Алитет уходит в горы - Семушкин Тихон Захарович

Она помолчала, взяла у Тыгрены шитье и сказала:

— Ступай, Тыгрена, погуляй. Я пошью за тебя. Ведь даже старик Корауге и тот вылезает из полога. Ступай к Ваамчо. У них весело молодым. Старайся только, чтобы Корауге не заметил тебя. Не любит он Ваамчо и его отца Вааля.

— Я на охоту хочу, Наргинаут! Во льды, на простор. Привыкла я, там хорошо!

— Когда вернется Алитет, я скажу ему. Он обрадуется. Сам давно перестал ходить на охоту, а шкур хочет все больше и больше. Вон Туматуге строит ему третий полог. Третью жену решил привезти. — И, глядя на изумленную Тыгрену, Наргинаут добавила: — Ничего, Тыгрена, нам будет легче. Видишь, как много работы придумал Алитет.

На улице свистел ветер. Домой Алитет не вернулся. Он разъезжал и часто оставался ночевать у невтумов — приятелей по жене.

На побережье существовал обычай, когда охотники-мужчины договаривались друг с другом и временно обменивались женами. Нередко можно было встретить семью, глава которой говорил: «Это вот мой сын, а это — сын от моего приятеля по сменному браку». Такой союз двух семей обязывал к взаимной помощи. И если один из приятелей погибал или умирал, другой брал на себя заботу о его семье. Двое мужчин, состоящих в сменном браке, и назывались невтумами.

Но никто не пользовался этим старым обычаем так широко, как Алитет. Почти в каждом стойбище он имел таких приятелей.

Глава одиннадцатая

Жизнь стойбища Энмакай протекала обычным порядком. Как только прекращалась пурга, охотники выходили на море. Навесив ружья в тюленьих чехлах, они шли во льды, где под действием ветра и морских течений открывались полыньи.

Еще не выходя из стойбища, охотники определяли по отражению на небе величину полыньи и расстояние до нее. Большие полыньи, напоминающие громадные озера с ледовыми берегами, были неудобны для охоты: трудно достать убитого тюленя.

В белых, защитного цвета, балахонах охотники садились где-нибудь за отрогом льдины, курили трубку и, не отрывая глаз от воды, сторожили тюленя. Он редко показывался. Но как только тюлень бесшумно выныривал на поверхность, обнажая усатую морду, сейчас же раздавался выстрел. Тюлень, взмахнув ластами, на минуту скрывался в море, а затем всплывал, окрасив воду своей кровью.

В этом промысле Тыгрена не уступала ни одному охотнику стойбища Энмакай. Она с радостью уходила на охоту, во льды, на простор, лишь бы не оставаться в яранге Алитета.

Три дня подряд охотники ходили во льды и каждый раз возвращались без добычи. На четвертый день неожиданно с берега подул сильный ветер. Оставаться во льдах было опасно. Охотники спешили покинуть льды. Возвратились все, кроме Ваамчо. Люди беспокоились.

— Особо коварный дух появился на побережье. Нужно большую жертву ему, — сказал Корауге.

Тыгрена подумала:

«Алитет уехал в тундру к богатому оленеводу Эчавто. Он-то приедет… А вот Ваамчо… он уехал на четырех собачках далеко во льды, туда, где должна быть хорошая охота. Надо бы Ваамчо быть в тундре, а Алитету на хорошей охоте!»

И в этот момент она встретилась с упорным, пронизывающим взглядом шамана Корауге. Тыгрена отвернулась и без надобности стала перебирать шкуры. Ей показалось, что старик узнал ее плохие думы. Страх охватил ее. Ей стало так тяжело, что она оделась и вылезла на улицу.

Ваамчо не выходил у нее из головы. Хорошего человека всегда жалко. Она знает, что Ваамчо сидит теперь где-нибудь во льдах, укрывшись от ветра.

«Куда пойду?» — спросила себя Тыгрена.

Ветер дул сильно, порывами, и яранги почти скрылись в поднявшейся пурге. С моря слышался шум уходящих льдов.

«Пойду к Ваалю», — решила Тыгрена.

В пологе Вааля было человек восемь охотников. Они сидели вокруг старика. Царило тягостное молчание. Никто не замечал, что жирник коптит. Всем было ясно, что Ваамчо оторван от земли.

Тыгрена палочкой поправила мох в светильнике. Она боялась спросить о Ваамчо и молча присела в сторонке.

Старик Вааль сидел, склонив голову. Он даже не курил. По морщинам его лица бежали крупные слезы. Вааль рукой провел по лицу и, глядя в мокрую от слез ладонь, шепотом сказал:

— Никогда я не видел… этих слез. Стар я стал. Не могу удержать.

Он долго смотрел на свою руку с растопыренными пальцами.

— Где вторая одежда Ваамчо? — тихо спросила Тыгрена.

— Там… в сенках, — ответил старик.

Охотники принесли запасную одежду Ваамчо и стали набивать чучело. Они торопливо заталкивали в кухлянку, в штаны, в обувь разную домашнюю рухлядь. И скоро подобие человека из одежды Ваамчо было готово. От бедного хозяйства старика осталось только две шкурки — все ушло в чучело.

— Может быть, слабо набито? — спросил старик. — Возьмите я эти. Я спать не буду.

Чучело осторожно вынесли в сенки.

Глава двенадцатая

Возвращаясь домой и не дойдя еще до своей яранги, Тыгрена услышала рокочущие звуки бубна.

Она остановилась, но ветер сбивал ее с ног. Тыгрена вбежала в сенки и с волнением стала прислушиваться к завываниям шамана и ударам в бубен.

Казалось, меховой полог был заполнен этими звуками, и они, как живые, летали от стенки к стенке, от пола к потолку. Тыгрене представился никогда не улыбающийся Корауге.

В темноте кто-то подошел к ее ногам. Тыгрена затряслась от страха. Она хотела броситься скорей в полог — и не могла. Ноги не шли. Но вдруг Тыгрена услышала знакомое поскуливание. У ног ее была старая сука. Тыгрена обрадовалась. Она присела на корточки, прижалась к теплой морде собаки и стала нежно гладить ее.

Под звуки бубна шаман кричал:

Ветер остановись!..

Много дней в отлучке Алитет.

Духи, сделайте хорошую погоду!

Ваамчо в жертву вам…

Прислушиваясь к словам Корауге, затаив дыхание Тыгрена прижалась к собаке, шептала ей:

— Хорошо тебе собакой быть! Собакой быть лучше. Не хочется идти в полог, опять встречаться с глазами старика. Я бы спала с тобой в сенках, в темноте, чтобы никого не видеть.

Бубен звенел и рокотал. И опять донеслись слова. Они с хрипом вырывались из горла Корауге:

Его яранга — источник несчастья…

Илинеут замерзла… Ваамчо… духи…

Бубен заглушил слова.

Склонившись к собаке, долго сидела Тыгрена. Потом в пологе наступила тишина, изредка прерываемая хрипами шамана. Он довел себя до изнеможения и теперь хрипел, как загарпуненный морж.

От неподвижного сидения на корточках ноги Тыгрены онемели, стали мерзнуть. Она осторожно поднялась и вползла в полог. При потушенных жирниках она бесшумно разделась и внезапно услышала охрипший голос Корауге:

— Звери в такую погоду не выходят из норы. Или тебе можно бродить, когда муж в отлучке?

Не упоминая имени Ваамчо, Тыгрена сказала:

— Корауге, человека оторвало со льдами. Великая печаль в стойбище… Чучело готовили. Ведь хочется узнать, жив ли человек. Слышишь, какой ветер?

— Все слышу и все знаю. Не там ищи печаль. Все может быть, Алитет… — И шаман не договорил из опасения натолкнуть злых духов на Алитета.

— Кто знает, Корауге, что замышляют злые духи? Не хотел ли ты сказать, что Алитет сбился с пути или свалился с обрыва? — спросила Тыгрена, воспользовавшись темнотой.

— Замолчи и ложись спать, — прошипел Корауге. — Язык твой чисто женский, без соображения. Болтает непотребное.

Между тем скрытое желание Тыгрены и заключалось в том, чтобы Алитет разбился где-нибудь со скалистого обрыва. Ведь бывает же такое даже с хорошими людьми?

Тревожно прошла ночь. Ветер с прежней силой несся мимо яранг к морю. Охотники опять собрались у старика Вааля. От пронизывающей пурги яранга дрожала. Ветер врывался через щелки в сенки, и чучело содрогалось. Над ним дежурили два охотника и время от времени кричали старику:

— Шевелится!

Вааль сидел в пологе, и каждый раз, как только доносилось до него слово «шевелится», радостная улыбка пробегала по его усталому, измученному лицу.