Воспоминания (1915–1917). Том 3 - Владимир Джунковский

17. Командирам дивизионов оперативные донесения представлять непосредственно в штаб дивизии ежедневно к 12 и 17 часам и о потерях к 17 часам.

18. Тыловым учреждениям оставаться: головному парку в Полонецом лесу. Передовому перевязочному отряду, дезинфекционному отряду и 10 Военно-Санитарному транспорту в д. Юревичи и в лесу севернее этой деревни; 1 лазарету – в ф. Гусаки, 2 лазарету – в д. Мал. Недзвятка, обозам 2 разряда 25 и 27 полков и артиллерийской бригады в д. Мал. Жуховичи, 26 и 28 полков в Бол. Жуховичи; дивизионному обозу в д. Оюцевичи; 55-му передовому отряду Красного Креста в ф. Мал. Жуховичи.

19. Ближайший головной этап – м. Мир.

20. Заместители: генерал-майор Панафутин, полковники Степанцов и Кондра».

10-го сентября я посетил сапер, осмотрел у них строящиеся на зиму землянки и очень остался всем доволен, проехал оттуда в 25 полк. В это время немцы открыли небывалую пальбу из тяжелых орудий, снаряды пролетали над головой в тыл. Потом оказалось, что они стреляли по дер. Серафимовичи, где у нас стояли обозы и по дороге из этой деревни в Юревичи – расположение нашего штаба. Первый раз они стреляли на такое дальнее расстояние и произвели порядочную панику среди обозов. К счастью, потери были незначительны.

В 25 полку я осматривал блиндажи в резервах и для той же цели заехал и в 28 полк.

11-го сентября поехал верхом в Долматовщизну к обедне в 27 полк, осмотрел строящиеся землянки и остался очень недоволен, приказал прекратить работы, найдя землянки и непрочными, и темными. Снесся оттуда же с командиром саперной роты, приказав отрядить сапер для руководства работами. Обедал я в Елисаветинском отряде, где, как всегда, приняли меня более чем радушно. Вернувшись к себе, переоделся и в 6 час. отправился в своей двуколке в штаб 33 корпуса на лекцию. Было очень интересно, а главное я рад был повидать многих своих соседей – боевых товарищей и поговорить с ними. После лекции был чудный ужин.

12 сентября рано утром, часов в 6, я поехал в дер. Бол. Жуховичи, где я назначил сбор всех цинготных легкой формы для отправки их в санаторий Оюцевичи. К моему удивлению, застал только команду 28-го полка, остальные не собрались. Пришлось вызывать по телефону командиров полков, наговорить им неприятностей. Только к 11 час. собрались все команды. Сказав несколько слов наставления цинготным больным, которых со всей дивизии собралось 220 человек и дав надлежащие указания офицеру, командированному мною с ними, я уехал.

После доклада вечером поехал в 32-й полк к командиру полка Костяеву по делу о награждении его Георгиевским оружием и оттуда, поблизости, заехал в Гродненский лазарет.

13-го числа у меня был ряд неприятностей. Приехал командир 28-го полка и доложил, что у него пропал один стрелок без вести с винтовкой, кроме того из 1-й батареи пропал бомбардир. При этом он мне сказал, что это 2-й случай у него, что 13 августа тоже таким же образом пропал стрелок. Сомнений не было – ушли к немцам. Меня это страшно расстроило, за время моего командования дивизией это было первый раз, т. к. случай 13 августа мне не был доложен, Воскресенский от меня скрыл, я настрочил по этому поводу ряд приказов и донесений. На другой день был пойман немец-перебежчик, который рассказал, что они узнали, какие части стоят перед ними от одного перебежчика, перебежавшего к ним накануне.

Весь день я ходил сам не свой, только за всенощной по случаю накануне Воздвижения я немного отошел. Всенощную я слушал в перевязочной передовом отряде, где было очень красиво устроена походная церковь, причем весь иконостас был убран очень красиво живыми цветами, которые они достали из оранжерей князя Радзивилла, чудом уцелевших. 14-го я был там же у обедни, потом проехал в Туркестанскую казачью дивизию, куда меня пригласил начальник дивизии[476] смотреть джигитовку. Было очень интересно, чего только эти молодцы казаки не выделывали, по временам было жутко смотреть.

Во второй половине сентября стало плохо с продовольствием, стали отпускать только постное масло, сена вместо 12 фунт. на лошадь – 5 фун. и т. д. С одеждой тоже не легче; пришла бумага, что шинелей отпустят всего на ¼ состава, шаровар и рубах на ¾, сапог на ⅓ и что окончат выдачу только к февралю будущего года. Все это меня приводило по временам в отчаяние, всю надежду я возлагал на дорогих москвичей, что они не забудут меня своими подарками.

Трудно было при этом и с офицерством, состав коих все ухудшался. Эти скороспелые прапорщики без воспитания и образования были чистое горе, а их между тем присылали все больше и больше.

Но все же работа у меня шла сравнительно хорошо. С Афанасьевым было легко работать, он никогда ничего не скрывал от меня, тогда как Воскресенский, как выяснилось уже после его ухода, из всех поступавших бумаг и донесений докладывал мне ⅓ и скрывал от меня зачастую разные происшествия в полках. Кроме того и командиры полков не всегда доносили о пропавших без вести, из коих большая часть были перебежавшие к немцам и меньшая в тыл. Этих всех они накапливали к моменту боя и показывали убитыми в сражении. Я все меры употреблял, чтобы искоренить это явление и чтобы заставить всегда говорить только правду, ничего не скрывая, но в 7-й дивизии, как оказалось, это вошло в правило и было поощряемо начальником дивизии Братановым, поэтому мне было очень трудно бороться с этим злом, все же кое-что в этом направлении мне удалось сделать. 16-го сентября неожиданно в расположении дивизии приехал командующий армией генерал Рагоза. Как только из 27 полка мне сообщили об этом, я тотчас выехал туда и застал Рагозу на тактическом учении 4-го батальона.

Результат этого посещения я изложил командиру корпуса в полевой записке:

«16 сентября 1916 г. 15 час – мин. № 300

Командиру 3 Сибирского армейского корпуса

д. Юревичи

Доношу вашему превосходительству, что сего числа, в 10 часов, командующий армией прибыл в расположение 27-го полка в Далматовщизцу к месту построек землянок и, спросив у дежурных по гарнизону, отрапортовавшему ему, где происходят занятия, проехал к 4-му батальону, который в это время производил тактическое учение на устроенном плацдарме у церкви.

Первой была произведена сквозная атака двух рот против остальных двух. Атака не вызвала замечаний. Затем командующий армией приказал стать двум ротам во взводной колонне, приказал вздвоить ряды и задним частям войти в интервалы передних. В таком виде было проделано движение вперед, назад, вправо, влево и захождение. Замечания при этом были следующие: при прохождении люди пытались попасть в свои взводы и поправляли людей и не указывали ошибок, ротный командир командовал тогда, когда это было дело полуротного.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});