Время «Ч» или хроника сбитого предпринимателя - Владислав Вишневский

Деды охранники умиляются на такие экскурсии, и очень любят их. Посердцу они им, как бальзам на душу. Потому что — дети, мальцы, они же наши, к тому же, местные. Внуки, считай! А это… о-о-о! — кто понимает… На таких экскурсиях охранники и специальный электрический свет — сами, добровольно! — включают, и даже вместо экскурсовода могли заступить: где какой камень Павлишин в природе нашёл, как его вёз-надрывался, и как его потом старательно — вот тут вот, в этом зале, при нас! — и приклеивал. Много чего деды о картине интересного знают, чище любого экскурсовода порой выступить могут. Потому что на их глазах всё было, через их глаза и интерес всё произошло.

Сейчас, чаще всего приезжают в основном японские, либо какие другие иностранные туристы. Как правило люди в возрасте. Всем, по-виду, далеко за шестьдесят, если не глубже. «Возраст, считай, перд… в смысле песок из них сыплется, а ты смотри, туда же, понимаешь, в туризм моча ударила: катаются себе, куда ни попадя, к нам, понимаешь, едут, капиталисты недобитые… Грязь только по полу таскают! — Ворчат под нос старики-охранники, глядя на «чудных» туристов. Недоумевают. — И чего им дома не сидится… буржуям этим?»

Такие экскурсии охранники категорически не любят, просто с трудом их терпят. Презирают, потому что. Их бы воля… летели бы эти иностранцы вверх тормашками в свою занюханную Японию… или куда там ещё! Не любят они всяких чужих… странцев… не сказать грубо — зас…

А действительно, приезжают люди только почему-то очень пожилые, старчески сморщенные. И, главное, очень много их, целыми автобусами, один в один все — замшелые. Одеты небрежно, где и неряшливо, совсем не по праздничному. Почему так? В гости же вроде приехали?! «Презирают что ли нашу страну или денег не хватило на одежду? А-а-а, видать на билеты наверное поистратились, да на гостиницы с барами-ресторанами!» — Обижаясь за страну, за себя, и за картину, ехидничают между собой деды охранники. А туристы, как те пингвины на льдине, без конца суетятся, без конца фотографируют, и сами фотографируются. При этом чего-то там по-своему щебечут-лепечут, указывая на картину. Тычут сморщенными крюкастыми пальцами то в потолок, то в люстры, то в мрамор. В наш потолок! В наши люстры! В наш мрамор! Улыбаются при этом — гады! — удивляются, цокают на всё это прекрасное помещение языками, восхищаются. Наверное купить хотят. «Ага, хренка вам!» — в отместку, почти в открытую, не стесняясь, скорее наоборот, переговариваются между собой охранники. И правильно! Они ж, охранники, не понимают по иностранному, значит и те, туристы, по-нашенски тоже ни бельмеса!

Охранники, откровенно гордясь картиной Павлишина, бесценным национальным достоянием, как и всей страной в целом — не этой, новой, а той, своей прошлой, советской — молча, с ехидно-скептическими минами на лицах наблюдают за праздной суетой иностранных экскурсантов. Иногда снисходительно — если русский, сопровождающий туристов, попросит-таки, выпросит! — включают иностранцам специальное, именно для этой картины созданное освещение. От этого вся картина, камни-самоцветы, фигуры диких птиц и зверей, цветы и другие растения — вдруг! — начинают играть ещё более яркими, живыми красками… Будто просыпаясь и расцветая под лучом взошедшего Дальневосточного солнца… картина завораживает. Восхищённо ахнув, ошарашенные посетители обо всём забыв, надолго замирают, перестав балаболить по-своему и суетиться. «О-о-о!», «У-у-у!..»

Вот тебе и баранки… на этом самом… гну!.. Довольные произведённым эффектом, снисходительно улыбается между собой охрана, особо и не скрывая удовлетворение. Они знают, вот их время. Это им, туристам, как поддых — х-эк, так! — и копец тем иностранцам! Так-то вот, — радуются «в тряпочку» охранники. — Знай наших! — И так же шёпотом иронизируют. — Капитали-исты приехали, м-мать вашу!..

Охранники как на подбор. Так оно и есть — кто же ещё сюда может попасть! — все заядлые большевики-коммунисты, пусть и на офицерской скудной пенсии сейчас. Перестройку они не приняли! не признали! и признавать не собираются! «Нас, паря, этим не собьёшь!» Каждый из них живой и яростный свидетель тому, как раньше всем жилось лучше. «Да-да, и при Сталине было лучше, и до него, и после… если хотите знать. И в войну жилось не плохо, и после, да-да!»

Правда не все они были на той, главной войне непосредственно на передовой, не те, как говорится, войска, но медалей у всех много. Больше может за выслугу, но это неважно, всё одно есть чем друг перед другом гордиться и о чём вспоминать. А вспоминают о войне часто. Больше всего о ней. Часто же и ругаются между собой. Даже сильно ругаются. До рукопашной не доходит, в полушаге останавливаются, — но достоинства того или иного лично «знакомого» маршала отстаивают до хрипоты, до осиплости… Если их раньше не остановит Михалыч, конечно. Михалыч, это их непосредственный здесь начальник.

Это он, Николай Михайлович, управляет всем этим зданием, всеми его элементами, и всем его персоналом. Тоже пенсионер, но состоящий ещё на начальственной должности, при её исполнении. Сам Михалыч внешне приятный, спокойный, покладистый, немногословный, очень исполнительный человек, которого сегодняшняя тишина очень и очень устраивает. «Меньше мероприятий, меньше головной боли. А то, понимаешь, понаедут толпами, а с ними и всё начальство, начинается тогда сплошная дерготня и нервотрёпка: микрофоны поставь, буфет организуй, посуду привези, разные стенды — вынь да положь! Эти — туда, эти — сюда, секретариат чтоб обязательно, и прочее и прочее. Всех разместить, всем стулья, столы, телефоны, таблички, вешалки, урны, карандаши, бумага — всего и не перечислишь. Сплошной шум и суета… Головная боль!» Не он сам, конечно, лично, всё это таскает-перетаскивает. Но именно он за всё это — головой! — отвечает. Хотя и таскать ему иногда тоже приходится — пока это его помощники развернутся, — но это уже его собственная инициатива, чтоб быстрей и лучше. За подготовку именно он отвечает перед Управляющим делами Крайисполкома. «О-о-о, а ты знаешь, какая это величина? Ф-фу-ты, ну-ты, пуп с горы! Всё должно при нём быть строго и без промашки. Ткнуть носом в недостатки может любой, начиная от него и те, кто выше. А их там таких, ты ж видел, вагон и маленькая тележка, как понаедут, тьма и больше».

Вот и радуется сейчас Николай Михайлович приятной его слуху и сердцу гулкой, в пустом-то здании, тишине. Перестройка!.. Не было печали… А в общем, хорошо. Хорошо и дремлется в тепле, да на солнышке. Ещё бы вот телефоны поотключали все… — как кот Матроскин, жмурится от приятной мысли Николай Михайлович, — красота бы тогда совсем!

Некоторое беспокойство и смутную тревогу у него, и всего обслуживающего персонала этого заведения, вызывают недавно поселившиеся, по «волосатому» звонку сверху, какие-то коммерсанты. Ну, какие они там ещё коммерсанты, мы это посмотрим, — говорил вид охранников здания, — а вот, то, что они квартиранты, это точно. Так их, квартирантами, и окрестили старики-охранники.

Этих квартирантов, слава Богу, всего несколько человек, фирма какая-то. Правда, одеты все прилично, молодые ещё, весёлые, энергичные. Что-то там непонятное делают в своём кабинете, звонят куда-то всё, совещаются… Это у них бизнес там, говорят, создаётся. Особо правда не шумят, не безобразничают, вежливые, чисто у них, а всё равно беспокойство. Как не крути, а всё одно — чужие! «Они же из новых, да? Тех, которые против коммунистов, да? Против нас, значит, о-о-о!» — поджав губы, обсуждали между собой охранники.

Но команда «принять, разместить» дана была сверху, а это уже приказ. А приказ, пусть он и не понятен кому, не обсуждают, а молча, сопя в тряпочку, неукоснительно выполняют. Как в армии. Для бывших офицеров двойных толкований в этом нет. Вывод один: ни мешать, ни трогать коммерсантов нельзя. На волосатую руку замахиваться, как против ветра мочиться… в миг… э-э-э… без работы останешься. И ладно, и пускай себе селят кого хотят — их дело. — Мудро решили старики.

Только поэтому подчёркнуто вежливо кланяясь, спрятав колкие и хитрые глазки, здороваются и прощаются старики-охранники с новыми постояльцами. Держат дистанцию. Ну-ну, посмотрим, кто вы там такие, и на сколько вас тут хватит! — многозначительно говорил весь их вид. А коммерсанты, вроде не замечая этого, бодро вживаются в это здание, в этот свой новый офис.

Перестройка!.. Новое время!

Или «ура»! Или — ёшь её бей, понимаешь, эту революцию! Такие, вот, интересные времена настали!..

Почти одновременно с ними в конференц-зал, также для охранников и их начальника Михалыча неожиданно, въехала какая-то японская фирма. Самая настоящая иностранная! с самыми настоящими японцами во главе! «О, гля, и эти узкоглазые к нам приплыли!.. Били-били их, св… не добили!» — досадливо чесали деды-охранники затылки.

Японская компания, совсем не интересуясь мнением отставников-пенсионеров, деловито суетясь, заняла четыре самые просторные — представительские — комнаты в конференц-зале. Быстро расставили привезённую из Японии новенькую мебель и современное офисное оборудование, подключили офисную АТС, набрали сотрудников, из числа рекомендованных отделом Внешнеэкономических связей Крайисполкома и Торгово-промышленной палаты этого же края, вывесили табличку с названием фирмы «Мерубене корп», выполненную на жёлтом металле с применением высоких технологий, и… приступили к работе.