Тайные смыслы Второй мировой - Алексей Кофанов

В русской истории никогда не бывало ничего даже отдаленно напоминающего фашизм.

Не верите мне? Слушайте Л. Фейхтвангера. В 1937 году он ездил по СССР и написал об этом книгу, где есть и такие слова:

«Многие называют Советский Союз противоположностью демократии и даже утверждают, будто между Союзом и фашистской диктатурой нет разницы. Жалкие слепцы! Диктатура Советов запрещает распространять лишь два взгляда: что построение социализма невозможно без мировой революции и что Советский Союз должен проиграть грядущую войну. Советский Союз запрещает агитировать, что дважды два — пять, в то время как фашистские диктатуры запрещают доказывать, что дважды два — четыре» [89].

Заметьте: никакого мотива льстить России Фейхтвангер не имел.

И еще.

В конце XIX века опубликовали некий текст, вот его часть:

«Если мы признаем, что цель всего существующего — появление сверхчеловека, то важная часть этой цели есть появление сверхнарода. Ибо один только сверхчеловек и одна только сверхнация есть цвет и цель человеческого рода; остальные были созданы лишь для того, чтобы служить этой цели. Эта нация будет владычествовать над другими».

— Знакомые идеи?

— Конечно! — ответите вы. — Нормальный гитлеровский нацизм…

Верно. Однако читаем дальше: «И эта нация есть Израиль, который среди других народов есть высший тип человечества» [90].

Как говорится — опаньки…

Автор текста — крупный сионист Ашер Гинцберг (он же Ахад Гаам), родившийся в 1856 году в Киевской губернии. Член секты Хабад.

Повторяю: написано в конце XIX века…

Нет, я не утверждаю, что немецкий нацизм появился лишь в ответ нацизму еврейскому. Не в ответ.

Открыто проявились они одновременно.

Кстати, в 1932 году американская ФРС выпустила удивительнейшую монету — в честь окончания Великой депрессии. [91] Вот она:

Если плохо видно, то на ней написано: «The end of the depression». А в центре свастика, совмещенная со звездой Давида, четырехлистником и Всевидящим оком.

Вот и думайте, каким способом удалось прекратить депрессию. А заодно — что за структура стоит одновременно за нацизмом, сионизмом и масонством…

Третья волна

Выдумщики словечка «тоталитаризм» вещают, что лишь «русские рабы» и «тупые немцы» могли поддаться массовому промыванию мозгов и позволить учинить над собой диктатуру. Однако давно доказано, что это не так.

Некто Рон Джонс преподавал историю в калифорнийской школе. В 1967 году он провел эксперимент… Впрочем, слово самому Рону:

«Мы изучали нацизм, и меня спросили: „Как могли жители Германии утверждать, что ничего не знали о концентрационных лагерях и истреблении людей?“ Хороший вопрос. Я решил потратить неделю на его исследование.

В понедельник я познакомил старшеклассников[36] с одной из сторон жизни рейха — с дисциплиной. Я прочел лекцию о ее красоте. О чувствах спортсмена, который усердно тренировался, чтобы добиться успеха. О том, как много работает балерина или художник, чтобы сделать совершенным каждое движение. О терпении ученого, увлеченного поиском научной идеи…

Чтобы испытать силу дисциплины, я предложил классу поставить ноги так, чтобы ступни полностью касались пола, а руки заложить за спину, выпрямив позвоночник. „Разве вам не легче дышится? Ведь так вам лучше? Правильное положение тела помогает сосредоточиться и укрепляет волю!“ На самом деле я ввел обязательную посадку.

Ученики вставали, а затем я приказывал им принимать это новое положение „смирно“. Я ходил между рядами, поправляя упущения. Натренировавшись, класс вышел в коридор, а потом за пять секунд без единого звука занял свои места в положении „смирно“.

Мне стало интересно, как далеко можно зайти, оказывая на них давление.

Я ввел новые правила. Когда звенит звонок, все ученики должны уже сидеть „смирно“; говоря, ученик должен стоять; любой вопрос или ответ должен начинаться со слов „мистер Джонс“. Отвечавших вяло я заставлял повторять ответ, пока он не превращался в образец точности и уважения. Четкость стала важнее содержания.

Активность класса резко изменилась: раньше в обсуждении принимали участие несколько человек, а теперь — все. Ученики сосредоточились. Казалось, они даже задают более интересные вопросы и относятся друг к другу с большим сочувствием. Как это могло произойти? Я ввел авторитарную обстановку, и она оказалась очень плодотворной… Куда ведет этот эксперимент?

Во вторник я вошел в класс и обнаружил, что все молча сидят в положении „смирно“.

— Общность — это связь между людьми, которые вместе работают и борются, — начал я. — Когда соседи помогают друг другу при постройке дома; когда человек чувствует, что он — не одиночка, а часть чего-то большего… Общность, как и дисциплину, можно прочувствовать лишь на практике.

Я предложил двум ученикам встать и произнести: „Сила в дисциплине, сила в общности!“ К ним присоединялись еще двое, и так до тех пор, пока весь класс не начал скандировать стоя. Ученики поглядывали друг на друга, чувствуя силу, которую давала принадлежность к группе.

Я тоже стал участником эксперимента. Мне приятно было видеть их удовлетворение, становилось все труднее не поддаться общему порыву.

Еще я создал приветствие: подъем изогнутой правой руки к плечу. Я назвал это салютом Третьей волны, потому что кисть руки напоминала гребень набегающей волны. Моряки считают, что волны накатывают сериями по три, и последняя — самая большая; отсюда мне явилось название. В конце урока я медленно поднял и согнул руку. Весь класс без команды отдал ответный салют.

Несколько следующих дней ученики обменивались этим знаком. Идешь по коридору, и вдруг трое поворачиваются к тебе и быстро салютуют. В библиотеке и в спортзале ученики приветствовали друг друга этим странным жестом. В буфете обернешься, услышав грохот падающей посуды, — оказывается, два ученика салютуют друг другу… Загадочное поведение интриговало. Многие ученики из других классов спрашивали, нельзя ли им присоединиться.

В среду желавшим участвовать в Третьей волне я выдал членские билеты. Никто не отказался. В классе теперь было сорок три человека: тринадцать учеников пришли с других уроков. На трех билетах я поставил красные крестики:

— Будете сообщать мне о тех, кто не подчиняется правилам!

Затем объяснил, что дисциплина и общность не имеют смысла, если нет действия. Подчеркнул, что упорство и преданность друг другу позволят достичь больших успехов. Напомнил, как тяжело учиться в классах, где соперничество огорчает и приводит к ухудшению результатов…

Ученики стали без приглашения вставать и говорить:

— Мистер Джонс, я узнал столько нового!

— Мистер Джонс, почему вы не учите так всегда?

Я был потрясен! В казарменной обстановке им было комфортно… Обескураживало и то, что трудоемкие домашние работы о нацистской Германии они даже перевыполнили. Успеваемость росла! Казалось, ученики сделают все, что я прикажу.

Чтобы выяснить этот вопрос, я дал каждому задание:

— Разработайте проект знамени Третьей волны.

— Вы отвечаете за то, чтобы в эту комнату могли войти только участники Третьей волны.

— Запомните наизусть имена и адреса всех участников Третьей волны.

— Обучите посадке „смирно“ двадцать детей из начальной школы и докажите им, что в этой позе лучше учиться.

— Каждый из вас должен дать мне имя и адрес одного надежного друга, который достоин включения в Третью волну…

Чтобы стать участником, нужно было получить рекомендацию от одного члена организации и членский билет от меня. Новый член давал клятву подчиняться нашим правилам.

В школе царило оживление. Повар спросил, как должно выглядеть печенье Третьей волны. Я сказал, что его надо посыпать шоколадной стружкой. Библиотекарь поблагодарила меня за огромное знамя с девизом об учебе, которое она повесила над входом в библиотеку. Директор отдал мне салют Третьей волны… К концу дня в орден вступили более двухсот учеников. Я был несколько напуган.

Следить за соблюдением правил я назначил троих, но ко мне явилось человек двадцать с доносами, что Аллан не отдал салют, а Джорджина критически отзывалась о нашем эксперименте. Половина класса считала своим долгом доносить на товарищей!

Три подруги в классе превосходили остальных интеллектом. Прежняя обстановка позволяла им проявлять академические и лидерские способности — и мне было интересно, как они прореагируют на уравниловку. В военизированной атмосфере эти ученицы казались озадаченными и печальными. И рассказали все своим родителям.

Мне позвонил раввин одного из родителей. Он был вежлив и разговаривал покровительственным тоном. Я ответил, что мы изучаем немецкий тип личности. Это его устроило, он обещал успокоить родителей.