Клетка для эгоиста - Грушенька Светлова

мы были знакомы, ты уже поняла, что мне плевать на ее мнение. К тому же этот дом и твой тоже, пока никакие документы не оформлены. В нем есть твоя комната, в конце концов, и, наверняка, остались какие-то твои вещи…

— Ты прав, но… Все это было так давно, что я уже отвыкла считать его своим. К тому же там все изменилось. Блудная дочь слишком давно не возвращалась домой и вот теперь не успела…

— Не вини себя. Ты не могла знать. Прошлое все равно не вернешь, так что лучше думай о настоящем и будущем. Расскажи о себе. Надолго планируешь задержаться в России?

— Вообще-то нет… не знаю… Если бы не все эти проблемы, уехала бы сразу же. Меня с Москвой больше ничего не связывает, а в Вене друзья, коллеги, работа. Здесь мне не по себе…

— Друзья, коллеги, работа и… все? — в его тоне не слышалось подвоха или насмешки, но он явно не пытался быть деликатным.

— Этого вполне достаточно на данном этапе, — пожала плечами она. — У меня особо нет свободного времени.

— А конечная цель?

— Пока что сложно сказать… Просто наслаждаюсь процессом. Мне нравится собирать и анализировать информацию. Она всегда новая… Это держит в тонусе и постоянно поддерживает интерес. К тому же информагентства часто требуют, чтобы сотрудники меняли дислокацию… Возможно, направят еще куда-то. Буду обживаться на новом месте. Новая страна — новый мир, новый язык, новые данные… Это затягивает.

— И отвлекает, — кивнул Лука.

— От чего? — не поняла Кристина.

— От настоящих вопросов.

— Ты это о себе?

— Мне казалось, мы обсуждали тебя. — На этот раз мужчина повернулся, глянул ей в глаза, потом скользнул по губам, хотя последнее, возможно, ей показалось. — Но в общем да, можно и обо мне так сказать, — добавил он, едва заметно пожав плечами. Кристина не смогла сдержаться от рассматривания в течение нескольких секунд его красивого строгого профиля.

— Да нет… Я не это имела в виду, — помотала она головой. — Мне нравится моя жизнь.

— Это радует, — с мягкой иронией улыбнулся он, и Кристина решила сменить тему.

— Насколько понимаю, у тебя в профессиональном плане тоже все в порядке. Бизнес успешен? И… ты теперь в Москву перебрался? Как тебе тут после Питера?

— Хочешь правду услышать или как? — слегка скривился он, на этот раз глянув более дружелюбно и блеснув обаятельной улыбкой.

— Звучит так, будто правду лучше не слышать, — усмехнулась Кристина.

— Правильный выбор.

Оба сдержанно хмыкнули, подавив смех.

На этом их диалог оборвался, но страха и напряжения больше не осталось, почти… Разве что когда он смотрел на нее иногда. В его глазах клубилось что-то такое темное и неразборчивое, словно туман в ущелье, куда не проникает солнечный свет. Эта тьма прикасалась к коже, к волосам, к губам, к одежде, будто изучала, оставляя после себя легкий озноб и жар. В такие моменты вновь приливали и захлестывали воспоминания об их физической близости, об их жарких прикосновениях, о томительном напряжении в самой глубине, о сладкой боли и выматывающих слезах. Но Кристина уже научилась справляться с этой волной эмоций и подавлять воспоминания. Отвернувшись к окну, она стала наблюдать за пробегающими за окном унылыми осенними городскими пейзажами. В них отзывалась тихая грусть, умиротворенная прохлада и будничная суета. От вида мокрого асфальта и малочисленных пешеходов с зонтиками, пробирало ознобом, но это только усиливало ощущение уюта и тепла в салоне дорогого автомобиля.

Когда они подъехали к дому, ее вновь охватила тоска… Знакомое крыльцо, пустые холодные окна, которые она считала родными, унылый осенний сад… Некоторое время просто хотелось постоять на месте, насмотреться и надышаться. Лука ей не мешал, будто чувствовал и понимал ее состояние. Впрочем, через некоторое время он все же подошел, внимательно вглядываясь в ее лицо, будто пытаясь угадать, о чем она думала. Кристина поймала себя на мысли, что вновь им любуется. Идеально сидящий темно-серый костюм, слепящая белизной рубашка, черно-белый галстук в шотландскую клетку, поблескивающие холодным металлом запонки, зажим для галстука и часы в том же стиле, распахнутый строгих очертаний плащ, туфли из мягкой кожи сверкают от чистоты даже в такую грязную погоду. Прямо-таки джентльмен, сошедший со страниц модного журнала осенне-зимнего сезона. Странным образом, он больше не вызывал паники. Возможно, потому что она все же чувствовала себя свободной от него, от тех мучительных чувств, что пожирали ее когда-то и выгорели. Теперь он был просто ей приятен как мужчина и почему-то казался не чужим, хотя и далеким одновременно.

— В доме никого нет, так что можешь не торопиться, — сообщил он, видимо, уже все здесь осмотрев, пока она, словно сомнамбула, стояла посреди дорожки и смотрела на лес с облетевшими листьями за дальним ограждением участка, на шарики и пирамиды туй и лиственниц, на тяжелые лапы елей, на кисточки из длинных иголок сортовых сосен с розовыми, словно цветы, шишками и дышала, дышала, дышала прохладой и свежестью влажной земли, хвои и опавших листьев.

— Даже уже забыла, как здесь хорошо… — прошептала она.

— Пойдем в дом. На улице прохладно.

— Да, конечно…

Они разделись в прихожей, и Лука вновь предоставил ее самой себе, пока она неслышным привидением бродила по комнатам, вспоминая и переживая эти воспоминания. На удивление, дом почти не изменился. Видимо, отец все же не позволил Ларисе взяться за него всерьез, и кое-где остались уголки, знакомые ей с детства. Вот кабинет отца, куда она прибегала, чтобы посидеть у него на коленях, подразнить и поотвлекать от работы. Вот ее нежная уютная комната, до сих пор заваленная мягкими игрушками, где когда-то скрывалось столько девичьих тайн, надежд, печалей и радостей. Вот спальня родителей и их постель, на которой она любила поваляться по утрам в выходные вместе с ними, посмеяться и потолкаться. Вот гостиная, где собиралось много гостей на все праздники. Когда родители развелись, на некоторое время хозяйкой на этих застольях стала она. Во всяком случае, отец так и звал ее — «моя маленькая хозяюшка», хотя она часто сбегала через пару часов скучного взрослого ужина, ссылаясь на то, что ей пора делать уроки. Он всегда был строг с ней, но она всегда знала, как он ее любил, поэтому