Владлен Бахнов - Владлен Ефимович Бахнов

не понимаю. зачем вам понадобился мой совет? Пусть этот ваш приятель даст своему ребенку имя любого политического деятеля — друга нашей страны, и все! Их, слава богу, чтоб они были здоровы, как собак нерезаных…

— Э нет, Абрам Маркович, вы упрощаете! Вы недопонимаете сложности ситуации. Сегодня этот деятель наш друг, и все в порядке. А завтра этот друг переходит в лагерь реакционеров, противников разрядки, и я оказываюсь в родственных отношениях с нашим врагом! То есть не я, а мой приятель… Вот ведь в чем опасность. И я хочу, чтоб вы мне порекомендовали такого деятеля, который не подведет. Понимаете?

— Понимаю. Вам нужна надежная дружба со знаком качества и бессрочной гарантией… — Глузман задумался. — Товарищ Самоедов, вы, извиняюсь, хотите услышать то, что я думаю, или то, что вы думаете? Я боюсь, что наши мнения не совсем идентичны.

— Конечно, я хочу знать, что именно вы думаете по этому вопросу. Для этого я к вам и приехал.

— И вы не обидитесь?

— Разумеется! — без колебаний пообещал Самоедов.

— Видите ли, Николай Трофимович, сколько бы наших друзей мы ни перебирали, никакой гарантии я как порядочный человек вам дать не могу. Наоборот, я вам могу гарантировать ненадежность дружбы. И хотите знать, почему?

— Любопытно…

— Потому что дружба с нами никогда не переходит в любовь. И только по одной причине. Мы обожаем с нашими друзьями обниматься.

— Обниматься?

— Да, именно обниматься! И чем сильнее дружба, тем крепче наши объятия. И, в конце концов, объятия становятся такими, что у наших друзей начинают трещать кости! Они пытаются хоть чуть-чуть разжать наши дружеские объятия, а мы прижимаем их к сердцу еще сильней. Я не собираюсь учить вас физике, Николай Трофимович, но действие, представьте себе, равно противодействию. И чем крепче мы их прижимаем, тем сильнее они хотят освободиться. Но чем больше рвутся они из наших объятий, тем крепче мы их прижимаем. И что отсюда следует? Отсюда следует, что чем больше мы с кем-нибудь дружим, тем больше шансов, что завтра этот друг станет нашим закадычным недругом… Я старый опытный часовщик — и что же? Я скорее дам гарантию на те часы, которые почему-то выпускает наш паровозостроительный завод, чем поручусь за наших зарубежных друзей. Я, конечно, не говорю про страны Варшавского пакта. Но вы знаете такого человека, который хотел бы с этими странами породниться?

Самоедов на этот риторический вопрос не ответил. Он сказал:

— Вы мрачно смотрите на вещи. Вы пессимист.

— Что вы, Николай Трофимович! — не согласился пенсионер. — Я самый настоящий оптимист. Иначе как бы я мог столько лет читать газеты и не умереть от инфаркта?

— Но неужели во всем мире нет такого прогрессивного деятеля, на которого можно положиться?

— Почему нет? Патрис Лумумба, Че Гевара, Мартин Лютер Кинг… С каждым днем их все больше. Они прогрессивные, они друзья, на них можно положиться. Они таки не перейдут в другой лагерь. Но… — Абрам Маркович пожал плечами и. задумавшись, прищурился. — Но кто знает, — сказал он после долгой паузы, — мы же сами можем перейти. И тогда все равно мы окажемся даже с ними в разных лагерях. Нет. Николай Трофимович, я, конечно, извиняюсь, но при современном международном положении я лично ни за что не ручаюсь!

Самоедов развел руками — мол, ну что ж поделаешь! — выдавил вежливую улыбку и еще раз напомнил о секретности разговора.

Тут же откуда ни возьмись рядом возникла «Чайка». Глузман не заметил, чтобы Самоедов подавал какие-нибудь знаки водителю. И как водитель догадался, что разговор окончен и нужно подъехать именно в эту минуту — было совершенно непонятно. Возможно, между шофером и его хозяином существовала телепатическая связь. Николай Трофимович вежливо предложил подвезти пенсионера, но тот отказался, и самый главный человек в городе раскланялся и уехал. А международник-надомник пошел, раздумывая о превратностях мировой политики, домой.

— Ну, о чем этот Самоедов говорил с тобой? — с нетерпением спросила Нина Семеновна.

— О разрядке международных отношений, — кратко ответил Глузман.

— И что ты ему сказал?

— Пообещал разрядить…

Четвертый сон Веры Павловны

Спал залитый лунным сиянием Вечногорск. Спали старожилы. Спали невинные несмышленые тезки несмышленых правителей.

Спал, широко разбросавшись в своей иностранной двуспальной машине, отец Лучезарро Футикова.

Спал в камере предварительного заключения спрятавшийся от спецжрецов сантехник. Спал Глузман и видел во сне заседание английского теневого кабинета.

Спал тот самый Семен Семеныч, у которого в роду все мужчины были Семен Семенычами, и снилось ему, будто родилась у него тройня и. нарушив фамильные традиции, дал он всем трем мальчикам имена трех арабских шейхов. И скинулись три шейха и подарили Семен Семенычу нефтяную скважину вместе с вышкой. Что делать с этой скважиной, Семен Семеныч еще не знал, но даже во сне он не забывал о нефтяном кризисе и. боясь продешевить, пытался вспомнить, почем теперь нефть на мировом рынке и с какими странами выгодней всего вести торговлю.

Вначале ему приснилось, что он, дурак, торгует с СЭВом. От страха Семен Семеныч застонал, перевернулся на другой бок, установил торговые отношения с Западом и, успокоившись, захрапел…

Спал Вечногорск. Спала и персональная пенсионерка Вера Павловна, и снились Вере Павловне цветные идейно выдержанные сны…

…Вера Павловна шла по улицам какого-то города. Ее сопровождал предупредительно вежливый человек в сером. Город был одновременно и чужим, и хорошо знакомым. Она знала, что идет по бывшей Никитской, ныне Сусловке, что сейчас покажется кинотеатр «Динамо», потом аптека, затем «Гастроном». Слева должен быть особняк, украшенный лепными завитушками и балконом, который поддерживают атланты.

Нижний этаж этого дома занимала контора «Вечвторсырье». Вера Павловна проходила по улицам родного города и удивлялась. Несмотря на то что был день, над каждым зданием переливались яркие световые рекламы.

«Курите только сигареты КЕМЕЛ!»

«Добро пожаловать НА ЯМАЙКУ!»

«Останавливайтесь только в гостинице КОНТИНЕНТАЛЬ!»

«ГОНОЛУЛУ — вот место, где вы можете провести отпуск!»

«ЯХТА ОЛИМПИЯ — лучшее из того, что вы можете подарить жене!»

И даже на том балконе, который покоился на могучих плечах атлантов, был установлен светящийся транспарант. На нем ритмично возникали и гасли слова «Накопил и РОЛС-РОЙС купил!», а также время от времени возникала бегущая по серому шоссе элегантная машина. Получалось, что атланты держат на плечах не балкон, а рекламу, и это придавало рекламе еще большую достоверность и солидность.

— У нас теперь продаются «Роллс-ройсы?» — удивилась Вера Павловна. — И я действительно могу поехать на Ямайку?

Человек в сером тоже в свою очередь посмотрел на Веру Павловну.

— Странно, разве вы не знаете, что Вечногорск заключил