Слава не меркнет - Гарри Табачник

летчиков имелись вполне современные машины. «И-16» обладал завидной скоростью, а «И-15»

отличался лучшей маневренностью. Первый вывод, который напрашивался сам: им надо действовать

вместе.

«Ну хорошо, — рассуждал далее Дуглас, — в таком сочетании легче выиграть воздушный бой, но ведь

это не решает главной задачи. Как прикрыть столицу, когда самолетов так мало?»

— Пожалуй, сейчас самое время ехать в Мадрид, — посмотрев на часы, сказал Пумпур. — Ведь всего не

расскажешь, надо посмотреть самому.

Вот он, этот город, о котором он столько думал последнее время...

Мадрид открылся их взору во всем своем неповторимом очаровании, когда они вместе с Хулио поднялись

на верх знаменитой «Телефоники» — самого высокого здания испанской столицы, увенчанного

двухэтажной башенкой в стиле испанского барокко.

Море разноцветных крыш вокруг. Где-то там внизу, под этими крышами, творили Веласкес и Кеведо, Сурбаран и Сервантес, Кальдерон и Лопе де Вега, Гойя и Унамуно.

Протяжный вой падающих бомб прервал мысли Смушкевича. А через минуту то тут, то там взметнулись

в небо языки пламени и черные столбы дыма.

Такого видеть ему еще не приходилось. Где-то там, в море огня горел дворец герцогов Альба, из которого

дружинники и рабочие с риском для жизни спасали бесценные полотна великих мастеров. Содрогалась

от взрывов площадь Капитолия — это совсем уже рядом.

В зловещий хор звуков вплетаются артиллерийские залпы. Орудия мятежников начинают обстрел [52]

города... Несколько снарядов попадают в зал, где работают телефонистки. К счастью, снаряды почему-то

не взорвались. И девушки, будто ничего не произошло, по-прежнему вызывают Париж, Вену, Нью-Йорк, Женеву, Буэнос-Айрес... О чем услышат они, эти далекие от грохота взрывов и свиста бомб города? О

чем захотят услышать? Ведь, чтобы слушать о том, что происходит в Мадриде, надо тоже иметь

мужество.

Один за другим спускаются в зал журналисты. Нервный, побледневший француз Луи де ла Пре,

прибывший по заданию «Пари суар», передает в Париж: «Мадрид — это озеро крови, отражающее

пожар. Я вам уже сказал: я только регистрирую ужасы, я только сторонний свидетель. Но пусть мне все

же будет позволено сказать то, что я думаю. Самое сильное чувство, которое я испытал сегодня, не страх, не гнев, не жалость — это стыд.

Я стыжусь, что я человек, если человечество оказывается способным на такую резню неповинных».

Дуглас смотрел на объятый ужасом Мадрид. Нет, он не испытывал чувства стыда. Он видел то, чего не

увидел де ла Пре: между творившими все это и остальными людьми не оставалось уже ничего общего.

И опять де ла Пре: «Погибло две тысячи человек. Христос сказал: «Прости им, не ведают бо, что творят».

Мы должны сказать: не прощай их, ибо они ведают, что творят...»

Париж не услышал слов де ла Пре. «Пари суар» не напечатала его репортажей. Французский самолет, в

котором он летел на родину, был сбит фашистами, и де ла Пре погиб. Но в Париже не услышали и это. Не

захотели слышать. [53]

Как не хотели слышать в другом городе, в другой стране переданных отсюда, из сотрясающегося от

взрывов, зияющего пробоинами зала «Телефоники», слов Эрнеста Хемингуэя. Он только что спустился с

башни, где стоял рядом с Дугласом. Там они и познакомились. И позднее Хемингуэй скажет: «Только

личность генерала Дугласа удерживает меня от того, чтобы написать, что русские воюют в Испании».

Тогда это было важно. Важно было молчать, чтобы не давать повода тем, кто пугал колеблющихся

жупелом красной опасности.

В защитной куртке, обросший бородой, Эрнест потрясен. Он уже видел войну. Но это были просто

детские игрушки по сравнению с тем, что происходит. А что ожидает мир в будущем? Эрнест быстро

пишет и передает телефонистке: «Нам нужно ясное понимание преступности фашизма и того, как с ним

бороться. Мы должны понять, что эти убийства — всего лишь жесты бандита, опасного бандита —

фашизма. А усмирить бандита можно только одним способом — крепко побив его...»

Вот с этим Дуглас был согласен. Именно об этом он и думал, стоя на башне «Телефоники». И когда

Хемингуэй сказал ему это, он молча пожал его руку. Как защитить Мадрид от этих наглых, возомнивших

себя непобедимыми убийц?

— Как? — Дуглас посмотрел на Хулио. Тот стоял рядом, осунувшийся, опустив плечи. Нелегко было

летчику, да еще истребителю, видеть все происходящее и не иметь возможности ничему помешать.

— Нельзя больше ждать... Нельзя, — тихо произнес Дуглас, тщетно пытаясь удержать начавшую

вздрагивать нижнюю губу. — Что-то надо придумать, — он замолчал, прошелся несколько раз взад и

вперед по площадке, а потом сказал: — Конечно, [54] самое лучшее, если бы можно было организовать

непрерывное патрулирование в воздухе...

— А где взять такое количество самолетов? — отозвался Хулио.

Они направились к выходу. Дуглас оглянулся, словно хотел навсегда сохранить в памяти вид-пылающего

Мадрида.

— Слушай, — обратился он к Хулио. — Мы уходим, и здесь никого не остается, а ведь отсюда далеко

видно, а? — он вопросительно посмотрел на Хулио.

— Надо оставить наблюдателя, — мгновенно среагировал Хулио.

Они просидели над картой Мадрида всю ночь в номере фешенебельного отеля «Гайлорд»,

превращенного теперь в не затихающий ни днем, ни ночью перевалочный пункт, куда приезжали с

фронта и откуда после короткого отдыха опять уезжали на фронт советские военные советники.

За окном продолжали грохотать взрывы. Выли сирены. Вздрагивала мебель в номере, а под потолком

раскачивалась тяжелая люстра. Но они ни на что не обращали внимания. К утру план воздушной

обороны Мадрида начал вырисовываться. Собственно говоря, в такой быстроте не было ничего

удивительного. Хулио уже давно вынашивал его отдельные черты, и потребовался только внешний

импульс со стороны человека, чья мысль сумела обобщить и свести воедино, сцементировать все его

предложения.

— Допустим, наблюдатель заметил противника... — рассуждал Дуглас. — Тут же звонок на аэродром...

— Тогда ракета — и в воздух.

— Летчики уже готовы. Будут дежурить возле машин... [55]

— Эх, только бы поскорее! Попробовать, как получится. — От нетерпения, охватившего его, Пумпур

вскочил и, яростно потирая руки, повторил: — Только бы поскорее!..

На некоторое время воцарилась тишина. Было слышно, как вдалеке ухают орудия, затем пронзительно

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});