Роковая женщина - Майкл Корда

На миг она ощутила его печаль, поверила в нее. Она была почти готова передать ему документ, заключить мир, принять его условия, какими бы они ни были — но потом он отставил чашку, встал и подошел к окну.

— Вы ведь не хотите ничего этого, — сказал он. — Для чего же вы сражаетесь?

— Я не сражаюсь. Я исполняю желание вашего отца.

— Его желание? Я всю жизнь потратил, слыша об его желаниях. Теперь он мертв, а я все еще о них слышу. Хоть раз бы я хотел услышать о своих желаниях.

Она не видела его лица, но голос звучал резко. Его хорошее настроение мгновенно исчезло, и в напряженности тона было нечто пугающее. Затем он повернулся к ней, вновь приведя себя в доброе расположение духа.

— Я должен переодеться к обеду. Мы поговорим позже.

Она проследила, как он уходит, гадая, что означает его ироническая улыбка. Он настолько изощрился, скрывая свои чувства, что, похоже, порой сам не знал, каковы они. Пришел ли он с предложением мира, или просто из любопытства? Возможно, он сам не понимал, но, каковы бы ни были его намерения, он явно передумал и оставил их невысказанными.

У нее нет причин бояться его, твердила она себе, но тем не менее достала из сумочки полицейский рапорт о смерти Джона Баннермэна, свернула и засунула в один из своих сапожков из телячьей кожи, а потом натолкала в сапожки бумажных салфеток, чувствуя себя страшно глупо. Однако, подумала она, если Артур предпочитал держать документ в тайне, она, по крайней мере, следует его примеру.

Она приняла ванну — неужели есть люди, которые всерьез вызывают для этого горничных? — и стала обдумывать выход к обеду. Она оденет темно-серое трикотажное платье от Донны Каран, с вырезом не слишком глухим, но и не вызывающим, достаточно длинное, надеялась она, чтобы выглядеть респектабельным для миссис Баннермэн, и все же представлять интерес для Роберта. Она решила отказаться от всяких украшений. Миссис Баннермэн все равно затмила бы ее в этом отношении. Алекса лежала в ванной, чувствуя себя отрезанной от мира, и, пожалуй, наслаждаясь этим. Пресса никогда не нашла бы ее здесь. У нее нет никаких обязанностей. Люсиль и другие слуги предоставят все, что ей потребуется. До нее дошло, что в богатстве есть много выгод — хотя, конечно, она еще не была богатой.

Она услышала деликатный стук в дверь, затем голос Люсиль, пока та развешивала свежевыглаженную одежду и шелестела оберточной бумагой. Ей было бы легко, подумала она, привыкнуть к такому образу жизни. Внезапно Алекса испытала стыд, даже вину, за то что беспокоится, как выглядит…

И в то же время, когда она одевалась, а Люсиль крутилась поблизости, чтобы помочь, если потребуется, она не могла не заметить, что никогда не выглядела лучше.

Алекса надела на палец бриллиантовое кольцо — она считала его своим обручальным кольцом, расправила плечи и отправилась на встречу с семьей — со своей семьей.

Миссис Баннермэн сидела посреди гостиной. На ней было вечернее платье до щиколоток, с длинными рукавами, из серебристо-серого муара. Алекса, у которой на такие вещи глаз был наметан, сразу распознала модель Баленсиаги. Несмотря на свой возраст, Элинор Баннермэн не одевалась как старуха, но у нее хватало здравого смысла прикрыть то, что выставлять на показ не следовало. Длинные рукава скрывали ее руки и плечи, огромные браслеты отвлекали внимание от кистей, а бриллиантовое ожерелье в несколько нитей прятало добрую часть шеи и груди. На одни ее серьги семья из четырех человек могла безбедно существовать всю жизнь. И, хотя она не надела тиару, она сидела так прямо, что Алексе почти показалось, будто она видит ее на волнах превосходно причесанных серебряно-седых волосах, укладка которых, вероятно, заняла у горничных все время от полудня. Она пристально изучила Алексу с ног до головы, острые глаза схватывали каждую деталь без помощи очков.

— Подойдите и сядьте рядом, — сказала она. Вежливость ее голоса не скрывала того, что это приказ. — Выпьете что-нибудь?

— «Перье», благодарю вас.

— Вы не шокируете меня, если выпьете что-нибудь покрепче. Моя мать была трезвенницей. Я — нет.

— Я не боюсь вас шокировать. Я просто редко пью.

— Что ж, тогда все в порядке. Я не питаю к этому слабости, как вы понимаете. Мой бедный брат был рабом пьянства. Конечно, в то время от мужчин его класса ожидалось, что они должны предаваться неумеренным возлияниям, и он жил в соответствии с этим представлением. Счастлива сказать, что мой муж являл собой исключение. Сейчас, насколько я представляю, аналогичную роль играют наркотики. А вы принимаете наркотики?

Алекса была ошарашена. Миссис Баннермэн всегда выбирала лобовой подход.

— Нет. То есть я пробовала марихуану, но мне не понравилось, как она на меня действует. Поэтому я их не принимаю.

— Я не сую нос в чужие дела. Мне просто интересно. В наше время так много приходится слышать о наркотиках, но никто из тех, кого я знаю, их не принимает. Полагаю, Патнэм курит марихуану, учитывая богемный образ жизни, который он ведет. Он часто выглядит так, будто принял дозу, при тех редких случаях, что я его здесь вижу, но, может быть, у него такой вид просто из-за скуки. Если бы я спросила его, он бы, конечно, все отрицал. Вы не отрицаете. Я нахожу это интересным, хотя и не одобряю, разумеется.

— Не вижу смысла в том, чтобы лгать. В любом случае, в моем поколении, наверное, каждый пробовал наркотики, хотя бы раз, если вы считаете марихуану наркотиком.

— Не знаю, да или нет. Мой глупый внук Эммет поднял много шума, возглавив кампанию за то, чтобы «декриминализировать» марихуану — как я ненавижу эти новомодные слова! — но в наши дни Епископальная Церковь, кажется, стала прибежищем психопатов и радикалов. Я могу вам порассказать такие истории о епископе Олбани, что вы просто не поверите. Но, впрочем, я припоминаю, что вы лютеранка, а у меня есть впечатление, что Лютеранская Церковь еще сохраняет какие-то остатки здравого смысла. Но я отвлеклась… А, благодарю.

Алекса взяла свою минеральную воду с подноса дворецкого. Миссис Баннермэн изящно отпила из прекрасного старинного бокала.

— Я всегда выпиваю бокал шерри перед обедом и бокал вина после обеда. — Похоже, миссис Баннермэн относилась к питию как к обязанности, исполняемой с точностью. — Мы сможем пообедать спокойно, — продолжала она, — только втроем. Сесилия уехала в Нью-Йорк. Молодой мистер Букер — вы с ним знакомы — пригласил ее в театр. Или так она мне сказала. По правде говоря, с моей точки зрения, Сесилии не повредит немного поразвлечься.

Природная разговорчивость миссис Баннермэн, а также инстинкт гостеприимства, казалось, на время взяли верх над враждебностью, а может, она просто изголодалась по обществу, подумала Алекса. Кроме того, больше похоже было на то, что Сесилия уехала в город только для того, чтобы избежать встречи с ней. Миссис Баннермэн явно подумала о том же, поэтому добавила. — Возможно, к лучшему, что ее здесь нет. Учитывая ее отношение к вам.

— Я понимаю ее чувства.

— Не возьму в толк, как, — фыркнула миссис Баннермэн, возвращаясь к враждебности. Внезапно она уставилась на руку Алексы.

— Это кольцо Присциллы, — обвиняюще бросила она. — Оно принадлежало нашей семье в течение многих поколений.

— Мне подарил его Артур. Оно было его свадебным подарком.

Взгляд у миссис Баннермэн стал как у змеи перед броском. На миг Алекса решила, что старая леди попробует вернуть кольцо, но миссис Баннермэн сохранила власть над собой.

— Вы внесли в семью разлад и бесчестье, — сказала она с ледяным спокойствием, и это прозвучало гораздо страшнее, чем если бы она вышла из себя. — А теперь вы приходите с еще худшими известиями. В сравнении с этим факт, что вы носите кольцо, на которое не имеете права, вряд ли имеет значение. Давайте перейдем к делу. Что содержится в рапорте, скрыть который Артуру стоило стольких усилий? Джон вел машину, будучи пьян, и убил двух человек, равно, как и себя самого. Роберту еще повезло, что он выжил. Интересно, что может быть хуже этого?

— Гораздо хуже. — Алекса собрала всю свою храбрость. — Джон не вел машину.

Миссис Баннермэн отставила шерри и взглянула на Алексу.

— За рулем был Роберт. После катастрофы он поменялся с Джоном местами…

Миссис Баннермэн, казалось, не слушает. Ее лицо не выразило ни удивления, ни потрясения. Единственным признаком того, что она все слышит, было то, что ее щеки приобрели более багровый оттенок, чем создавали румяна. Она была в ярости, но на кого? Алекса приготовилась к атаке, однако ничего не случилось. Щеки миссис Баннермэн вновь сравнялись цветом с косметикой, и она подняла бокал недрогнувшей рукой.

— Роберт? — тихо спросила она.

Алекса кивнула.

— Вы уверены? Это документировано?

— Я могу показать вам рапорт по итогам следствия. Там все написано черным по белому. Не может быть никаких сомнений.