Страховщик - Литтл Бентли

Ханту это пришлось по душе. Эйлин не особенно-то любила возиться на кухне – предпочитала рестораны, полуфабрикаты, в лучшем случае, заказывала тако.

Ханту претила роль этакого традиционного мужа, который вваливается в дом со словами: «Эй, крошка, что у нас на ужин?» – и поначалу было неловко, даже совестно, что Бет каждый вечер для него готовит. Вскоре он понял: готовит она не для него, а для себя. Бет не покорная домохозяйка – она просто делает то, что ей нравится. Что нравится им обоим.

В пятницу утром, в перерыв, ему позвонили из страховой компании и сказали, что дом готов. Хант сообщил об этом Эдварду и Хорхе, а Бет позвонил только после обеда. По совести говоря, съезжать ему не хотелось. Они прожили вместе только четыре дня, но за это время сблизились больше, чем за предыдущие месяцы, и дома у Бет Хант не чувствовал себя в гостях. Хоть он и заплатил аренду до конца месяца, он не чувствовал никакого желания возвращаться; и, когда Бет предложила ему жить у нее, торжественно согласился.

Эдвард и Хорхе у него за спиной навострили уши, а когда Хант сказал: «Конечно», – разразились громкими приветственными криками. Хант и Бет рассмеялись.

Однако вещи его остались на старой квартире, и после работы Хант и Бет отправились взглянуть, что сделала страховая компания. Разумеется, в доме поменяли замки – однако, как и обещал Ханту страховщик по телефону, ключи лежали под камнем справа от крыльца. Хант отпер дверь, вошел…

И замер посреди прихожей, выдохнув:

– Господи Иисусе!

Стены были выкрашены в черный цвет. Классические постеры из фильмов, которыми Хант украсил гостиную, сменились жуткими изображениями расчлененных женских тел в тяжелых рамах. По полкам и шкафам аккуратно расставлены книги… одна беда – книги совершенно не те. Собрание сочинений маркиза де Сада. История медицинских экспериментов в нацистских концлагерях. Иллюстрированный справочник патологоанатома. Какие-то безумные порно-комиксы с названиями типа «Я вылижу твою кровь». То же с фильмами и дисками – какая-то садистская порнуха. Вместо грампластинок – коллекции рока, джаза, блюза, фолка и кантри, которую Хант собирал много лет – ящики с сотнями, а может, и тысячами экземпляров одной и той же песни: «Ты освещаешь мою жизнь» Дебби Бун.

– Что за… – пробормотала Бет.

– Не знаю.

– Они там, что, совсем долбанулись?!

– Похоже, да.

Нетвердыми шагами Хант прошел на кухню. Здесь перемены были еще разительнее. Место обеденного стола заняла мясницкая колода, залитая алой краской, с воткнутым в нее топором. На полу – черный линолеум, посреди него – шкура гориллы с вытаращенными стеклянными глазами и оскаленными клыками.

– Как же так?! Я думала, они просто должны заменить поврежденную мебель. А не выкидывать всю обстановку и ставить… вот это!

– Я тоже так думал.

– И заменять должны чем-то аналогичным. Или звонить тебе и спрашивать твоего мнения, верно? Ты же не давал им разрешения менять обстановку по их вкусу?!

– Не давал, – подтвердил Хант; его изумление постепенно уступало место ярости.

Он заглянул в спальню. Грабители, вломившиеся в дом, изрезали матрас и подушки, но саму кровать не тронули. Однако страховщики заменили и кровать: теперь на ее месте красовался водяной матрас в форме пениса. А на месте тумбочки – ярко-алое бюро, увенчанное пластмассовой моделью женских гениталий, словно украденной из кабинета гинеколога.

– Это незаконно! – послышался за спиной возмущенный голос Бет. – Ты же не давал им разрешения менять обстановку в доме, правильно? Ты ничего такого не подписывал?

– Конечно, нет! Я и заходил-то только раз, во вторник, и тогда все было нормально. Разумеется, ни на что такое я разрешения не давал – а они меня ни о чем таком не спрашивали!

Бет распахнула гардероб – там обнаружилось два десятка черных «готических» костюмов с латексом и шнуровкой.

– Вот что, – скрипнув зубами, сказал Хант. – Поедем сейчас к тебе и…

– К нам!

– К нам – и я очень внимательно прочту свой страховой полис. Ты совершенно права, это незаконно. Они не просто заменили поврежденное имущество: они полностью изменили обстановку в доме, вывезли мои вещи и вместо них заставляют меня пользоваться этим… этим хламом для извращенцев!

– Давай-ка вернемся сюда с камерой, – предложила Бет. – Надо все это заснять. Если будем подавать на них в суд, понадобятся доказательства.

– Сейчас я хочу просто свалить отсюда, – ответил он. – Чем быстрее, тем лучше!

– А заглянуть в гараж? А на задний двор? Вдруг они и там… поменяли?

– Что-то не хочется оставаться здесь после заката, – криво улыбнувшись, ответил Хант.

Когда они вернулись к Бет, было уже почти шесть. Страховая компания, даже если не расположена на Восточном побережье (а очень может быть, что она там), наверняка закрывается в пять. Значит, звонить придется утром.

Ах, черт! Нет, сегодня же пятница. Значит, не раньше понедельника.

– Да чтоб их! – пробормотал в сердцах Хант.

В коробке с бумагами, спасенными из разоренного дома, он отыскал свой полис и следующие минут сорок продирался сквозь мелкий шрифт. Опасался обнаружить там примечание типа «Любые жалобы принимаются только в течение двадцати четырех часов» – но, слава богу, ничего такого не нашел. Все же на всякий случай позвонил в головной офис компании в Делавере и, продравшись через лабиринт автоответчиков, нашел-таки, где можно оставить сообщение. Стараясь говорить медленно и четко, назвал свое имя, номер полиса, номер заявки, а затем описал, что произошло.

Повесив трубку, он повернулся к Бет.

– Скажи-ка, а у тебя дом застрахован?

– Не беспокойся, у меня страховка отличная. Я звонила им два года назад, когда крыша протекла, и еще год назад, когда во время грозы ветка дерева сломалась и разбила окно в спальне. Оба раза все починили быстро и без проблем. Не на что жаловаться.

– Повезло тебе.

– Я им и плачу прилично. – Помолчав, она добавила: – Поэтому я ничего им не сообщила в прошлом году, когда установила ванну. Любая перепланировка в доме – и страховые взносы взлетают до небес. Я уже один раз так лопухнулась – проинформировала их, что расширила стенной шкаф, а в следующем месяце получила такой счет, словно новое крыло к дому пристроила. Так что больше ни в чем не признаюсь.

– А если они узнают? Тебя не обвинят в мошенничестве?

– Никакое это не мошенничество.

– А вдруг? И тебе аннулируют страховку. Случится что-нибудь – ничего не получишь.

– Да нет… – протянула Бет, уже не так уверенно.

– И все же проверь. Спроси у них.

– Ладно, подумаю.

* * *

Сразу после завтрака – в шесть утра по аризонскому времени, в девять по восточному – Хант позвонил в страховую компанию «Безопасный дом».

– Можно узнать номер вашей заявки, сэр? – сухо поинтересовался представитель компании на том конце провода.

– Пять-два-один пять-шесть-четыре Б.

– Б?

– Да, как в слове «беда».

– Мистер Джексон?

– Совершенно верно.

– И в чем проблема, мистер Джексон?

– В чем проблема? Вы хотите знать, в чем проблема?!.

Эту гневную речь Хант репетировал два дня – и теперь вывалил ее на страховщика, с каким-то извращенным наслаждением описав и черные стены, и безумную меблировку, и порнографию в книжных шкафах.

– Не знаю, кто и зачем все это сотворил, – закончил он, – не знаю, с какими извращенцами вы работаете, но они превратили мой дом черт знает во что, а ваша компания за ними не проследила! Совершенно очевидно, что вы ко мне домой и носа не показывали! Так вот: я хочу, чтобы мой дом вернулся в прежний вид, чтобы мне вернули все мои вещи или заменили их точными копиями! Вам все понятно?

– Могу я спросить, когда была закончена работа в вашем доме? – бесстрастно поинтересовался страховщик, на которого вся эта инвектива, похоже, не произвела ни малейшего впечатления.

– В пятницу утром, полагаю. Мне позвонили и сказали, что все готово, в половине одиннадцатого.