Шрифт:
Интервал:
Закладка:
М.М. Пришвин записал в своем дневнике 7 января 1919 г.: «Социализм революционный есть момент жизни религиозной народной души: он есть прежде всего бунт масс против обмана церкви, действует на словах во имя земного, материального изнутри, бессознательно во имя нового бога, которого не смеет назвать и не хочет, чтобы не смешать его имя с именем старого Бога» [149].
В целом, большинство населения России подошло к 1917 г., охваченное предчувствием великого преображения мира через революцию. Обсуждались и становились все более явными черты будущей благой жизни, образ которой вскоре и оформился как советский проект. Мессианской страстью были проникнуты и стремления тех, кто этого проекта не принимал.
Сдвиги в самосознании российских трудящихся
Справедливость — едва ли не самая древняя из осознанных человеком ценность. Она еще питается умолкающими под гнетом культуры инстинктами сохранения жизни и продолжения рода. Такие ценности, как равенство, классовый или национальный интерес, прогресс и права личности, выработаны в культуре совсем недавно, в современную эпоху. А о справедливости как основании права и государства писали такие философы древности, как Сократ, Платон и Аристотель, в понятных нам терминах и логике.
Социальная справедливость как принятый и признанный обществом тип распределения тягот и благ различна в разных культурах и обществах в разные периоды времени. В сословном обществе, которое существовало в России до 1917 г., представления о справедливости вырабатывались исходя из объективной и духовной реальности, как распределение социальных ролей, прав и обязанностей всех сословий. И материальная реальность, и культура менялись, писаные и неписаные договоры нарушались, противоречия достигали критического порога. Случались бунты. Тягловые сословия, прежде всего крестьяне, восставали против помещиков и защищавшей их власти, как нарушивших систему прав и обязанностей. Но эти бунты и восстания не предполагали изменения всей структуры общества или статуса сословий — крестьяне не пытались произвести «экспроприацию экспроприаторов» и стать помещиками.
Это положение стало быстро меняться в ходе модернизации. Европейское образование принесло в Россию новые понятия, выработанные Просвещением. Наложившись на православную культуру, эти идеи толкнули исторический ход событий в России в совсем иной «коридор», нежели на Западе. В кратчайший период в среде образованной молодежи соединились идеи православного гуманизма и братства людей с национальной идеей России. Возник росток современного светского и гуманистического российского мировоззрения с сильной революционной компонентой.
Надо сегодня вчитаться в стихи, написанные совсем юным А.С. Пушкиным в 1818 г.:
Пока свободою горим,Пока сердца для чести живы,Мой друг, отчизне посвятимДуши прекрасные порывы!Товарищ, верь: взойдет она,Звезда пленительного счастья,Россия вспрянет ото сна,И на обломках самовластьяНапишут наши имена!
А. Радищев сострадал угнетенным и возмущался несправедливостью, он говорил эпическим языком традиции. Пушкин же дал язык и новый понятийный аппарат. Философ В.В. Розанов сказал, что российскую монархию убила классическая русская литература. Это гипербола, но в ней есть зерно истины.
В 1823 г. Пушкин пишет стихотворение «Деревня», в котором уже виден вектор социального проекта, ставится вопрос об (изменении самого типа российского общества:
Не видя слез, не внемля стона,На пагубу людей избранное судьбой,Здесь барство дикое, без чувства, без закона,Присвоило себе насильственной лозойИ труд, и собственность, и время земледельца...........Увижу ль, о друзья! народ неугнетенныйИ рабство, падшее по манию царя,И над отечеством свободы просвещеннойВзойдет ли наконец прекрасная заря?
И это не юношеский романтизм, стихи отражают состояние умов целой социокультурной группы, влияние которой так и росло до 1917 г. М.А. Бакунин, давая отповедь на серию статей Ф. Энгельса о реакционном характере России, русского народа и крестьян (в сравнении с «революционными немцами»), пишет в книге «Кнуто-германская империя и социальная революция»: «С 1818 по 1825 год мы видели, как несколько сот дворян, цвет дворянства, принадлежащего к наиболее образованному и богатому классу, подготовили заговор, серьезно угрожавший императорскому деспотизму… основываясь… на полном освобождении крестьян с наделением их землею. С тех пор не было в России ни одного заговора, в котором бы не участвовала дворянская молодежь, часто очень богатая. С другой стороны, все знают, что по преимуществу сыновья наших священников, студенты академий и семинарий составляют в России священную фалангу революционной социалистической партии…
Можете ли вы вообразить себе немецкого бюрократа или же офицера немецкой армии, которые были бы способны составить заговор и восстать за свободу, за освобождение народов? Несомненно, нет… Ну, а бюрократия русская и русские офицеры насчитывают в своих рядах многих заговорщиков, борющихся за благо народа… И я повторяю, большое счастье для русского народа, что он не проникся этой цивилизацией точно так же, как не проникся и цивилизацией монголов» [9].
Тот факт, что ни русский народ, ни русская революция «не прониклись этой цивилизацией», т.е. буржуазным духом, стал ясен с самого начала этого процесса, с декабристов. Уже тогда США стали выразителем нового духа Запада, и А. Пушкин сказал: «Мне мешает восхищаться этой страной, которой теперь принято очаровываться, то, что там слишком забывают, что человек жив не единым хлебом». А Н.В. Гоголь добавил: «Что такое Соединенные Штаты? Мертвечина; человек в них выветрился до того, что и выеденного яйца не стоит».
Но обратимся снова к непосредственно предреволюционному периоду. Реформа 1861 г., предоставив простор для развития капитализма в России и модернизации многих сторон жизни, в то же время породила глубокий кризис («Распалась цепь великая, распалась и ударила — одним концом по барину, другим по мужику»). Происходила ломка хозяйственных укладов. В докапиталистической стадии развития хозяйства России отсутствовал уклад городского хозяйства, подобный укладу западных городов с их сложной цеховой организацией ремесленной промышленности и мануфактуры. Основная масса русской мелкой промышленности была рассеяна по деревням. Теперь развивалась городская промышленность с большими фабриками и заводами, формировались новые социальные и культурные типы, новые общности типа трудовых коллективов, в том числе многонациональных.
Изменился уклад деревни, был разорван «общественный договор» между крестьянами и помещиками, резко возросла роль общины в жизнеустройстве деревни. Крестьяне были «освобождены» так, что были обязаны платить за свою землю «выкупные» (их отменили только вследствие революции 1905 г.). Феодальная собственность помещиков стала преобразовываться в частную, что означало резкий перелом в социальных отношениях. Исторически в ходе собирания земель в процессе превращения «удельной Руси в Московскую» шел обратный процесс — упразднение зачатков частной собственности, владение землей стало государственной платой за обязательную службу. Некоторые историки именно в этом видят главную задачу опричнины Ивана Грозного. Американский историк Р. Пайпс пишет: «Введение обязательной службы для всех землевладельцев означало… упразднение частной собственности на землю. Это произошло как раз в то время, когда Западная Европа двигалась в противоположном направлении. После опричнины частная собственность на землю больше не играла в Московской Руси сколько-нибудь значительной роли» [171].
При частной собственности на землю аграрное перенаселение в России позволило поднять арендную плату в 4-5 раз выше капиталистической ренты. Поэтому укреплялось не капиталистическое, а трудовое крестьянское хозяйство — процесс шел совершенно иначе, чем на Западе. А.В. Чаянов пишет: «В России в период, начиная с освобождения крестьян (1861 г.) и до революции 1917 г., в аграрном секторе существовало рядом с крупным капиталистическим крестьянское семейное хозяйство, что и привело к разрушению первого, ибо малоземельные крестьяне платили за землю больше, чем давала рента капиталистического сельского хозяйства, что неизбежно вело к распродаже крупной земельной собственности крестьянам» [187, с. 143].
В то же время государство с помощью налогообложения стало разрушать натуральное хозяйство крестьян, заставляя их выносить продукт на рынок, что обеспечивало валютные поступления от экспорта зерна. В середине 70-х годов XIX в. средний доход крестьян с десятины в европейской части России составлял 163 коп., а все платежи и налоги с этой десятины — 164,1 коп. Поэтому практически все крестьяне занимались отхожим промыслом или сочетали земледелие с сезонной работой в промышленности. Резко повысилась мобильность населения. Сословное общество России, оставаясь в главных признаках обществом традиционным, быстро модернизировалось.
- Вырвать электроды из нашего мозга - Сергей Кара-Мурза - Политика
- Россия возвращается в доэлектрическую эру - Сергей Кара-Мурза - Политика
- Кризисное обществоведение. Часть первая. Курс лекций - Сергей Кара-Мурза - Политика
- Неолиберальная реформа в России - Сергей Кара-Мурза - Политика
- Общественные блага, перераспределение и поиск ренты - Гордон Таллок - Политика
- Аномия в России: причины и проявления - Сергей Кара-Мурза - Политика
- Маркс против русской революции - Сергей Кара-Мурза - Политика
- Август 91-го. А был ли заговор? - Анатолий Лукьянов - Политика
- Август 91-го. Был ли заговор? - Анатолий Лукьянов - Политика
- Русская революция, 1917 - Александр Фёдорович Керенский - Биографии и Мемуары / История / Политика