Укрощение строптивого - Айрис Джоансен

Мариана не выдержала этой затянувшейся паузы и быстро проговорила:

– Я знала, что ты рассердишься…

– Да, черт побери, я рассердился! – Голос Луи дрогнул. – Сколько ты заплатила Шулеру?

– Шулеру? – Ей пришлось порыться в памяти, чтобы вспомнить, кому принадлежит эта фамилия. – А, это тот психиатр, которого ты посещал, еще будучи подростком? – Мариана покачала головой. – Он тут ни при чем.

– Нет, при чем! Он нарушил профессиональную клятву! Но ты поступила в тысячу раз хуже, когда соблазнила его такой суммой, что бедняга не смог устоять. – Луи стиснул кулаки. – Черт бы тебя побрал!

– Никого я не… – Мариана замолчала. Ладно, пусть он лучше считает ее вероломной. – Я согласна: у тебя есть все основания возмущаться тем, что кто-то сунул нос в твою личную жизнь.

– Какое глубокое понимание чужой психологии!

И, тем не менее, это не заставило тебя остановиться в самом начале. Что еще тебе наплел этот сукин сын?

– Мне известно, что в свое время ты стал жертвой… – Мариана не могла смотреть на его разгневанное лицо и поэтому уставилась невидящим взглядом на картину с лилиями в пруду. – Мальчишкой ты оказался в шайке бродяг-воришек, которые промышляли карманными кражами, а заправлял вами настоящий преступник. В тринадцать он продал тебя в дом терпимости в Венецию. И ты остался там, пока полиция не разорила это гнездо…

– Продолжай.

Боже мой, до чего же трудно было ей говорить все это!

– Ты пришел к Шулеру, когда тебе исполнилось шестнадцать лет, потому что… тебя начали беспокоить… – она не отрывала глаз от картины, – твои сексуальные запросы в столь юном возрасте. Тебе нужна была постоянная женщина, но ты был вынужден пробавляться случайными связями. Очевидно, прошлое наложило свой отпечаток: стоило какой-нибудь девушке понравиться тебе всерьез, ты превращался в… дикаря. Это доводило тебя до безумия. – Мариане было очень важно, чтобы он правильно понял ее, поэтому она поспешно добавила:

– Я не имею в виду безумие в медицинском смысле: ты никогда никому не причинил вреда, никого не ударил. Но ты был близок к тому несколько раз, когда терял контроль над собой, вступая в близость с женщиной, в которую влюблялся. Именно это и толкнуло тебя на встречу с Шулером.

– От всей души надеюсь, что мне больше никогда не придется встретиться с этим болтливым подонком!

Горечь, прозвучавшая в его голосе, вызвала болезненный отклик в душе Марианы. Но она должна была договорить до конца, чтобы уже не возвращаться к этому.

– Он ничем не смог помочь тебе, но хотя бы сформулировал суть проблемы. Он сказал, что ты – чрезвычайно чувствительная натура и можешь полюбить только ту женщину, которая достойна уважения. Но тебе очень глубоко запало в душу, что сам ты недостоин подобных женщин. И ты словно бы мстил им за это… Чувство привязанности и близости вступало в противоречие с сексуальными потребностями, высвобождалась глубоко скрытая жестокость…

– Хватит! Я достаточно наслушался! Мариана умоляюще сложила руки на груди.

– Дай мне договорить! Ты ведь сам хотел услышать правду! И я тоже хочу, чтобы между нами не осталось никаких недомолвок…

Луи нахмурился, но промолчал, и она продолжала:

– Поскольку Шулер не смог помочь тебе, ты нашел свой собственный выход. Ты решил держаться подальше от женщин, которые вызывают у тебя чувство уважения и привязанности, и ложился в постель только с теми женщинами, которые возбуждают тебя лишь на физическом уровне. В этом случае не возникало никаких противоречий: ты сохранял контроль над собой, в то же время удовлетворив сексуальный голод. Таким образом, ты перестал бояться того, что близость с тобой может кому-то повредить.

– Я уже сказал: хватит!

Взглянув на Луи, Мариана увидела, как мертвенно побледнело его лицо, и поняла, что действительно хватит. Она не успела сказать ему всей правды, но, может быть, это и к лучшему.

– Я сознаю, что перешла за черту дозволенного. У тебя, очевидно, возникло ощущение, что я разрушила все барьеры… Мне остается только попросить прощения.

– Не поздновато ли?

– Я понимаю, что ты вряд ли сможешь простить меня – скорее железо растает. Просто я хочу, чтобы ты знал о моем желании. – Она поднялась. – Пойду назад, в дом. Я устала, а завтра – после того, как прибудут юристы, – нам придется поработать в поте лица.

– Подожди! – Луи схватил ее за руку. – И ты считаешь, что после всего случившегося мы можем запросто заняться делами корпорации?!

– Конечно! – Она удивленно посмотрела на него. – Ведь это принесет тебе громадные доходы. Видишь ли, существует довольно много людей, к которым я могла бы обратиться с подобным предложением – организовать линию, наладить производство… Наконец, я могла бы заняться этим сама: у моих коллег нет никаких сложностей ни с деньгами, ни со связями в деловых кругах. Но мне не хочется обращаться ни к кому другому, потому что… Потому что это – единственный способ расплатиться с тобой за то, что тебе пришлось проделать сегодня.

– Расплатиться? – Луи недоверчиво усмехнулся. – Ты говоришь так, словно я – племенной жеребец, который должен был осеменить кобылу.

– Если бы это не звучало так грубо… О, Господи, ты даже не представляешь, насколько твои слова близки к истине! – Она вырвала руку и быстро прошла к двери. – Короче говоря, завтра мы продолжим переговоры. Так будет справедливо. Я не имею право брать, ничего не отдавая взамен.

– Подожди! – Луи догнал ее и снова схватил за руку; жесткие нотки прозвучали в его голосе, который вибрировал от напряжения. – Что ты имеешь в виду? Что тебе нужно от меня, черт возьми?!

Мариана поняла, что теперь он от нее не отстанет, да ей и самой до смерти надоело лгать:

– Ребенок, – прошептала она. – Мне нужен был ребенок от тебя, Луи…

Он смотрел на нее широко открытыми глазами:

– Но какого…

– Нет! – Мариана больше не могла выносить его присутствия: нервы ее дрожали, как струна. Никогда прежде она не ощущала такой близости к другому человеку. И это пугало ее. – Завтра. Мы поговорим обо всем завтра…

Резко вырвав руку, она выскочила из беседки и помчалась по тропинке прямо к особняку.

Минутой позже Мариана захлопнула дверь своей спальни, закрыла задвижку и прижалась спиной к прохладным дубовым доскам.

Дело сделано.

Но почему же она не испытывает удовлетворения? Откуда эта ноющая боль, это чувство раскаяния? – думала Мариана, вспоминая лицо Луи в ту минуту, когда она выскочила из беседки. Она разбередила его старые раны, всколыхнула прежние воспоминания и сколько бы ни убеждала себя теперь, что у нее не было другого выбора, – ничто не помогало. Все его страдания она переживала вместе с ним – так, словно это были ее собственные боль и мука.