Ветер с Днепра - Олесь Донченко

— Хорошие дети, — сказал вслух. — Водную вышку им? А? Боевой народ!

В эту минуту с лязгом растворилось окно, и в комнату всунулась голова пионервожатого Василия. Он тяжело дышал, словно кузнечный мех, от быстрого бега лицо его раскраснелось, потные волосы прилипли ко лбу.

— Иосиф Максимович, я с Заячьей балки! Беда, Иосиф Максимович… Пшеница… На пшеницу…

— Да скорее говори, в чем дело? — и смущенный Макота, выскочив из–за стола, уже на ходу надвигал картуз.

— На пшеницу кузнечики напали!.. Колосков не видно! Я мобилизовал пионеров!

— Давай коня! — уже на улице крикнул Иосиф Максимович.

Появление кузнечиков, или жука кузьки, было неожиданным бедствием. Если не принять решительных мер, вредные жучки могут переполовинить пшеницу, лучшую, отборную пшеницу.

Когда Иосиф Максимович прискакал верхом в Заячий овражек, там уже было несколько десятков мальчиков и девочек. Еще издали увидел председатель колхоза черные точки на фоне зеленого ковра пшеницы. Мальчики и девочки шли широкой звеном, собирая в бутылки кузнечиков. На дороге стояло несколько ведер с водой, а воды не видно, в ведрах болталась какая–то рыжая масса. Это были кузнечики — небольшие жучки с желтыми крылышками, с черными вытянутыми ножками.

— А, пакость! — злорадно произнес Иосиф Максимович и окликнул детей:

— Только пшеницу не вытаптывайте! Руками раздвигайте колоски, не наступайте на стебли. И топите их, проклятых вредителей, топите!

Всюду на колосках, крепко уцепившись ножками, неподвижно сидели жучки с рыжими крыльями. «Наверное, утром налетели», — подумал Макота. В тот момент он почувствовал настоящую физическую боль, представив, как тысячи кузнечиков с наслаждением сосут нежное пшеничное молочко.

Олеся осторожно раздвигала высокие стебли пшеницы. Усатые колосья легонько кололи руку; сначала было противно брать шершавых жучков, они шевелили ножками, цеплялись за пальцы, упорно не хотели пролезать в узенькую шейку бутылки. Но вскоре привыкла и уже работала быстро и ловко. Однако на сердце у Олеси было неспокойно. Павлик не пришел на поле. Вспомнила пионерка о поцелуе и покраснела от обиды. Кого целовала? Хулигана, напавшего на нее. А он молчал, затаился. А что, если Павлик говорит правду? Что, если он и вправду невиновен?

И так захотелось Олесе, чтобы все выяснилось, чтобы никакого платка не было, чтобы можно было пойти к Павлику, сесть рядом с ним на круче над Днепром, говорить о водоходе, о вышке!..

Но не только одного Павлика не было на поле. Быцык тоже не пришел собирать кузнечиков. В тот день дед Галактион открыл Быцыку интересный производственный секрет. Секрет непосредственно касался днепровского сома. Дед Галактион сказал, что есть одно определенное и истинное средство поймать усатое страшилище. Для этого надо наживить на крючок жареную на нутряном бараньем жиру ножку дохлой лягушки. Средство действительно удивительно простое. Именно в этой простоте и заключается его гениальность. Здесь не имеет никакого значения даже то, какая это была ножка — левая или правая. И никакого умения или каких–то профессиональных навыков здесь тоже не нужно. Единственное, чего требует это средство — это умения незаметно украсть у матери сковородку и немножко тука овнов. Если кто–то из вас, дорогой читатель, думает, что можно славно обойтись без сковородки и без тука, тот глубоко ошибается. Тот не учитывает соминого вкуса, его нежного обоняния и сложной соминой психологии.

А впрочем, не будем спорить. Дед Галактион, хоть и не рыбак, но его советом в этой области нельзя пренебрегать. Известно, что дед деда Галактиона, покойный Дементий, был славным рыболовом; он ловил в старые времена сомов такого размера, что теперешние сомы — просто лилипуты! Итак, премудрости рыболовного дела дед Галактион, наверное, позаимствовал у своего деда. Во всяком случае Быцыка это меньше всего интересовало. Главное то, что он имеет теперь определенное средство поймать наконец страшилище, которое еще недавно пыталось позавтракать Евгешкиным гусем.

Солнце уже шло под откос к горизонту, когда Быцык пришел к Днепру. Парень любовно насадил на крючок лягушачью лапку. Толстый шнур с грузилом быстро ушел в бездну. Быцык сидел и ждал. Над водой летали стрекозы, иногда скидывалась рыба, наполняя сердце юного рыболова сладким трепетом. Где–то далеко, на противоположном берегу, кто–то долго и настойчиво звал на перевоз. Эхо котилось рекой, на ферме мычали коровы, еще немного — и вечернее солнце скроется за далеким лесом на горизонте.

Сом не появлялся. Быцык терпеливо ждал. Разве это впервой рыболову — ждать? Солнце ниже и ниже. Быцык легонько дернул за шнур. И вдруг у парня перехватило дыхание. Хочет Быцык вздохнуть — и не может. Хочет закричать — слова замирают на губах. Шнур натянулся, как струна на балалайке. Что–то крепко уцепилось за него. Быцык мгновенно догадался, в чем дело. Страшный сом сидел на крючке. Лягушачья ножка помогла. С силой дернул парень за шнур. Бесполезные усилия! Не такой сом попался, чтобы сразу его вытащить! Не перейдет ли он сам в наступление и не потянет ли на дно к себе рыболова? От страшилища можно ожидать всего!

Быцык был очень неосторожен. Он подошел к самой воде, склонился над глубиной. Обеими руками схватился за шнур, стиснул зубы и еще раз дернул, напрягая всю свою силу. Черная голова сома появилась на поверхности.

— Нет, это не голова… Что это? — Быцык схватил руками добычу. Это был картуз деда Галактиона…

* * *

Вечернее солнце уже коснулось горизонта, когда Быцык прибежал на поле в Заячий овражек. Товарищи встретили его упреками. Как же не упрекать? На фронте борьбы за урожай они воюют с кузнечиками, а один из бойцов, пионер Быцык, обнаруживает возмутительный саботаж, явное дезертирство!

Больше всего возмущался Кузька. Он поставил вопрос ребром:

— Отвечай, ты — пионер или нет?

Быцык так же ребром ответил:

— Вообще, не тебе это спрашивать, а спросит меня собрание отряда. И я скажу — пионер, и точка!

— А какие доказательства?

— Вот мое доказательство!

Быцык с торжеством подал ребятам письмо. Это было то самое письмо, что исчезло вместе с картузом деда Галактиона.

Поймав такую неожиданную добычу, юный рыболов быстро нашел за подкладкой фуражки письмо. Не тратя времени на бесполезные рассуждения, Быцык поцепил кепку сушиться на куст ивняка, а сам с письмом сломя голову побежал к товарищам. В дороге письмо высохло, и когда пионеры разорвали конверт, они нашли в нем аккуратный листик бумаги с напечатанными на машинке короткими строками.

Волнуясь, Олеся громко прочитала письмо.

Павел Петрович Постышев желал пионерам успеха в построении вышки, писал, что, когда будет в колхозе, обязательно посмотрит и на водоход, и на великолепного гуся, непременно попробует огурцов с Пронькиной грядки и душистого липового меда, о котором писал дед Галактион. В конце письма товарищ Постышев просил детей обратиться от его имени к Иосифу Максимовичу, чтобы древесину на водную вышку он дал как можно быстрее.

— От товарища Постышева! От Павла Петровича! — взволнованно проговорил Иосиф Максимович. — Дорогие пионеры! Да мы же уже договорились с вами. Будет вам дерево, и вышка будет, двух плотников даю в помощь!

Иосиф Максимович нашел в кармане записку к завхозу и передал ее Олесе.

— От Павла Петровича! — повторял он без конца. — А как же — на съезде за одним столом сидели!..

Это был радостный день. Во–первых, была уничтожена в Заячьей балке хищная орда кузнечиков. Во–вторых, пионеры сегодня читали письмо от любимого своего друга. Но как ни допытывались они у Быцыка, каким образом попало ему в руки письмо, рыболов только сопел и коротко отвечал, что, мол, всякие подробности здесь излишни.

Он, безусловно, был прав. Какой же охотник будет рассказывать, что он стрелял в ворону, а попал в корову? И когда я вам рассказал про всю эту историю с сомом и картузом, то я полагаюсь исключительно на вашу скромность, дорогие читатели.

Когда мальчики и девочки с веселыми песнями возвращались домой, дед Галактион тоже возвращался с пасеки. Он шел по берегу реки, шел простоволосый, повторяя втихаря очередной рапорт о роях, которые вылетели за день и которые взяты без помех, и про синюю и красную краску для новых ульев.

Озорной ветерок с Днепра играл дедовой бородой. Дед шел с непокрытой головой, ибо вы сами понимаете, что никакой «главный прибор» не может заменить деду знаменитый картуз. Однако хоть какой тяжелой ни была потеря, но сытое гудение пчел, десятки новых ульев и мед, желтый янтарный мед — символ благополучия, — развеивали деду мысли о потерянном картузе. Скажем просто — некогда деду думать об этом. Каждый вечер, возвращаясь с пасеки, дед Галактион чувствовал себя помолодевшим лет на двадцать, иногда и тридцать — все зависело от количества взятых за день роев и новых ульев.