежные люди? — спросил Намитоков. — В Новороссийске, Екатеринодаре…
На ум сразу никто не приходил. Надо было подумать, кого назвать, а Намитоков не сводил с него глаз. Адъютантская служба приучила Мацкова ко многим неожиданностям, но он всегда выходил из довольно сложных ситуаций: что именно хотели от него услышать, то и говорил, чтобы не разгневать тех, кому он служил.
— Могу положиться на свою многочисленную родню и только на тех, кого лично знаю. Таковых у меня немало, но они разбрелись, притихли, — уходил от прямого ответа Мацков. — Есть даже в Грузии…
— Где вы были в Грузии?
— В Тифлисе и Батуме.
— А скажите, Мацков, кто знает о вашем отъезде за границу?
— Никто.
— Не торопитесь. Подумайте.
— Да, совсем упустил… Переводчик, конечно, и его дочь. Больше никто.
Мацкова попросили выйти в коридор и там обождать. Намитоков и Дробышев долго совещались за закрытыми дверьми, решая судьбу бывшего адъютанта, в преданности которого они не сомневались. Он им понравился еще и своей покорностью. Мацков ходил по коридору и молил бога помочь ему вылезти из бездны, в которой он оказался, и прибиться к счастливому берегу. В Константинополе такого берега он под собой не почувствовал. Его словно покачивало на мелкой волне, как бревно среди мусора, попавшего в море, и конца этой качке не было видно. Заодно он проклинал большевиков, которых не было на турецких берегах и они не стояли над его душой, а поэтому он мог поступать, как ему заблагорассудится, не опасаясь их вмешательства в свою судьбу. Его страшила больше улица и даже порог дома, где он находился, как некая зловещая черта, переступив которую, он окажется никому не нужным, даже если будет подыхать под забором. В ожидании ему ничего не оставалось, как гадать о возможных предложениях, но то, что он услышал, никак не приходило в голову.
— Вы согласны с нами работать? — спросил Намитоков, ничего не поясняя.
Мацков, не задумываясь, тут же с напускным удивлением ответил:
— Господа, что за вопрос… Я в вашем распоряжении. — Он посмотрел на Дробышева, как бы спрашивая, правильно ли сказал, а тот переглянулся с грозным Намитоковым.
Ему предложили вернуться в Россию, которую он покинул, как полагал, навсегда. Мацков какое-то время стоял, как загипнотизированный, но на его собеседников это не произвело заметного впечатления. Их трудно было удивить какими бы то ни было сценами из жизни эмигрантов.
Получив согласие Мацкова, Намитоков стал его временным опекуном, взяв подопечного на полное иждивение и изолировав от внешнего мира. Намитоков и Дробышев усердно распространяли слух о том, что Мацков уехал в Прагу, а оттуда на лечение в Швейцарию. Поначалу они не раскрывали ему всего того, что предстояло делать в России, иногда приводили к нему бывших высокопоставленных особ, которые излагали свои прожекты, что и как следовало бы предпринять, чтобы укротить русского мужика и расправиться с большевиками. Мацков всем представлялся как Зимин Александр Иосифович, штабс-капитан, больше слушал, а о своих политических взглядах говорил путано, пытаясь, как всегда, подстроиться под собеседника. Почти все посетители старались выяснить его отношение к царю и церкви, самостийности Кубани, знание уклада жизни казачества и многое другое.
После того как Намитоков и Дробышев пришли к заключению, что Мацков выдержал проверку, ему объявили о предстоящем отъезде в Грузию, а оттуда на Кубань, поскольку эта дорога ему была хорошо известна. Существо задания сводилось к организации на Кубани подпольных групп на базе мелких артелей. Авторы этого плана воспользовались тем, что большевики в то время допускали частную инициативу. Это должны быть небольшие мельницы, лесопилки, маслобойки, сапожные мастерские или что-то подобное с числом компаньонов три — пять человек. В дело рекомендовалось вовлекать только надежных людей.
— Нам нужны и подпольные группы и деньги, — разъяснял Дробышев, — для поддержки действующих там зеленых, а здесь нас, иначе мы все подохнем с голоду.
Однако это было далеко не все, чего от него хотели. Задания Мацкову прибавлялись на каждом инструктаже, но от кого они исходили, Дробышев и Намитоков ни разу не обмолвились, а Мацков не решался спросить.
— С чего думаете начать? — спросил Дробышев на одной из встреч.
— Попытаюсь устроиться в Кубсоюз…
— Почему «попытаюсь»?
— Устроюсь…
— Именно так. А потом?
— Организую ячейку.
— Кстати, имейте в виду: «ячейка» — очень модное слово у большевиков. Советую чаще его употреблять. Кубсоюз — то, что надо, но я бы отдал предпочтение небольшой артели. Надежнее: все на виду.
Мацков терпеливо выслушивал инструктажи, задания и, кажется, все понимал, но Дробышев и Намитоков уже в который раз напутствовали, что он должен делать в России.
— Как можно быстрее установите связь с полковником Бересневым, который должен находиться в станице Самурской или Ханской. Полагаем, что он придерживается данных ему инструкций, однако мы весьма обеспокоены продолжительным молчанием полковника. Так ему и передайте. Не найдете Береснева, попытайтесь связаться с самим Рутецким-Беловым и у него навести справки относительно посланной к нему связи.
Мацков обещал выполнить это задание Дробышева, хотя сомневался про себя в успехе своей миссии. Поинтересовался паролем для связи с Бересневым.
- Протестное движение в СССР (1922-1931 гг.). Монархические, националистические и контрреволюционные партии и организации в СССР: их деятельность и отношения с властью - Татьяна Бушуева - Прочая документальная литература
- Воспоминания - Елеазар елетинский - Прочая документальная литература
- Феномен украинского «голода» 1932-1933 - Иван Иванович Чигирин - Прочая документальная литература / Исторические приключения
- Штрафбаты выиграли войну? Мифы и правда о штрафниках Красной Армии - Владимир Дайнес - Прочая документальная литература
- Неизвестный Хлыноff. Популярно о важном - Александр Балыбердин - Прочая документальная литература
- На страже тишины и спокойствия: из истории внутренних войск России (1811 – 1917 гг.) - Самуил Штутман - Прочая документальная литература
- В Индию на велосипеде через Западный Китай/Тибет/Непал - Григорий Кубатьян - Прочая документальная литература
- Германия и революция в России. 1915–1918. Сборник документов - Юрий Георгиевич Фельштинский - Прочая документальная литература / История / Политика
- Прибалтийский плацдарм (1939–1940 гг.). Возвращение Советского Союза на берега Балтийского моря - Михаил Мельтюхов - Прочая документальная литература
- В защиту науки (Бюллетень 1) - Комиссия по борьбе с фальсификацией научных исследований РАН - Прочая документальная литература