Сталин. Кто предал вождя накануне войны? - Олег Козинкин

Эти части в основном располагались в лагерях, имея непосредственно у госграницы прикрытие от роты до батальона, по существу усилив пограничную службу». При этом дивизии второго эшелона «совершали переброску или марши из районов лагерей или зимних квартир к границе», а часть дивизий к исходу 21 июня «продолжали оставаться в лагерях или на зимних квартирах».

Значит «особый приказ» наркома для приграничных дивизий о приведении их в боевую готовность всё же пришёл в этот округ, и именно после 18 июня, но до 21 июня? И это подтверждает командир именно приграничной 10-й сд ПрибОВО: «Генерал-майор И.И. Фадеев (бывший командир 10 стрелковой дивизии 8-й армии). 19 июня 1941 года было получено распоряжение от командира 10-го стрелкового корпуса генерал-майора И.Ф. Николаева о приведении дивизии в боевую готовность. Все части были немедленно выведены в район обороны, заняли ДЗОТы и огневые позиции артиллерии. С рассветом [20 июня] командиры полков, батальонов и рот на местности уточнили боевые задачи согласно разработанному плану и довели их до командиров взводов и отделений.

В целях сокрытия проводимых на границе мероприятий производились обычные оборонные работы, а часть личного состава маскировалась внутри оборонительных сооружений, находясь в полной боевой готовности. 8 апреля 1953 года». (ВИЖ № 5, 1989 г., с. 25.)

Часть текста приказа ГШ от 18 июня дал в своих показаниях командир 72-й горно-стрелковой дивизии КОВО генерал Абрамидзе, отвечая после ВОВ на вопросы Покровского (подробно эти ответы уже разбирались в книге «Адвокаты Гитлера», но эти стоит повторить):

«Два стрелковых полка (187 и 14 сп) дивизии располагались вблизи государственной границы с августа 1940 года. 20 июня 1941 года я получил такую шифровку Генерального штаба: “Все подразделения и части Вашего соединения, расположенные на самой границе, отвести назад на несколько километров, то есть на рубеж подготовленных позиций. Ни на какие провокации со стороны немецких частей не отвечать, пока таковые не нарушат государственную границу. Все части дивизии должны быть приведены в боевую готовность. Исполнение донести к 24 часам 21 июня 1941 года».

Точно в указанный срок я по телеграфу доложил о выполнении приказа. При докладе присутствовал командующий 26-й армией генерал-лейтенант Ф.Я. Ко-стенко, которому поручалась проверка исполнения. Трудно сказать, по каким соображениям не разрешалось занятие оборонительных позиций, но этим воспользовался противник в начале боевых действий.

Остальные части и специальные подразделения соединения приступили к выходу на прикрытие госграницы с получением сигнала на вскрытие пакета с мобилизационным планом. 11 июня 1953 года». (ВИЖ № 5, 1989 г., с 27.)

Дивизия Абрамидзе была приграничной, и директива НКО и ГШ № 504205 от 12 июня, поступившая в Киев 15 июня, её не касалась, т.к. отдельным пунктом этой директивы чётко было указано: «Приграничные дивизии оставить на месте, имея в виду, что вывод их к госгранице в случае необходимости может быть произведён только по моему особому приказу…» Т.е. данную дивизию также поднимали именно особым приказом наркома, и это был приказ ГШ от 18 июня.

Также существование «пр. ГШ от 18 июня» подтверждают и показания начсвязи ЗапОВО Григорьева, данные им на суде и следствии по делу Павлова. Ну, и хочется надеяться, что и приведённые в этой книге доказательства также покажутся читателю убедительными. И после этого остаётся только один вопрос: а кто виноват в том, что приведение в боевую готовность войск на границе перед 22 июня не состоялось, а точнее — было сорвано, и кем?

В октябре 2011 года по моей просьбе исследователь истории ПрибОВО С. Булдыгин попытался найти точный текст директивы ПрибОВО от 19 июня по указанным реквизитам, но ему ответили так: «Это опись шифровального отдела, и она до сих пор не рассекречена». Т.е при отправке директив НКО и ГШ в округа они все зашифровывались на бланках шифровального отдела Генштаба РККА (8-го Управления ГШ), которые также подписывались тем же Жуковым или его замами как исполнителями и на которых шифровальщик делал специальные пометки. К этим бланкам прикладывался черновик директивы-приказа с подписями, и затем бланк с черновиком сдавался в архив 8-го Управления ГШ на «вечное» хранение.

Иногда черновики приказов и директив попадали на хранение не в секретные папки и описи архивов. В таком случае их находят архивные копатели. Как нашёл черновик Директивы № 1 от 21.06.1941 г. исследователь С.Л. Чекунов («ник» в Интернете «Сергей ст.»).

(Примечание. Подобные черновики остались на отдельном хранении только потому, что в те годы шифровальщики ГШ входили в структуру Оперативного управления ГШ «Затем, когда 8-е Управление получило самостоятельность и вышло из ОУ, часть документов, которые не подвергались обработке шифровальщиками, была возвращена в оперативное управление, т.е. это было связано с определёнными организационными мероприятиями и некоторыми нарушениями режима секретности, за что потом их и долбили в докладной наркому Г.Б. Вот поэтому и всплыли сейчас эти черновики — они были в архивах О.У. А вот в последующем уже было жёстче с этим, и после разъединения шифровальщики хрен что вернули бы, тем более что 8-е Управление подчиняется лично НГШ» (С. Мильчаков).

Сегодня шифровальный отдел ГШ имеет свой отдельный архив, и он как раз и недоступен, хотя именно там и лежат «все разгадки трагедии 22 июня»…)

В ПрибОВО мехкорпуса поднимались также задолго до 22 июня:

«Генерал-полковник П.П. Полубояров (бывший начальник автобронетанковых войск ПрибОВО). 16 июня в 23 часа командование 12-го механизированного корпуса получило директиву о приведении соединения в боевую готовность. Командиру корпуса генерал-майору И.М. Шестопалову сообщили об этом в 23 часа 17 июня по его прибытии из 202-й моторизованной дивизии, где он проводил проверку мобилизационной готовности.

18 июня командир корпуса поднял соединения и части по боевой тревоге и приказал вывести их в запланированные районы. В течение 19 и 20 июня это было сделано.

16 июня распоряжением штаба округа приводился в боевую готовность и 3-й механизированный корпус (командир генерал-майор танковых войск А.В. Куркин), который в такие же сроки сосредоточился в указанном районе. 1953 год». (ВИЖ № 5, 1989 г., с. 23.)

Как видите, Полубояров даёт точную дату, к которой мехкорпуса в ПрибОВО должны были закончить выдвижение на рубежи обороны — начали выдвижение 18 июня, а закончили, согласно приказу, 20-го: «18 июня командир корпуса поднял соединения и части по боевой тревоге и приказал вывести их в запланированные районы В течение 19 и 20 июня это было сделано».

Также он ясно показал, что повышение боевой готовности мехкорпусов в ПрибОВО произошло уже 17 июня (на основании «директивы от 12 июня»)!

18 июня их подняли отдельным приказом «по боевой тревоге» и отправили в «запланированные районы» (запланированные по ПП округа). Напомню, по боевой тревоге и с выводом в «запланированные районы» не поднимают без приведения в полную б/г. Так как в запланированный район, в район, предусмотренный планом прикрытия, часть может выводиться только в случае военной опасности, угрозы войны.

В ПрибОВО было всего 2 механизированных корпуса и оба были приведены своим окружным командованием в боевую готовность после 16 июня, т.е. после получения директивы о «повышении боевой готовности…» от 12 июня (3-й мк подняли по тревоге аж 21 июня… но о том, почему Полубояров соврал, чуть позже).

Приграничные дивизии ПрибОВО тоже приводились в б/г до 22 июня:

«Генерал-полковник М.С. Шумилов (бывший командир 11-го стрелкового корпуса 8-й армии ПрибОВО). Войска корпуса начали занимать оборону по приказу командующего армией с 18 июня. Я отдал приказ только командиру 125-й стрелковой дивизии и корпусным частям. Другие соединения также получили устные распоряжения через офицеров связи армии. Об этом штаб корпуса был извещён. Боеприпасы приказывалось не выдавать. Разрешалось только улучшать инженерное оборудование обороны. Однако я 20 июня, осознав надвигающуюся опасность, распорядился выдать патроны и снаряды в подразделения и начать минирование отдельных направлений.

21 июня в штабе корпуса находился член военного совета округа (корпусной комиссар П.А. Диброва. — В. К), который через начальника штаба приказал отобрать боеприпасы. Я запросил штаб армии относительно письменного распоряжения по этому вопросу, но ответа не получил. 1952 год». (ВИЖ № 5, 1989 г., с. 24.)