Ловушка для «Тайфуна» - Александр Викторович Горохов

уже к началу ранних сумерек немцы дошли от Глухова до Бачевска, продвинувшись на тридцать километров. И стало ясно, что основной удар наносится вовсе не на Брянск.

В сражение 1-я гвардейская тяжёлая мотострелковая бригада полковника Гаврилова вступила лишь на четвёртый день немецкого наступления возле Выгоничей на шоссе Гомель — Брянск, куда подошла накануне вечером. И Пётр Михайлович не единожды хвалил судьбу за то, что ему пришлось командовать столь мобильным соединением, сумевшим за три дня дважды изменить направление марша и не растерять приданные части.

Отходящие со стороны Красного красноармейцы жаловались:

— Немец прёт, как в июне…

Явно привирали, поскольку тогда темпы наступления того же Гудериана были куда выше, поскольку за три дня командующий 48-м моторизованным корпусом генерал Кемпф не сумел продвинуться даже на сорок километров. Может, и сумел бы, но был вынужден для дальнейшего наступления отразить фланговые атаки.

За левый фланг полковник не беспокоился: даже если бы гитлеровцы успели дойти до этих мест по левому берегу Десны, то едва замёрзшая река надёжно защищали бригаду с юго-востока. На правом фланге позиции бригады упирались в лес, совершенно непроходимый для техники. Поэтому требовалось отражать только удары в лоб. Значит, нужно долбить начавшую промерзать землю, чтобы надёжно окопать боевую технику. А с утра, как обычно, появился немецкий авангард, столкновение с которым и завязало бой.

12

Никакой боли, кроме как в ушах, Кудин не чувствовал. Но это вовсе не говорило о том, что после близкого взрыва он остался невредим: из общения со «стариками», прошедшими немало боёв и побывавших в госпиталях, он уже знал, что в горячке боя те зачастую обращали внимание на ранение только спустя некоторое время. Уши? Ещё бы они не болели! Ведь трёхдюймовый снаряд рванул всего-то в десяти шагах от него. Хорошо, хоть возимый на «Комсомольце» боекомплект миномёта не сдетонировал!

Оставшиеся машины, отчаянно пускающие белые клубы из выхлопных труб, неслись по целине в сторону городка. А он же как? Так и останется полулежать здесь, посреди снежного поля. Значит, надо попытаться встать, чтобы уйти своим ходом.

Снова перевернулся, встал на четвереньки и поднял голову. Вон он, тот самый КВ с чёрными крестами на броне, которые были хорошо видны в прицел, километрах в двух. Опять остановился на несколько мгновений и плюнул огнём. Спустя несколько мгновений где-то за спиной грохнуло.

Встал, его мотнуло, но удержался на ногах. Уходить! Уходить, пока бело-серая пятнистая громадина не приблизилась на расстояние, доступное для пулемётного огня.

Идти даже по сильно вытоптанному снегу тяжело, ноги едва слушаются. Остановился, снял со спины карабин и, не чувствуя холода промёрзшей стали ствола, побрёл мимо жарко горящих бензина и резины «Комсомольца». Мимо изломанной взрывом человекоподобной куклы, которая меньше минуты назад ещё была вторым номером расчёта Сашкой. Мимо безголовой фигуры механика-водителя Эдика, так и оставшейся сидеть за рычагами Т-20 после взрыва. Простите, ребята, одному мне вас не похоронить, похороним, когда вернёмся.

КВ стрелял по уходящему тягачу их взвода, но промахнулся. Вон, в стороне от следа гусениц, свежая воронку, всё ещё дымящаяся сгоревшей взрывчаткой.

Навстречу бегут какие-то люди в таких же, как у Кудина, телогрейках и шапках. А за ними… За ними — красавцы Т-44 выползают из-за крайних домиков. Вот один, вырвавшись на простор, останавливается и палит из пушки. Второй делает то же самое. Куда они стреляют? Остановился, чтобы перевести дух и повернул голову назад. Да это же они бьют по тому самому КВ, что угробил его товарищей! Сквозь дым, окутавший «Комсомолец», видно, что бронированное чудовище остановилось и… вдруг с ярким пламенем отбросило вверх и в сторону башню. Подбили! Отомстили за вас, ребята.

— Жив, самоварщик? — кричит подбежавший красноармеец с АК, но Славка его еле слышит. — Не ранен?

— Не знаю, — срываются с уст Славки слова, произнесённые незнакомым, едва слышным голосом, и он произносит громче. — Не знаю.

— Да не кричи ты так! Контузило, что ли?

— Не знаю. Очень плохо слышу, снаряд близко разорвался.

Сзади раздаётся сильный грохот, и красноармеец толкает Вячеслава в снег. От «Комсомольца» почти ничего не осталось: видимо, взорвались те мины в боеукладке, что не разбросало снарядом.

— Парень, ты бы перчатки надел, — помогает красноармеец Кудину подняться на ноги. — Иначе пальцы отморозишь о ствол карабина: вон, уже белеть начали.

— Нету перчаток, обронил где-то.

Но идти уже легче, и он снова забрасывает карабин за спину и по совету бойца активно растирает действительно белеющие пальцы.

— Извини, товарищ младший сержант, не могу я больше с тобой оставаться, нам Ёгольник отбивать надо.

Наши танки уже обогнали цепь роты, за ними на приличном удалении движутся БТР. А следом из-за домов по дороге выдвигаются ещё какие-то пехотинцы. Много, куда больше, чем рота.

— Надо же, ни одной царапины! — осмотрев Кудина, удивился фельдшер из санитарной роты. — В рубашке родились, товарищ младший сержант, только лёгкой контузией отделались. А за слух не переживайте: через пару дней восстановится.

— Ребят бы моих похоронить…

— Наши Ёгольник отбили, так что похоронят. Но пока без вас.

Да, отбили. Совместным ударом танков, роты мотострелков и пехотного батальона. Мотострелки отошли, забрав погибших с утра товарищей, а пехота стрелковой дивизии немедленно принялась окапываться.

И совершенно не зря: не прошло и двух часов, как немцы атаковали снова. Со стороны деревни слышались едва воспринимаемые Вячеславом взрывы и артиллерийская канонада, но занявший там позицию стрелковый полк, как ему сказали, усиленный взводом Т-44, держится крепко.

Его же самого второе отделение взвода встретило как выходца с того света. Командир, лейтенант Логинов, на радостях, что хоть кто-то уцелел из погибшего расчёта, даже обнял Славку.

— Ну, раз не ранен, принимай командование над другим расчётом: Денисенко осколком снаряда ранило, и его отправили в госпиталь. Знаешь его ребят?

Как не знать, если они вместе учились под Саратовом?

— И пошевеливайся: роте приказано через полчаса выдвигаться к Молочково, чтобы прикрыть шоссе на Псков. Немцы оттуда тоже могут ударить, чтобы срезать наш плацдарм.

Нет, не так представлял себе наступление Кудин. Какое же это наступление, если целый день приходится налаживать оборону? Никакого продвижения вперёд со вчерашнего дня. Хотя, конечно, нельзя оставлять открытыми фланги, пока окончательно не подошла неторопливая стрелковая дивизия.

Под Молочковом было намного спокойнее, чем у Ёгольника. Ну, если не считать попытки авианалёта шести странных двухмоторных медлительных бомбардировщиков, похожих на головастиков, которую легко отбили зенитчики. Просто отогнали заградительным огнём, сбив одно такое чудо, а остальную работу доделали подоспевшие из Новгорода истребители.

— Какой-то трофей, — пожимали плечами знатоки. — Скорее всего, французский.

Ну, да. С самолётами у немцев в последнее время плохо и, по слухам, они тащат из Европы всё, что хоть как-то может летать. И, говорят, запускают в той же Франции остановленные, было, местные авиазаводы, чтобы компенсировать потери в авиации хотя бы такими машинами.

Прикрывала немецкие бомбардировщики пара незнакомых истребителей. Если немецкие «мессершмиты» все для краткости именовали «худыми», то эти смело можно было бы именовать «жирными»: именно на такую ассоциацию наводили пропорции самолёта с «раздутым» в вертикальной плоскости фюзеляжем. Ну, или «беременными».

К упавшему на окраине Молочково сбитому «беременному» сбегал кто-то из мотострелков и, вернувшись, подтвердил:

— Точно француз! На обломках приборной панели надписи на французском языке.

Вот и подтверждение слов товарища Белова о том, что с Советским Союзом сражается вся Европа.

Для Кудина, как для пережившего контузию, в ту ночь нашли место для сна в тёплой избе, хотя для всех, занявших оборону возле деревни, отапливаемых помещений не хватило. Большинство бойцов спало по очереди, но его не трогали, помня наставление фельдшера о том, что его скорее вылечит здоровый сон, чем лекарства. Хотя с вечера он засыпал очень долго: мешала головная боль, боль в ушах, вставали перед глазами изуродованные тела погибших товарищей. Но потом он провалился в настолько глубокий сон без сновидений, что проснулся только с рассветом. Как оказалось, командиром взвода было приказано не будить его, если ничего не произойдёт.

Не произошло. Наоборот, наконец-то в Молочково прибыл стрелковый полк, которому нужно было передать рубеж обороны,